Петр Пильский - Тайна и кровь
Он нервно заходил по комнате. Трофимов сидел в углу оттоманки и спокойно и удовлетворенно попыхивал трубкой.
— А расскажи, как ты собираешься у нас реквизировать машину, которой, кстати, у нас нет.
Я попросил Рейнгардта:
— Расскажите!..
— Да очень просто. Во-первых, я еду в гараж Смольного и просто покупаю машину. Разумеется, лучшую… Эх, жаль, — лучшую-то машину, манташевский Ройль-Ройс, забрал себе этот гусь Володарский. Но ничего. Отдаю ее, конечно, сюда. Получаю документ: «От реквизиции свободна»… Ну, а если мы увидим, что реквизиция все-таки угрожает — очень просто: я, как начальник петроградского Особого отдела, сам же первый ее и реквизирую…
Трофимов перебил его:
— Нет, батенька, у нас никто ее, кроме тебя, не посмеет даже тронуть за ступеньку, а не то что…
Он быстро поднялся, подошел к полевому телефону, поднял трубку.
Я с недоумением смотрел на него, на Рейнгардта, на телефон.
Трофимов обернулся ко мне:
— Сейчас увидите.
В трубку он произнес одно слово:
— Бегом!
Он подал ключ Рейнгардту:
— Открой ворота.
— Смотрите на часы! — сказал он.
Шутя я спросил:
— Почему вы меня в ту ночь, когда мы напали на вагон, называли на «ты» — теперь на «вы»?
Трофимов ответил:
— Там была служба… А впрочем, да будет навсегда между нами верное, товарищеское «ты».
Мы поцеловались.
И в ту же минуту с винтовками наперевес, с ручными гранатами в комнату ворвались возбужденные, запыхавшиеся люди.
Вся квартира наполнилась стуком, грохотом, криками.
— Где? Ложись! Руки вверх! Смирно!
Закинув руки назад, опустив голову, с выражением глубокого удовлетворения на спокойном лице, торжественный и гордый Трофимов стоял в углу.
Ворвавшиеся люди сразу остановились.
— Молодцы! — бросил Трофимов.
И в ответ на эту похвалу по комнате громко пронеслось молодое и звонкое:
— Рады стараться!
Трофимов обошел этих юных, преданных друзей, этих верных членов нашей организации, пожимая каждому руку, и во всем — в выражении счастья на их лицах, в этих стройных фигурах, в этих сильных телах — я прочел еще раз готовность умереть и самое великое счастье человека пожертвовать собой и жить смело.
Они ушли, и вся душа моя наполнилась тоже бодростью, молодостью и счастьем.
— С такими не пропадем, — сказал Трофимов, протягивая мне руку, и эту руку я пожал, как друг, солдат и брат.
— Да, мы не пропадем, — повторил я со всей силой моей веры.
Трофимов задержал мою руку в своей.
— Но кровь еще прольется, — сказал он. — И много крови!..
XXX. Встреча
Это была странная встреча, это был непостижимый день, это был ласковый вечер, это была страшная ночь.
Змеиная подозрительность, ошеломление, потрясенный дух, раскаяние и жалость, заплакавшее сердце, разбуженные воспоминания, огонь крови, стыд и ужас слились, сплелись, закружились, раскрыли черную бездну тоски, любви, безнадежности и прощения.
В то утро я шел по Разъезжей, направляясь к Пяти Углам. Я ни о чем не думал. Машинально несли меня ноги, и настроение было безразличное, будто каждую минуту я выходил из одной пустоты и входил в другую.
Опустив голову, закинув руки назад, я шагал по серым камням тротуара. Странно! Я не испытывал никаких опасений, не нес внутри себя никакого страха, я не ждал ничего нового и не предвидел никаких потрясений.
Все казалось ровным, гладким, умершим или умирающим.
Одна-единственная мысль, сосредоточенная и властная, захватила меня всего, и она была тоже об одном: о судьбе нашего дела, опасностях, окружавших организацию, риске этого предприятия и о будущем России.
Но личная жизнь казалась конченной. Ни любви, ни женщин, ни теплоты домашнего уюта я давно не знал, их не было — их не будет! Мое одиночество было холодно, мужественно и сурово.
— Что ж, — говорил я сам себе, — это монашество на миру имеет свою красоту, как тихий подвиг, как отрешение от жизни и ее соблазнов.
Думал ли я тогда, смел ли предполагать, мог ли вообразить, что мой покой, мое безразличие будут сломлены и развеяны так внезапно, нежданно и молниеносно!
Я вздрогнул. Женские руки мягко и ласково опустились на мою руку, знакомый звонкий голос быстро заговорил:
— Не прогоняйте меня! Я так хотела вас видеть. Я искала вас. Мне вы нужны, как мое последнее избавление… В моем сердце к вам нет никакой злобы. Я все поняла, все простила и забыла.
Я невольно отшатнулся… Мария Диаман!
