Норман Мейлер - Призрак Проститутки
— Будь осторожен во Флориде, — сказал мне отец.
В последующие две недели в Майами было тихо, но на калье Очо атмосфера была, бесспорно, мрачная: когда мы пили в наших дырах, раздавались шуточки насчет того, что сейчас в окно влетит сумка с зарядом. Ситуация напоминала мне жаркие летние дни в юности, когда часами в воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения и я был уверен, что ночью что-то произойдет, но ничего не происходило.
10 апреля 1963 года
Дорогой Гарри!
Я начинаю подозревать, что у Джека Кеннеди такие активные Альфа и Омега, что он не только склонен нащупывать пути в разных направлениях одновременно, но и предпочитает это делать. И, знаете, я подозреваю, что то же самое можно сказать и про Кастро. Мне в руки попал материал об этом человеке через одну организацию, которая снимала информацию с Джеймса Донована, только что вернувшегося из Гаваны, где он вел переговоры.
Миссия Донована состояла в том, чтобы добиться освобождения большого контингента американцев, содержащихся в кубинских тюрьмах. Когда Бобби попросил Донована взяться за это дело, тот сказал: «Господи Боже мой, я уже разломил хлеба и роздал рыб. Теперь вы хотите, чтобы я еще и прошел по водам».
Думается, именно благодаря этому ирландскому юмору Донован и ладит с Кастро. Это была вторая его поездка, и они с Кастро уже по-дружески общались друг с другом. Кастро даже взял Донована и его помощника Нолана в залив Свиней, где они пообедали на яхте и значительную часть дня занимались нырянием и рыбной ловлей. И все это время их охранял — вот это мне нравится! — русский торпедный катер.
Привожу часть их беседы, которую, думаю, вы найдете интересной. Хью она, безусловно, заинтересовала.
«В ноябре прошлого года, — сказал Донован, — когда я баллотировался в губернаторы штата Нью-Йорк, меня прокатили. Я начинаю думать, что более популярен здесь, чем там».
«Вы очень популярны здесь — это правда», — сказал Кастро.
«Почему вы не проведете свободные выборы? — спросил Донован. — Тогда я бы выставил свою кандидатуру против вашей. И мог бы быть избран».
«Именно поэтому, — сказал Кастро, — мы и не проводим свободные выборы».
Далее они перешли к серьезному разговору политического характера. Похоже, Бобби пытается заставить Госдепартамент снять ограничения с поездок на Кубу, — пытается, говорю я, потому что Джек предоставил решение этого вопроса Госдепартаменту и министерству юстиции, что вызывает досаду у Бобби.
«Нелепо, — говорит он, — преследовать американских студентов за то, что им захотелось взглянуть на кастровскую революцию. Что в этом плохого? Если б мне было двадцать два года, именно туда я хотел бы поехать». Во всяком случае, так Донован передал его слова Кастро.
Это высказывание, казалось, заинтересовало Фиделя.
«А это может как-то сказаться на будущей американской политике?» — спросил он.
«Ну, кое-какие двери могут приоткрыться, — сказал Донован. — Вот эмигрантов мы запечатали. С вашей точки зрения, вы можете назвать это позитивным моментом. Теперь очередь за вами: если вы выпустите американцев, сидящих у вас в тюрьмах, вы можете убрать с дороги большой камень, о который вы спотыкаетесь».
«Задам чисто гипотетический вопрос. Как, вы полагаете, могут быть восстановлены дипломатические связи?»
«О, — ответил Донован, — лишь тем способом, каким дикобразы занимаются любовью».
«Я слышал эту шутку, но не помню ответа. Как все-таки дикобразы занимаются любовью?»
«Видите ли, Фидель, дикобразы занимаются любовью крайне осторожно».
Кастро это очень позабавило, и, перед тем как расстаться, он заметил: «Если бы я мог создать на Кубе идеальное правительство, оно не держалось бы ориентации на Советский Союз».
«Вам следует предложить кое-что побольше, — сказал Донован. — Нужно какое-то соглашение о том, что Куба будет держаться политики „руки прочь от Центральной и Южной Америки“.»
На этом их разговор окончился, но немного спустя в ходе визита некий доктор Рене Вальехо, друг и врач Кастро, отвел Донована в сторонку.
«Фидель, — сказал Вальехо, — хочет углубить отношения, о которых вы оба говорили. Он считает, что путь для этого может быть найден. Однако мы должны вам сказать, что некоторые высокие правительственные чиновники-коммунисты безоговорочно возражают против такой идеи».
