Джон Карре - Шпион, вернувшийся с холода. Война в Зазеркалье. В одном немецком городке
— Куда мы едем? — спросил он Петерса.
— Мы уже приехали. Германская Демократическая Республика. Вас тут ждут.
— Я думал, мы поедем дальше на восток.
— Мы и поедем. Но сперва проведем тут пару дней. Нам кажется, что немцам захочется поговорить с вами.
— Понятно.
— В конце концов, ваша деятельность протекала главным образом на немецкой земле. Я отправил им некоторые данные из полученной от вас информации.
— И они пожелали со мной встретиться?
— Им никогда не попадался человек вроде вас, человек, столь близко стоящий, так сказать, к первоисточнику. Мое начальство решило, что мы не можем отказать им во встрече с вами.
— А куда мы поедем потом? Из Германии?
— Дальше на восток.
— С кем из немцев мне предстоит говорить?
— Это имеет для вас какое-то значение?
— Не особенное. Просто я знаю по имени большинство сотрудников отдела. Вот и поинтересовался.
— Кого вы ожидали здесь встретить?
— Фидлера, — спокойно ответил Лимас. — Заместителя начальника разведки. Помощника Мундта. Все серьезные дознания проводит он. Порядочный сукин сын.
— Почему же?
— Жестокий ублюдок. Я о нем наслышан. Он поймал одного агента Петера Гийома и запытал его чуть ли не до смерти.
— Шпионаж — это вам не игра в крикет, — кисло заметил Петерс, после чего они оба погрузились в молчание.
«Значит, Фидлер», — подумал Лимас. Лимас в самом деле знал Фидлера. Знал по фотографиям в досье и по отчетам своих бывших подчиненных. Стройный, подтянутый человек, еще сравнительно молодой, с приятной внешностью. Темные волосы, яркие карие глаза. Интеллигент и дикарь, как говорили о нем Лимасу. Легкое, стремительное тело и цепкий пытливый ум. Человек, внешне лишенный личных амбиций, но не ведающий колебаний там, где речь шла о жизни других. В Отделе Фидлер был «белой вороной» — не участвовал в тамошних интригах, казалось, вполне довольствуясь второстепенной ролью в тени у Мундта и без всяких шансов на повышение. Его невозможно было отнести ни к одной из известных Цирку группировок: даже те, кто работал с ним в Отделе, не могли бы с уверенностью сказать, какое место он там занимает и какую имеет власть. Фидлер был одиночкой: его боялись, его не любили и ему не доверяли. Любые чувства он умело прятал под маской сокрушительного сарказма.
— На Фидлера мы и сделаем ставку, — сказал Контролер.
Они обедали втроем — Лимас, Контролер и Гийом — в мрачном маленьком доме в Саррей, где Контролер жил со своей женой в окружении резных индийских столиков с медными столешницами.
— Фидлер — это служка, который в один прекрасный день всадит нож в спину своему первосвященнику. Он единственный, кто может сравниться с Мундтом. — Тут Гийом утвердительно кивнул головой. — И ненавидит его всеми фибрами души. Фидлер, конечно же, еврей, а Мундт нечто совсем иное. Довольно взрывоопасное сочетание. Мы решили, — сказал он, имея в виду себя и Гийома, — вложить Фидлеру в руки оружие, которым он уничтожит Мундта. И вам, мой милый Лимас, предстоит подвигнуть его на это. Разумеется, косвенно, потому что вы с ним не встретитесь. По крайней мере мне хочется на это надеяться.
И все расхохотались, в том числе и Лимас. Тогда это казалось недурной шуткой, во всяком случае, для такого остряка, как Контролер.
Должно быть, уже перевалило за полночь. Некоторое время они ехали грунтовой дорогой. Наконец остановились, и мгновение спустя на дороге показалась ДКВ. Выйдя из машины, Лимас заметил, что в ДКВ было уже три пассажира. Двое вышли, а третий остался, проглядывая при свете лампочки какие-то бумаги — худощавая фигура, почти неразличимая в полутьме.
Они находились возле какой-то заброшенной конюшни, метрах в тридцати стоял дом. При свете фар Лимас разглядел низкое строение из бревен и побеленного кирпича. Луна светила так ярко, что на фоне бледного неба четко вырисовывались поросшие лесом вершины холмов. Они направились к дому. Петерс и Лимас впереди, двое других следом. Третий пассажир все еще оставался в машине.
У двери Петерс остановился, поджидая тех двоих. У одного в руках была связка ключей, и пока он возился с замками, его напарник стоял, руки в карманах, охраняя его.
— Да, с ними шутки плохи, — заметил Лимас. — А что они думают насчет того, кто я такой?
— Им платят не за то, чтобы они думали, — ответил Петерс и, обернувшись к ним, спросил по-немецки:
— Он идет с нами?