Она стояла предо мной, все так же в черном, два брильянта сверкали и переливались в ее маленьких ушах. Слегка похудевшее, чуть-чуть побледневшее лицо было по-прежнему красиво — только теперь его черты стали еще тоньше.
— Не уходите от меня!.. Я ничего не прошу у вас… Мне нужно, чтоб вы меня выслушали… Больше ничего!.. Я измучена, я устала и истерзана.
На минуту я растерялся. Я чувствовал, как борюсь с моей нерешительностью. Эта встреча застала меня врасплох.
— Я не понимаю, что вам нужно от меня. Зачем вы меня искали? Между нами — пропасть! Между нами стоит кровавый призрак…
— Никакого призрака!.. Поймите меня…
Мы шли рядом. Не мог же я бежать от этой женщины на улице, будто преследуемый и спасающийся… от чего?
Мария Диаман продолжала:
— Я хочу только одного часа беседы… Ничего другого…
— Нам не о чем говорить.
— Я нуждаюсь в ваших советах.
— Моих? Советах?
— Да, да… Именно в ваших! Никто другой мне не может помочь…
— Но в чем?
— Ах, как неудобно обо всем этом рассказывать на улице… Но пусть… Я хочу уйти…
— Куда?
— Уйти совсем… Перейти границу… Я совершенно изнемогла…
— Что же вы от меня хотите?
— Указаний… Вы один можете мне посоветовать, как бежать…
— Куда?
— В Финляндию!..
На минуту в моем мозгу вспыхнуло злое подозрение:
— Ловушка!.. Она хочет узнать сеть наших агентов.
Мысль зажглась и погасла.
Не смешно ли? Чего я испугался? Какая сеть? Где наши агенты? Все давно разрушено и погибло.
Ее голос звучал искренне и грустно. В нем слышалась боль. Я взглянул на Марию Диаман. Предо мной была загнанная, растерявшаяся, умоляющая женщина:
— Вы не можете себе представить, как все мне надоело… Эта грязь… Эта грубость… Эти наглые люди… Эта охота за мной… Эти гнусные предложения… О о-о! если б вы все знали!.. Помогите!..
Я почувствовал, что уступаю. Такой мольбе нельзя отказать. Когда женщина просит ее спасти, разве можно оттолкнуть?
Я сразу представил себе, как ее преследуют, оскорбляют, как она беззащитна и слаба.
Я сказал:
— Мне хочется быть с вами откровенным до конца… Даже теперь, после всего, что произошло, мы можем с вами говорить прямо, точно и честно. Вы понимаете, как вы виноваты…
— Да, конечно… Все-таки не так, как вы думаете… Я совсем — не зверь, я — не предательница… И уж, конечно, я не за них… Даю вам честное слово: я с вами искренна. Я хочу бежать из этого ада… Клянусь вам, это — не простые слова.
— Вы идете на рискованное дело… Это не так легко.
— Я знаю.
— Вы можете кончить очень плохо.
— Пусть!..
— Вас могут поймать на границе, и тогда…
— Все равно.
— Вас могут убить.
— Я ничего не боюсь… Мне все надоело… Лучше смерть, чем такая жизнь. Я разбита.
— Но что ж я вам могу посоветовать?
— Я не знаю… Скажите, где перейти, как добраться… Вам это известно лучше, чем кому-нибудь… Вы переходили границу…
— Да… конечно… но все это было…
— Ради Бога, ради всего, что есть для вас святого в жизни, научите!
Я остановился. Остановилась и она.
Мы были на Троицкой. Пред нами, напротив, высился дом гр. Толстого. Кажется, это — № 15.
— Ну что ж, хорошо… Но где же мне вам все это объяснять? Ведь не на улице же.
— Где хотите… Как вы скажете, так и будет.
Я стоял и думал: куда идти? Мария Диаман равнодушно шептала:
— Как хотите, куда хотите… Как скажете, так и будет.
Я быстро соображал:
— К Кириллу? Невозможно! Этот вытолкнет, а может быть, и убьет… Не к Трофимову же… Не хватало этого!
— К Жене?
К Жене! Но она встретит меня, как врага, неприступная в своем холодном презрении к убийце любимого человека. Да, любимого, в этом у меня не было теперь никаких сомнений.
— Но куда же?
Будто угадав мои мысли, эту причину моей растерянности, Мария Диаман робко предложила:
— Может быть, ко мне?
— К ва-ам? Но вы шутите.
— Нет, я не шучу… Вам нечего бояться… Во-первых, за мной никто не следит. Во-вторых, прежнего швейцара нет. Вас никто не знает. Мы пройдем в полной безопасности… Поверьте мне.
Я пожал плечами. Не все ли равно? Кроме того, если я поверил ее искренности, — а в эту минуту я верил, — то почему я должен ждать западни у нее на квартире? Ведь она сама предлагает назначить место по моему собственному выбору.