По возвращении, рассказывая о своей миссии, Донован охарактеризовал Кастро как «чрезвычайно умного, ловкого и сравнительно стабильного человека». Его помощник Нолан, докладывая через некоторое время Бобби Кеннеди, сказал, что с Фиделем «нетрудно иметь дело. Наше впечатление не совпадает с общепринятым мнением. Кастро никогда не говорит глупостей, никогда не напивается и не появляется в неопрятном виде».
«Как вы считаете, — спросил Бобби Нолана, — можем мы иметь дело с этим человеком?»
Вопрос был задан иронически — так Бобби обычно давал понять, что усвоил информацию для дальнейших размышлений. А Кастро, похоже, серьезно отнесся к возможности новых шагов к сближению. По совету Донована Лайза Ховард из Эй-би-си получила у Фиделя интервью на десять часов эфирного времени и вернулась с Кубы, боюсь, без ума от Кастро. Хотя она этого не признает, да и есть предел расспросам, когда человек перестает по доброй воле на них отвечать, тем не менее я подозреваю, что у нее был с ним роман.
Если вы спросите меня, как я умею пролезать в такую интимную сферу, не забудьте про мое умение делать выводы. Да, я присутствовала при том, когда с Лайзы снимали информацию. В скобках замечу, что Хью изыскал способ увеличить мне довольствие, которое уже не один год остается замороженным. В управлении меня отправили в бессрочный отпуск и быстро перевели на контракт как агента. То, что я должна отработать определенное количество дней, идеально меня устраивает: я могу работать от ста до двухсот дней в год и успевать больше, чем прежде, получать интересные задания плюс — и это главное при нашей нынешней договоренности — больше помогать Хью. Наша договоренность действует. Связным между мною и Хью во время снятия информации с Донована был Арни Розен, и когда я просмотрела запись, то решила пойти и на встречу с Лайзой Ховард.
Это блондинка, которая могла бы быть очень привлекательной и пользоваться вниманием мужчин, если бы не страдала тем, что я называю «опустошенностью сотрудника средств массовой информации». Все интервьюеры на телевидении словно выхолощены внутри — внешне такие приятные, а внутри — мертвые. Они не похожи на других людей. Это потому, что все время общаются с этими электронными механизмами? Или потому, что каждый день вынуждены взламывать барьеры человеческой сдержанности? У них начисто отсутствует лояльность животного к себе подобным. По-моему, нельзя отрицать, что большинство из нас корнями связаны с тем или иным животным. Вполне ведь можно сказать, что в тех или иных мужчинах или женщинах есть что-то львиное, медвежье, бычье, кошачье, оленячье, слоновье и так далее. Я перечислила все это, желая подчеркнуть следующую мысль: если бы животные могли говорить, представьте себе, до чего омерзительным было бы их телевидение, когда на экране воробьи интервьюировали бы горилл или же змеи беседовали с пуделями. Каким это было бы нарушением их внутренней имманентности, если бы они стали утверждать, что между всеми животными существуют неразрывные узы, позволяющие общаться на самые разные темы, независимо от того, как это затрагивает каждого. Такой подход, безусловно, лишил бы их индивидуальности. И вы не смогли бы отличить крокодилов от газелей. Ужас! Вот это, с моей точки зрения, и происходит с теми, кто ведет интервью по ТВ. Лайза Ховард умна, остра, она стремилась нам понравиться во время снятия информации и очень старалась донести до нас все, что говорит в пользу Кастро. Но внутри у нее — пустота. Знаете, чем больше я проникаюсь мыслью, что у Лайзы был с Фиделем роман, тем меньше питаю уважения к этому сказочному герою Фиделю. Мне пришло в голову, что у него, вероятно, вкус самого низкого пошиба, ну, вы знаете: «Я смуглый, а ты — американская блондинка, так что давай трах-трах!» Подобные люди никогда не смотрят в глубину, но ведь известно, что мерилом вульгарного подхода является суждение исключительно по внешности. «Это вас очень преуменьшает, мистер Кастро», — подумала я.
Так или иначе, у Лайзы Ховард есть более или менее солидный материал в плане политическом, и она пыталась быть объективной. Однако подробностей в его или ее высказываниях, из которых можно было бы извлечь пользу, — маловато. Многое дошло до нас уже переваренным, как мы ни старались выудить побольше деталей.