Немец, пожав плечами, поглядел в сторону машины.
— Придет. Но он любит ходить в одиночку.
Они вошли в дом, человек с ключами шел впереди. Внутреннее убранство напоминало охотничий домик, кое-где старый, кое-где подновленный. Тусклые лампы под потолком слабо освещали помещение. Во всем сквозила какая-то заброшенность и неуютность, словно тут бывали только от случая к случаю. На всем был налет казенщины: инструкции по противопожарной безопасности, канцелярская зелень стен, тяжелые пружинные замки, а в гостиной, довольно комфортабельной по сравнению с другими комнатами, тяжелая темная исцарапанная мебель и обязательные портреты советских вождей. Для Лимаса такие отступления от принципа анонимности были верным признаком постепенного сращения Отдела с бюрократией. Нечто подобное он замечал и в Цирке.
Петерс сел, а вслед за ним и Лимас. Они подождали минут десять, может, чуть больше, а затем Петерс обратился к одному из немцев, почтительно застывших у двери:
— Пойдите и скажите ему, что мы ждем. И принесите что-нибудь поесть. Мы голодны. — А когда тот уже собирался выйти, добавил:
— И виски! Пусть принесут виски и стаканы.
Немец пожал плечами и с явной неохотой вышел, не закрыв за собой двери.
— Вы уже тут бывали? — спросил Лимас.
— Да, несколько раз.
— По какому поводу?
— Вроде вашего. Не совсем, конечно, просто по делам службы.
— Вместе с Фидлером?
— Да.
— И каков он?
Петерс помедлил.
— Для еврея совсем недурен.
В этот момент Лимас обернулся на шум и увидев в проеме двери Фидлера. В одной руке он держал бутылку виски, в другой — стаканы и минералку. Рост примерно метр семьдесят. Темно-синий костюм с длинным не по фигуре однобортным пиджаком. Вид довольно холеный, глаза карие и блестящие. Смотрел Фидлер не на них, а на охранника у двери.
— Ступай прочь, — приказал он. В его немецком сквозил легкий саксонский выговор. — Ступай прочь и скажи напарнику, чтобы принес нам поесть.
— Я уже говорил ему, — вмешался Петерс. — Им уже было сказано. Но они и пальцем не шевельнули.
— Много о себе мнят, — сухо сказал Фидлер, переходя на английский. — Они полагают, что мы должны держать для этого прислугу.
Фидлер провел годы войны в Канаде. Лимас вспомнил об этом, услышав его английский. Родители Фидлера были евреи-эмигранты из Германии, убежденные марксисты, и в сорок шестом они вернулись на родину, исполненные решимости принять участие в построении сталинской Германии, чего бы им это ни стоило.
— Здравствуйте, — сказал он вскользь Лимасу. — Рад видеть вас.
— Здравствуйте, Фидлер.
— Вот и кончилось ваше странствие.
— Что вы имеете в виду, черт побери? — вскинулся Лимас.
— Прямо противоположное тому, что говорил вам Петерс. Никуда дальше вы не поедете. К сожалению, — с усмешкой добавил он.
Лимас резко обернулся к Петерсу.
— Это правда? — Голос его задрожал от ярости. — Это правда? Ну, выкладывайте!
Петерс кивнул.
— Да, правда. Я всего лишь посредник. Нам пришлось поступить так. Уж извините.
— Но почему же?
— Force majeure, — вмешался Фидлер. — Ваше первоначальное дознание происходило на Западе, а там только посольства в состоянии обеспечить связь такого рода, какая нужна нам. Но у ГДР нет посольств в странах Запада. Пока еще нет. Поэтому в посольствах наших союзников соответствующие отделы предоставляют нам средства связи и тому подобное — все, в чем нам до поры отказано.
— Сукин ты сын, — прошипел Лимас, — паршивый сукин сын! Ты знал, что я ни за что не отдамся в руки вашей поганой контрразведки, поэтому меня и обманули, так? Поэтому вы и обратились к русским?
— Мы воспользовались помощью советского посольства в Германии. А что нам оставалось делать? Но это была наша операция. И мы поступили вполне разумно. Кто же знал, что ваши любезные англичане так быстро по вас затоскуют?
— Кто знал? Когда вы сами натравили их на меня? Разве не так, Фидлер? Недурно подстроено!
«Постоянно давайте им понять, что не любите их, — говорил Контролер. — Тогда они вдвойне будут ценить то, что услышат от вас».
— Смехотворное предположение, — сухо сказал Фидлер и, поглядев на Петерса, добавил что-то по-русски.
Тот кивнул и поднялся.
— Прощайте, — сказал он Лимасу. — И удачи вам! — Устало улыбнувшись, он кивнул Фидлеру и пошел к двери. Уже взявшись за ручку, обернулся и повторил:
