Чингиз Абдуллаев - Шпионы, не вернувшиеся с холода
Без пятнадцати одиннадцать позвонил один из наблюдателей через Киев, сообщивший, что самолет из Парижа пошел на посадку. В одиннадцать ноль две он сел в Гэтвике. Через сорок пять минут агент вышел из терминала, направляясь в агентство по аренде автомобилей, где для него была заказана машина. Один из наблюдателей уже находился рядом с автомобилем, который должны были выделить прибывшему гостю. Но все было спокойно. Руководитель группы наблюдателей доложил, что все прошло нормально и прибывший гость, оформив себе автомобиль, уже выезжает в Лондон. Большаков опять шумно выдохнул воздух.
– Теперь третий самолет из Дублина, – пояснил Караев. – Он прилетит в четырнадцать двадцать в южный терминал Гэтвика. Туда сейчас перебазируются четверо наших наблюдателей на двух машинах. Я бы посоветовал одной машине сразу отправиться в сторону Хитроу. Там всегда мало рейсов, и прибытие сразу четверых агентов на двух машинах может вызвать ненужное внимание.
– Вы же говорили, что они поедут в вагонах метро? – повернулся к нему Иван Сергеевич.
– Если бы самолет сильно опоздал, – ответил Караев, – но они успеют переехать в другой терминал на автомобилях.
– Успеют, – согласился Чеботарев. Он некоторое время работал в Лондоне и хорошо знал столицу Великобритании.
– Это агент генерала Попова, – пояснил Большаков, посмотрев на Чеботарева. – Я даже не знаю, что мне сказать. Попова я знаю давно, но с Павликом Писаренко дружу уже тридцать лет. Я даже не знаю, чего мне желать. Чтобы «крота» вычислили сейчас? Или нет? И это означало бы безусловную вину моего старого приятеля?
– Самолет прибывает в четырнадцать двадцать, – бесстрастно сообщил Тимур Караев, – там из Дублина в день больше двадцати рейсов. Я думаю, на этот раз будет не очень много пассажиров.
Группа наблюдателей оказалась в южном терминале через пятнадцать минут. Они доложили, что собираются обедать. Караев взглянул на Чеботарева. Тот посмотрел в сторону Большакова и покачал головой.
– Пусть принесут нам зеленого чая, – предложил Чеботарев, – так будет гораздо лучше.
В половине второго подтвердили, что самолет из Дублина идет по расписанию. В два часа объявили, что он сядет через двадцать минут. Самолет сел в четырнадцать восемнадцать, на две минуты раньше обычного. Большаков, сдерживая дыхание, ждал результатов. Через тридцать минут из терминала вышел третий агент и направился в специальную контору, где можно было заказать машину с водителем до центра города. Пока он вел переговоры, они ждали звонков. Один телефонный звонок из Лиссабона подтвердил, что все в порядке, однако вместе с агентом из терминала вышло слишком много пассажиров.
Агент дождался заказанной машины, положил свой чемодан и уселся на заднее сиденье. Один из наблюдателей уже собрался следовать за агентом. Но у южного терминала было совсем мало автомобилей, и он не рискнул подъезжать ближе. Через десять минут доложили, что агент благополучно отъехал. Все незаметно перевели дыхание.
– Нет, – ударил кулаком по столу Большаков, – я все равно не верю. Не может Павлик быть предателем. Никогда не поверю. Никогда в жизни.
Он задыхался, и Чеботарев испуганно взглянул на него, понимая, что у пожилого генерала может остановиться сердце от волнения.
ИЗ ИСТОРИИ СПЕЦСЛУЖБ
Полковник бывшего Первого главного управления КГБ СССР, резидент советской внешней разведки в Великобритании Олег Гордиевский сделал блестящую карьеру опытного разведчика. Он работал в самом Управлении с шестьдесят третьего по шестьдесят пятый годы, а затем был командирован в Данию, где и находился с шестьдесят шестого по семидесятый год. Это был типичный офицер КГБ, коммунист и образцовый советский гражданин, уже тогда несколько злоупотреблявший алкоголем и позволявший себе гораздо более разгульный образ жизни, чем остальные. Позже он напишет, что его взгляды начали меняться с шестьдесят восьмого, когда советские танки вошли в Прагу, подавляя «бархатную революцию». Это неправда. Взгляды Гордиевского тогда не изменились. Более того, согласно его донесениям враги социализма пытались оторвать дружественную Чехословакию от стран социалистического блока, что, безусловно, осуждалось самим Гордиевским.
