Джон Карре - Шпион, вернувшийся с холода. Война в Зазеркалье. В одном немецком городке
Тот кивнул и поднялся.
— Прощайте, — сказал он Лимасу. — И удачи вам! — Устало улыбнувшись, он кивнул Фидлеру и пошел к двери. Уже взявшись за ручку, обернулся и повторил:
— Удачи вам.
Казалось, он ждет каких-то прощальных слов от Лимаса, но тот словно не слышал его. Смертельно побледнев, он опустил руки вдоль тела, но при этом выставил большие пальцы вперед, будто готовясь к драке. Петерс застыл у двери.
— Мне следовало помнить, — начал Лимас со странной смесью истерики и гнева, — следовало бы знать, что у тебя, Фидлер, никогда не хватит смелости выгребать дерьмо собственными руками. Это ведь так типично для вашей ублюдочной полустраны и для вашей ублюдочной разведки — дерьмо за вами выгребает добрый дядюшка. Да и какая вы страна, какое у вас, к черту, правительство — третьесортная диктатура политических неврастеников. Ублюдок, садист! — указывая пальцем на Фидлера, заорал Лимас. — Я тебя знаю, это на тебя похоже! Ты ведь всю войну проторчал в Канаде? Неплохое местечко, чтобы спокойно отсидеться. Держу пари, что ты прятал голову к мамочке под юбку, как только над вами пролетал самолет. Ну, и кем ты стал теперь? Вонючая шестерка на подхвате у Мундта! Да еще двадцать две русские дивизии, чтобы вы не дергались. Ладно, мне жаль тебя, Фидлер, проснешься однажды утром — а русские ушли. Тут уж с тобой разделаются — не спасет тебя ни мамочка, ни добрый русский дядюшка. И поделом тебе!
Фидлер пожал плечами.
— Знаете, Лимас, вам лучше рассматривать это как визит к зубному врачу. Чем быстрей все будет сделано, тем скорее вы отправитесь домой. Поешьте и ложитесь спать.
— Вы прекрасно знаете, что мне нельзя домой. Вы сами об этом позаботились. Растрезвонили обо мне по всей Англии — вы, вы оба. Вы прекрасно знаете, что если бы это зависело от меня, я никогда бы сюда не приехал.
Фидлер опустил глаза. У него были тонкие, длинные пальцы.
— Едва ли стоит сейчас заниматься философствованием, — сказал он. — По-моему, вам пока не на что жаловаться. Наша работа — и ваша, и моя — строится на принципах теории, гласящей, что общее куда важнее индивидуального. Вот почему для коммунистов секретная служба — это орудие в борьбе, и вот почему разведка в вашей стране так старательно прикрывается pudeur anglaise. Эксплуатацию отдельного человека можно оправдать только интересами коллектива, не так ли? Ваше негодование кажется несколько смешным. Мы здесь не для того, чтобы препираться о моральном кодексе добропорядочного англичанина. Кстати говоря, — добавил он вкрадчиво, — ваше собственное поведение, если взглянуть на него с пуританской точки зрения, тоже не отличалось особой безупречностью.
Лимас глядел на него с нескрываемым отвращением.
— Знаю я ваш расклад. Ты ведь у Мундта на побегушках, верно? Говорят, ты метишь на его место. Думаю, теперь ты его получишь. Всесилие Мундта подходит к концу. Начинается твое.
— Не понимаю, — возразил Фидлер.
— Ведь я — твое достижение, разве не так? — хмыкнул Лимас.
Фидлер на мгновение задумался, а потом пожал плечами и сказал:
— Операция проведена успешно. Теперь вопрос в том, многого ли вы стоите. Но операция была удачной. Она отвечает главному требованию нашей профессии: она сработала.
— Полагаю, что честь ее проведения вы припишете себе, — сказал Лимас, бросив взгляд на Петерса.
— Дело не в том, кто себе ее припишет, — возразил Фидлер, — вовсе не в этом. — Он уселся на подлокотник дивана и задумчиво поглядел на Лимаса. — Но один повод для негодования у вас все же есть. Кто сообщил вашей разведке о нашем соглашении? Мы этого не делали. Можете мне не верить, но это правда. Мы не сообщали. Нам вовсе не хотелось, чтобы они об этом знали. У нас были свои планы насчет дальнейшего сотрудничества с вами — планы, которые теперь выглядят просто смешными. Итак, кто же сообщил им? Вы — отрезанный ломоть, вы катились по наклонной плоскости, у вас не было ни жилья, ни друзей, ни связей. Как же, черт побери, они пронюхали о вашем исчезновении? Кто-то сообщил им — едва ли Эш или Кифер, поскольку они арестованы.
— Арестованы?
— Так нам кажется. Не обязательно за участие в вашем деле, были ведь и другие…
— Понятно, понятно.
— Я говорю вам сейчас все как есть. Нам хватило бы подробного отчета Петерса из Голландии. Вы получили бы свои деньги и могли бы уехать. Но вы не рассказали всего, что знаете, а мне нужно знать все. Да кстати, ваше присутствие здесь — это для нас лишние хлопоты.
— Да уж, вы совершили промах. Мне, черт побери, известно все на свете, так что милости просим.
Воцарилось молчание. Тем временем Петерс, сухо и отнюдь не дружелюбно кивнув Фидлеру, тихо вышел из комнаты. Фидлер взял бутылку виски и плеснул в оба стакана.
— Увы, наверное, нет содовой, — сказал он. — Хотите с водой? Я велел принести содовую, а они притащили какой-то вонючий лимонад.
— Да идите вы к черту, — сказал Лимас. Он вдруг почувствовал жуткую усталость. Фидлер покачал головой.
— Вы гордец, Лимас, — сказал он. — Но ничего страшного. Поешьте и ложитесь спать.
В комнату вошел охранник с подносом, уставленным тарелками — сосиски, зеленый салат, черный хлеб.
— Грубовато, но сытно, — сказал Фидлер. — К сожалению, без картошки. У нас временные перебои с картофелем.
Они молча принялись за еду. Фидлер ел с предельной сосредоточенностью человека, подсчитывающего поглощаемое им количество калорий.
Охранники препроводили Лимаса в спальню. Чемодан нес он сам — тот чемодан, которым снабдил его Кифер перед отлетом из Англии. Он шагал между ними по широкому коридору, который вел от центрального входа в глубь дома. Они подошли к большой двустворчатой двери, один из охранников отпер ее и приказал Лимасу войти первым. Тот распахнул дверь и очутился в маленькой барачного типа комнате с двумя койками, креслом и чем-то вроде письменного стола. Все это походило на тюремную камеру. Стены были увешаны фотографиями девиц, но ставни на окнах закрыты. Поставив чемодан на пол, он пошел открыть вторую дверь. Помещение за нею было точной копией первого, но тут стояла только одна койка и на стенах не было фотографий.
— Тащите сюда вещи, — сказал Лимас. — Я устал.
Не раздеваясь, он улегся на постель и через несколько минут уже крепко спал.
Его разбудил охранник, принесший завтрак: черный хлеб и эрзац-кофе. Лимас поднялся и подошел к окну.
Дом стоял на холме, сразу под окном склон круто уходил вниз, но кроны высоких елей возвышались над вершиной холма. За ними удивительно симметрично тянулась в даль бесконечная череда холмов, поросших густым лесом. То тут, то там лесные овраги и пожары образовали узкие просветы, похожие на Ааронову тропу среди чудесным образом расступившегося моря деревьев. Нигде не было ни единого намека на человеческое жилье: ни дома, ни церкви, ни даже каких-нибудь развалин, только грязная желтая дорога, тонкой линией прочертившая долину. Ниоткуда не доносилось ни звука. Казалось невероятным, что такое огромное пространство может быть столь безмолвным. День был холодный, но ясный. Ночью, должно быть, шел дождь, почва была влажной, и весь ландшафт так четко вырисовывался на фоне белого неба, что Лимас различал даже отдельные деревья на самых дальних холмах.
Он неторопливо одевался, попивая противный кислый кофе. Когда он уже почти оделся и хотел было приняться за хлеб, в комнату вошел Фидлер.
— Доброе утро, — приветливо сказал он. — Пожалуйста, завтракайте.
Он присел на кровать. Лимас не мог не признать, что выдержки у него хватает. И дело не в смелости, с которой он вошел, ведь полицейские, конечно, находятся в соседней комнате. Но в повадке Фидлера были упорство и уверенность, которые Лимас заметил и поневоле оценил.
— Вы задали нам весьма интересную задачку, — сказал Фидлер.
— Я рассказал все, что знал.
— Куда там, — улыбнулся Фидлер. — Куда там, далеко не все. Вы рассказали нам то, что помните сознательно.
— Чертовски тонко подмечено, — пробормотал Лимас, отставляя в сторону тарелку и закуривая сигарету — последнюю.
— Позвольте задать вам один вопрос, — с преувеличенной вежливостью человека, предлагающего партию в шахматы, сказал Фидлер. — Что бы вы, как опытный сотрудник разведки, стали делать с той информацией, которую вы нам предоставили?
— С какой именно?
— Мой дорогой Лимас, вы сообщили нам только часть информации. Вы рассказали нам о Римеке. Вы рассказали об устройстве нашей берлинской организации, о служащих и агентах. Но это, если можно так выразиться, прошлогодний снег. Информация, конечно, точная. Хорошо прописанный задний план, занимательное чтение, то там, то тут второстепенные факты, то там, то тут мелкая рыбешка, которую мы можем выловить. Но, говоря откровенно, все это далеко не то, за что платят пятнадцать тысяч фунтов, во всяком случае, в разведке. И не по нынешним расценкам, — снова улыбнулся он.
