Елизавета Берестова - Корона клинков
Толстяк оглядел седенького старикашку в аккуратно залатанном халате и старомодных туфлях.
— Иди отсюда, отец, ступай своей дорогой, — сказал он, угрожающе наступая на недовольного, — двигай с миром, поглядел, дай другим поглядеть.
При этом он старался оттереть Торки подальше.
— Видали? — обратился торговец к мгновенно обступившей их толпе, — нагляделся на зверя невиданного и ещё не доволен! Небось, свои денежки назад заполучить захотел. Дармовщинка, она вон какая сладкая! Ну уж нет! Вали отседова старый хрыч, убирайся, пока мой плечистые помощники не начистили твою постную рожу.
Стерпеть подобное оскорбление было выше сил фавна. Он уже начал засучивать широкий рукав халата, чтобы ловчее треснуть по нахальной лоснящейся роже, когда заметил паренька, тянувшего шею, чтобы не пропустить драку. Сердце Торки стукнуло: наконец-то! Наконец-то ему повезло. Тот, кого они разыскивали, топтался среди зевак.
Мальчишка оказался высоким, но ладным и гибким. В толпе он выделялся светлыми, выгоревшими на солнце, волосами. Мордаха загорелая и грязноватая, но глаза! Они не оставляли места для сомнений: большие, миндалевидные, синие такой глубокой синевой, что издалека казались почти темными. Если добавить к этому портрету правильные черты лица и заострённые уши, сходства с Брэком не заметил бы только слепой.
Видя замешательство противника, торговец подтолкнул его своим животом и прошептал:
— Возьми свои медяки, крохобор, и отваливай. Мне скандал ни к чему. Ишь, умник выискался.
Фавн даже не взглянул на монеты, зажатые в пухлой ладони, и скрылся за ближайшим прилавком. В его голове зрел замечательный план. Он проследит за предполагаемым принцем, а в подходящий момент станет Антонием (благо умерший травник так и стоял у него перед глазами). Этот простой до примитивности ход сразу решит все проблемы!
Мальчик не стал тратить деньги на кикимора. Он побродил по рынку, сгрыз горсть солёных орешков и не спеша направился прочь. Торки семенил следом на безопасном расстоянии, зорко высматривая удобное местечко для преображения.
Мальчишка тем временем спокойно шёл, засунув руки в карманы широких холщовых штанов, какие обыкновенно носят крестьяне. Он свернул в переулок и устремился к хлебной лавке, над входом в которую красовалась нагретая солнцем жестяная ватрушка.
Торки нырнул в арку, где местное население беззастенчиво справляло большую и малую нужду, и, морща нос, перевоплотился в Антония. Облик философа, не смотря, что фавн видел его один раз и после смерти, удался на славу вплоть до разбитых сандалий и старенького голубого хитона.
Когда фавн в виде друга детства своего хозяина выворачивал из арки, предполагаемый принц уже стоял возле хлебной лавки, задумчиво отщипывая кусочки от румяного большого каравая. Он увидел спешащего к нему Торки, и лицо мальчика озарилось необыкновенной радостью, которая буквально выплёскивалась из счастливых глаз.
— Дед! — заорал он, — дед, как ты нашёл меня? Знаешь, когда я увидел твою шляпу в окошке, здорово перепугался.
— Мальчик мой, — загудел Торки неожиданно низким и звучным голосом. Ему казалось, что Антоний должен был разговаривать именно так. — Долгие годы я был вынужден скрывать от тебя страшную тайну, но сейчас пришло время узнать тебе правду.
Тирада произвела на Аэция (а в том, что перед фавном стоял именно он, сомневаться не приходилось) странное впечатление: радость мгновенно испарилась с лица, а на её место стала вползать тревога.
— Вы не мой дед, — сказал он негромко. — Кто вы, и что вам от меня надо?
Принц оглянулся и отступил на шаг. Торки испугался, что мальчишка сейчас сбежит, и проворно схватил его за худое предплечье.
— Не бойся, я всё объясню, — проговорил фавн своим нормальным голосом.
— Ага, — кивнул пленник и вдруг что было силы швырнул каравай в лицо лжеантония. Фавн, не ожидавший подобного демарша, на секунду ослабил хватку. Мальчишка вывернулся с ловкостью горностая и бросился наутёк.
— Стой! Куда? — заорал Торки, осознав, что преследовать беглеца в немощном теле старого травника просто бесполезно.
Из лавки вышел хозяин, видимо он услышал шум.
— Я всё видел, уважаемый, почто к отроку приставать решил? За локоть хватать? Он тебе ничего плохого не сделал, вот и ты к нему не лезь. Ступай своей дорогой, пока я стражников не позвал. У нас в городе не любят, когда старые козлы, навроде тебя, на подростков засматриваются, понял, да?
