Стивен Хантер - Испанский гамбит
– Комрад Левина, комрад.
– Итак, комрад Левина, мне требуется срочно обсудить с комиссаром Глазановым происшествие с Левицким. Это вам не шутки, комрад Левина. Я имею самые недвусмысленные указания. На меня самого оказывает давление Москва. И мне не хотелось бы посылать секретарю Центрального комитета сообщение о том, что наши представители в Барселоне впали на испанский манер в саботаж и разгильдяйство. Склонен считать ваше…
– Комрад, извините, конечно. Но поймите и нас, пожалуйста. Мы упорно трудимся на своих постах. Но здесь, куда послала нас партия, есть очень серьезные проблемы.
– Поймите и вы в таком случае, что в других областях Испании наш курс проводится с большей партийной дисциплиной и контролем. Везде создаются лагеря для интернированных. Там отсутствуют троцкистские элементы, там не проводят попыток акций открытого неповиновения Генеральному секретарю; там анархиствующие молодчики не патрулируют улицы, а оппозиция не издает свои газеты. Москва следит за тем, что вы устроили тут, в Барселоне. У нас имеются надежные источники. Мы не удивлены тем, что вы упустили Левицкого.
– Но, комрад, ведь есть же и местные трудности. Тут другая ситуация. Именно здесь, на пороге нового мира…
– Здесь не ситуация другая, а персонал другой.
– Комрад, уверяю вас, мы держим Барселону под контролем. Проводим аресты. Даже сейчас, комиссар Глазанов…
– Впервые отправился арестовывать кого-то.
– Нет, что вы. Извините, комрад, вы не правы. Мы упорно трудимся в этом направлении. Комиссар работает дни и ночи. Ночь за ночью. Вот посмотрите, комрад Максимов. Я докажу вам. Сюда, пожалуйста.
Она схватила со стола ключ и почти бегом направилась в личный кабинет Глазанова.
– Идемте, я покажу вам наши материалы.
Ленни Минк следил за тем, как жирный человечек, нервничая, то выставляет портфель перед собой, то заводит его за спину. Поминутно справляется о времени. Его явно снедала тревога. Ленни ощущал исходящий от него запах страха. Было пять минут восьмого.
«Давай же, Teuful, приходи. Ты же сдохнешь тут в Испании без документов. Без них тебя расстреляет первый же встречный отряд штурмовиков. Ну иди же, старый дятел, иди ко мне. Здесь твоя единственная надежда. Именно сейчас, когда площадь запружена народом, а солдаты маршируют по улицам, когда ты надеешься, что будешь в безопасности».
И вдруг высоко в воздухе раздался громкий хлопок.
Ленни, вздрогнув от неожиданности, оглянулся. И снова – хлоп, хлоп, хлоп. Он стрельнул взглядом в Игенко: толстяк, на грани паники среди застывшей в непонимании толпы, был уже таким красным, будто…
Фейерверк. В вечернем небе вспыхивали, повисали на мгновение в воздухе, а потом плыли вниз и гасли десятки маленьких красных солнц, заливая окружающее розовым светом. Торжественные звуки музыки гремели и гремели в этом странном спектакле – играли «Интернационал».
– Начальник, – послышался голос Угарте.
– Заткнись, – рявкнул Ленни и снова поспешил глянуть на Игенко, боясь, что тот успел удрать.
Нет, он стоял на прежнем месте.
Солдаты. Какой-то отряд милиции, должно быть, отправлялся на фронт. Игенко застыл на окрасившейся розовым цветом улице, а два людских потока обтекали его с обеих сторон и лились вниз по Рамбле. Но вот толпа хлынула к нему, захватила и против его воли понесла с собой в этом человеческом прибое.
– С-сукин сын, – выругался Ленни, видя, как объект исчезает из поля зрения. Можно подумать, что этот черт Левицкий подстроил такую штуку.
Он перепрыгнул через прилавок и длинными торопливыми шагами, почти бегом, бросился сквозь толпу. Кто-то изумленно уступил ему дорогу, кого-то он отшвырнул в сторону, сбил с ног какую-то женщину.
Его схватили за руку.
– Эй, комрад!
– СВР! – гаркнул он, и спрашивавший мгновенно испарился.
Ленни выхватил из кармана комбинезона пистолет и стал им прокладывать себе дорогу. Он не допускал даже мысли о неудаче. Гнев переполнял его.
Куда мог деться толстяк?
Да вот же он.
Ленни глянул поверх толпы, устремившейся за строем солдат, и успел заметить Игенко. Тот как раз нырнул в проезд театральной арки, а там, в лабиринте узких старых переулков Баррьо Чино, он легко мог потеряться.
Ленни бросился через дорогу, расталкивая солдат.
До него доносились их сердитые окрики.
– Может, лучше отправишься воевать, комрад, раз такой неугомонный?
– Тебе бы с нами фашистов бить, браток.
– Не терпится? Давай с нами, наш ПОУМ нуждается в таких быстрых.
Но Ленни торопился и торопился вперед. Вот он уже на противоположной стороне, тоже ныряет в театральную арку и мчится по кривым улочкам. Дома будто смыкались над его головой, улица разветвлялась снова и снова и петляла, образуя паутину темных, замусоренных проходов. Он остановился, едва переводя дух. Иллюминации здесь не было и в помине, но все пространство щедро освещалось красными фонарями, горевшими у дверей.
Тут-то он и нашел Игенко. На мгновение увидел впереди себя контуры тяжелого тела, семенящую походку человека, спешащего вперед, не помня себя от страха. Ленни даже не остановился, чтобы приглядеться получше, он знал, что оказался в нужном месте в нужную минуту.
Схватил он его прямо посреди красного пятна света.
– Иваныч? – Толстяк обернулся, надежда на миг осветила его лицо.
Но когда он увидел Ленни, ужас исказил его черты.
– Свинья, – прошипел Ленни и двинул рукояткой пистолета в жирный подбородок.
Игенко бесформенной кучей рухнул к его ногам.
– Эй! Ты что это тут делаешь, комрад?
Ленни оглянулся: к нему подходил патруль анархистов. Снятые с плеча и нацеленные на него винтовки.
– СВР, – привычно брякнул он.
– К чертям твой СВР, – заревел первый. – Ты, русская свинья, держись лучше подальше от…
Ленни выхватил свой «ТТ», передернул затвор и произнес на английском:
– Сделаешь еще шаг, грязное отродье, и ты – труп.
Игенко рыдал.
Угарте уже стоял рядом, тоже с пистолетом в руке. Подбежал еще один, потом Спешнев, потом еще кто-то. Наконец появился Глазанов. Патруль счел за лучшее отступить.
– Что вы мне ерунду всякую показываете, – презрительно говорил Левицкий. – Список каких-то имен. Это ни о чем не говорит.
Лицо женщины омрачились.
– Заверяю вас, товарищ Максимов, каждое имя в этом списке принадлежит врагу Испании и каждый из них был разоблачен товарищем Глазановым. Мы уже вплотную подходим к…
– Вы тычете мне этот список и заявляете, что совершили здесь революцию. А тем временем оппозиционные газетки поливают бранью нашего Генерального секретаря, клевещут на него. Вооруженные негодяи слоняются по улицам, распивают вино и потешаются над нами.
– Тогда взгляните сюда, – решительно сказала женщина, выдвигая ящик. – Смотрите! Видите? Это не просто список! Это жизни наших врагов!
И она вынула из ящика вализу дипкурьера.
– Все это паспорта, отобранные при аресте. С ближайшей же диппочтой мы вышлем их в Москву. Наши агенты смогут воспользоваться ими, чтобы проникнуть в страны Запада. Их хватит на годы вперед. Смотрите, и вы сами все поймете.
И она протянула холщовую сумку Левицкому, который быстро распахнул ее. Паспорта и множество самых разнообразных документов: официальные бумаги, справки с места работы, конфискованные удостоверения личности; все это были останки неких Томаса В., и Карлоса М., и Владимира Н. – немые свидетельства тайной неустанной борьбы Глазанова против оппозиции.
– Ну-у, тогда другое дело. Это производит впечатление. Однако нельзя с ходу делать выводы.
– Ознакомьтесь с ними, товарищ. Они говорят сами за себя. Мы без устали трудимся на своих постах. Среди нас нет изменников. Товарищ Глазанов – ценный, преданный делу специалист. Он старается выполнить задание партии, даже забывая, что такое усталость.
Левицкий внимательно изучал добычу.
В этот момент за окном раздался оглушительный треск, и весь кабинет озарился розовым сиянием. Затем еще один хлопок, за ним третий. Они выглянули в окно – ночное небо сияло звездами и лентами фейерверка, затмившего даже свет луны.
– Парад, – объяснила женщина. – Люди отправляются на фронт. Но мы тоже ведем сражения, товарищ. Мы тут не интересуемся парадами.
Левицкий подумал, что, наверное, эта глупая телка влюблена в Глазанова. Нашел себе подругу, нечего сказать. Спит с ней, наверное, каждую ночь.
– Скажу, что дело требует более серьезного рассмотрения. Сейчас я возвращаюсь к себе в отель «Колумб». Передайте Глазанову, пусть ждет меня завтра утром в девять. Ровно. Для него было бы лучше, если бы при нем находился Левицкий. А я тем временем изучу предоставленную вами документацию и разберусь в вашей ситуации и трудностях, стоящих перед товарищем Глазановым.