В семидесятом он возвращается обратно в Москву и работает там еще около двух лет, а затем его снова посылают в Копенгаген, где он остается уже до семьдесят восьмого года. Вторая командировка в Данию станет для него настоящим подарком. Он уже прекрасно изучил эту небольшую страну, знает многих политических деятелей, дипломатов, парламентариев. Но и его здесь тоже успели изучить. Гордиевский сам начинает искать контакты с зарубежными разведками. Он понимает, что его могут во второй раз отозвать в Москву и больше никогда не выпустить работать за рубеж. Поэтому уже в семьдесят четвертом он идет на сотрудничество с англичанами. Считается, что он стал агентом именно в семьдесят четвертом. На самом деле он ищет контакты с зарубежными партнерами уже с семьдесят второго года, как только появляется в Дании во второй раз.
Когда в семьдесят восьмом его снова отзывают в Москву, он уже многолетний агент английской разведки. Именно он сдаст наиболее ценного агента советской внешней разведки в Норвегии Грету, которая работала секретарем министра иностранных дел Норвегии. Еще во время фашистской оккупации Норвегии эта женщина – Гунвор Галтунг Хаавик – работала медсестрой и влюбилась в советского военнопленного Владимира Козлова. Когда в сорок седьмом она приехала работать в норвежское посольство в Москве, то возобновила свои встречи с Козловым, и вскоре ее завербовали. Гордиевский выдал ее англичанам, а те передали сведения норвежской службе безопасности. Грету арестовали и долго допрашивали. Не выдержав интенсивных допросов, она призналась в своем сотрудничестве с советской разведкой и согласно официальным сведениям умерла от инфаркта в тюрьме.
Гордиевского никогда не мучила совесть, он не думал об этой женщине, ни о десятках других загубленных жизней сданных им агентов. Он продолжал свою работу в центре. Провал Греты решено было проанализировать. Все материалы были переданы легендарному разведчику Киму Филби, который пришел к категорическому выводу – в третьем отделе ПГУ работает «крот». Руководитель отдела Виктор Грушко со смехом сообщил об этом своим сотрудникам, не поверив опыту Филби. Он не мог предполагать, что среди тех, кому он это говорил, был и предатель Гордиевский.
Грушко вскоре пошел на повышение, став заместителем начальника ПГУ, отвечавшего за европейское направление. А Гордиевский получил назначение в Великобританию, куда и поехал в восемьдесят втором году. И вскоре стал резидентом советской внешней разведки в Лондоне.
До сих пор не совсем понятно, каким образом ему удалось сбежать. Была ли эта блестящая операция английских спецслужб. Или ловкий ход советских спецслужб. Когда его работа на англичан стала абсолютно очевидной, его отозвали в Москву и в течение трех месяцев лениво допрашивали, устраивая пьяные вечеринки или неожиданные встречи с прежними друзьями для спонтанных допросов. Но никто его не арестовывал, несмотря на то что ему уже откровенно говорили о его предательстве, а всех советских нелегалов отозвали из Великобритании еще за несколько месяцев до его побега. Ему разрешали отдыхать в санатории КГБ, хотя и отстранили от работы. Затем однажды он вышел из своего дома якобы для утренней пробежки и сразу исчез из Москвы. Вскоре он обнаружился в Лондоне.
Он вышел из своего дома девятнадцатого июля в обычной потертой одежде для занятий спортом. С собой у него почти ничего не было, в руках только небольшой пластиковый пакет. Наблюдение велось настолько непрофессионально или настолько пренебрежительно, что Гордиевский исчез уже через несколько минут после того, как вышел из дома.
Подобный побег невольно вызывает много вопросов. В мировой истории спецслужб не было агента такого ранга и такого значения, которого бы отозвали в свою страну и не арестовали, даже при наличии стольких доказательств и улик. Возможно, другие подробности работы самого Гордиевского и его побега мы узнаем только через много лет, когда наконец будут рассекречены все документы.
Но как бы там ни было, он остался в истории советских спецслужб самым высокопоставленным шпионом, который сбежал в другую страну и работал на чужую разведку в течение более чем десяти лет, сдав десятки собственных агентов и подставив сотни обычных людей, которых обрекал на смерть.
ДЕНЬ СОБЫТИЙ. ПЯТНИЦА. ТРИНАДЦАТОЕ ЧИСЛО
Большакову было так плохо, что они собирались вызвать врачей. Но Иван Сергеевич настоял, чтобы они не обращали на него внимания, обещая выдержать до конца. Офицеры переглядывались друг с другом. Остался последний рейс, известный полковнику Писаренко. Путем исключения троих офицеров, агенты которых благополучно добрались до города, можно было предположить, что «кротом» был именно Писаренко, который дружил с генералом Большаковым уже больше тридцати лет. Об этом никто пока не решался заявить вслух. Но все понимали, что четвертый агент почти обречен. И поэтому все подавленно молчали. Третий наблюдатель поехал за третьим агентом в город, и оставшиеся трое наблюдателей на последней машине отправились в Хитроу, куда должен был прилететь в семнадцать часов тридцать пять минут семьсот пятьдесят седьмой «Боинг» из Варшавы.