Торки пробормотал что-то дотошному владельцу жестяной ватрушки и поспешил вслед за исчезнувшим за углом принцем. На смежной унылой и узкой улочке не было, конечно, никого, если не принимать во внимание кур, деловито раскапывающих кучки лошадиного навоза. Улица ветвилась, и догадаться, по какому именно кривому переулку побежал Аэций, не было ни малейшего шанса.
Фавн возвращался в заброшенный оливковый сад с тяжестью на сердце. Ещё бы! Промах за промахом. Конечно, превращение в травника оказалось не самой удачной идеей, а уж упустил он принца и вовсе как самый последний лопух. Но если бы все прошло гладко, сколько бы проблем решилось одним махом.
***
«И все-таки у коменданта порта чертовки неудобный письменный стол, — думал Осокорь, — и стул тоже неудобный». Он чувствовал себя страшно усталым. Спал плохо, жара и которые сутки пустоты. То есть они, сутки эти, были до отказа заполнены разными делами, но дела никак не приводили к главному: поимке Брэка и розыску мальчишки, который теперь обрёл имя Аэций. Паршивое имя в паршивой ситуации. Легат потёр шею. Эх, сейчас бы в баню, попотеть немного в парильне, а потом погрузится в прохладную воду бассейна. А приходиться сидеть в духоте проклятого кабинета. В бане наверняка отступила бы эта омерзительная тупая головная боль, что мучила его в последнее время.
В дверь деликатно постучали. Пришёл уже знакомый адъютант, что столь неосторожно раскрыл инкогнито Осокоря на пристани. Он шагнул ровно на два шага, выбросил руку отрепетировано чётким жестом и гаркнул приветствие.
— Вольно, — небрежно отмахнулся усталый мужчина за столом, — что у вас? И умоляю, не кричите, и так голова раскалывается.
— Есть не кричать, — немного понизил голос парень, — к вам, экселенц, господин Петрокл с докладом.
— Пусть войдёт. — Осокорь поморщился, головная боль и не думала проходить. Она перетекла от затылка к глазницам и теперь пульсировала там в ритме ударов сердца. — Проклятое полнокровие! — выругался про себя легат, как не хочется опять идти к лекарю отворять кровь. Нет, пора прекращать ночные скачки, работу сутками напролёт и выматывающее душу волнение. Добром это не кончится. Он выпил воды, но облегчения не наступило.
В кабинет строевым шагом вошёл Петрокл, но не один. Его сопровождали прокуратор и толстый комендант. Прокуратор по привычке было направился к столу, но споткнувшись взглядом об Осокоря, занял стул. Медузий же уселся на своё обычное место сбоку.
— Разрешите приступить к докладу? — пробасил Петрокл, держа наготове деревянный планшет с какими-то документами.
— Валяйте.
— Согласно вашим распоряжениям круглосуточное патрулирование улиц Осэны осуществляется силами четырнадцатой и пятнадцатой центурий в количестве ста расчётов. Каждому расчёту придано дополнительное усиление. — Говорящий выдержал паузу, надеясь, что столичный гость заинтересуется его инициативой. Но человек за столом молчал. Тогда докладчик весомо продолжил: — каждому расчёту прикреплён представитель городской стажи в количестве одного бойца, а также мною были задействованы силы ночных сторожей.
Осокорь хотел было высказать дурню-Петроклу развёрнутое мнение о нём и его матери, но пожалев собственный нервы, сдержался.
— В ходе прочёсывания постоялых дворов и гостиниц обнаружилось место дислокации упомянутого Меллорна, — продолжал начальник стажи с довольной миной, он явно собирался докладывать о собственных успехах от меньшего к большему. — Эльф со слугой мужеского пола занимает номер в гостинице «Счастливый рыбак».
— Он там? — мгновенно напрягся Осокорь.
— Никак нет, экселенц.
— Так где он?
— Не могу знать, экселенц! За гостиницей осуществляется круглосуточное наблюдение, а соседних номерах устроена засада.
— И как? — с отчётливым сарказмом в голосе поинтересовался легат.
— Ожидаем.
— Чего, позвольте узнать? У моря погоды?
— Меллорна, господин легат, — ответил Петрокл, удивляясь, до чего же несообразительные люди руководят Лирийской империей. — Он рано или поздно придёт в гостиницу за своими вещами.
— Вы серьёзно так полагаете? — большие карие глаза мужчины за столом недобро сверкнули.
— А то как же. Одёжа там богатая осталась, сундуки дорожные. Только дурак не станет возвращаться за своим добром.
