Джек Хиггинс - Эпицентр бури
Ему казалось, что он сидел в этой яме всегда, время для него перестало существовать. Никогда он не испытывал такого безысходного отчаяния. Дождь усилился, вода лилась водопадом, быстро заполняя яму. Он теперь стоял, а вода доходила ему до груди. Она хлестала через его голову, и он уже не чувствовал дна, барахтаясь, чтобы удержаться на плаву, борясь за каждый глоток воздуха и цепляясь за края ямы. Внезапно чья-то рука схватила его за руку, рука сильного человека, который вытащил его из воды — теперь он снова мог дышать.
Харри Флад проснулся и сел на постели. Он часто видел этот сон после возвращения из Вьетнама. Хотя это было чертовски давно. Обычно сон обрывался, когда он начинал тонуть. Вытаскивающая его рука снилась впервые.
Он потянулся за часами: было почти десять. Обычно он ложился поспать в начале вечера, прежде чем отправиться в какой-нибудь клуб. На этот раз он проспал слишком долго. Он надел часы, поспешил в ванную и принял душ. Начав бриться, он заметил седину в своих темных волосах.
— Это случается со всеми, Харри, — сказал он тихо себе под нос и улыбнулся.
Он всегда улыбался, хотя любой, кто присмотрелся бы к нему повнимательнее, заметил бы в его улыбке что-то похожее на мировую скорбь. Это была улыбка человека, который разочаровался в жизни. У него было симпатичное, но жесткое лицо, развитая мускулатура и широкие плечи. «Совсем неплохо для сорока шести лет», — так он обычно говорил сам себе хотя бы раз в день для собственного успокоения. Он надел черную шелковую рубашку, застегнув ее на все пуговицы, но не надев галстука, облачился в просторный костюм от Армани из темно-коричневого плотного шелка и оглядел себя в зеркале.
— Снова в путь, малыш, — сказал он и вышел.
Квартира Харри Флада была огромной и являлась частью складов на Кейбл-Варф. Кирпичные стены гостиной были покрашены в белый цвет, деревянный пол покрыт лаком, везде были разбросаны индейские коврики. Тут же стояли удобные диваны, бар со стойкой и рядами бутылок разнообразнейших напитков. Они предназначались только для гостей, так как сам он никогда не пил спиртного. У дальней стены стоял большой письменный стол, а над ним висели полки, забитые книгами.
Он открыл створки французского окна и вышел на балкон, с которого открывался вид на реку. Было очень холодно. Мост был справа, а сразу за ним виднелся освещенный прожекторами лондонский Тауэр. Мимо него вниз по реке проплыл пароход. Его огни в темноте были такими яркими, что он мог видеть, как по палубе снуют члены команды. Вид реки всегда вызывал у него бодрящее чувство. Харри глубоко вдохнул холодный воздух.
В дальнем конце гостиной открылась дверь, и в комнату вошел Мордекай Флетчер: сто восемьдесят сантиметров роста, светлые волосы, аккуратно подстриженные усы. На нем был хорошо сшитый спортивный пиджак и галстук. Но внешность его была далеко не заурядной: вокруг глаз шрамы, нос, сломанный не один раз, приплюснут.
— Ты встал? — спросил он глухим голосом.
— А то ты не видишь, — ответил Флад. Мордекай был его надежной правой рукой вот уже пятнадцать лет — боксер-тяжеловес, у которого хватило здравого смысла уйти с ринга до того, как из его мозгов сделают гоголь-моголь. Он зашел за стойку бара, налил в стакан минеральной воды «Перье», добавил льда и лимона и подал Фладу.
Тот взял стакан, не сказав спасибо.
— Господи, как я люблю эту старую реку! Что-нибудь случилось?
— Заходил ваш бухгалтер. Надо было подписать несколько бумаг по реконструкции рынка. Я сказал, чтобы он оставил бумаги до утра.
— Это все?
— Морис звонил из клуба «Эмбесси». Он сказал, что туда заходил перекусить Джек Харвей с этой сукой, своей племянницей.
— Мирой? Что еще?
— Морис сказал, что Харвей спрашивал, будете ли вы там позже. Сказал, что вернется попытать счастья за столом. — Мордекай помедлил, но все-таки продолжил: — Вы знаете, Харри, что нужно этому ублюдку и избегаете его поэтому?
— Мы этим не торгуем, Мордекай, и не собираемся быть его партнерами. Харвей — самый большой мошенник в восточном Лондоне. По сравнению с ним братья Крей просто детишки из детского сада.
— Я считал, что этот титул ваш, Харри.
— Я никогда не имел дела с наркотиками, Мордекай, никогда не был сутенером, и ты это знаешь. Ладно, я действительно был негодяем когда-то, как и ты.
Он прошел в гостиную, подошел к столу и взял в руки фотографию в серебряной рамке, которая всегда там стояла.
— Все эти проклятые месяцы, когда умирала Джин, мне все было безразлично. — Флад покачал головой. — И ты знаешь об обещании, которое она заставила меня дать ей перед смертью, — покончить с прошлым.
Мордекай закрыл окно.
— Я знаю, Харри. Джин была необыкновенная женщина.
— Вот почему я встал на этот путь. И разве я был не прав? Ты знаешь, сколько стоит вся наша фирма? Почти пятьдесят миллионов. — Он ухмыльнулся. — Так что пусть Джек Харвей и подобные ему пачкают руки, если им это нравится.
— Да, но для большинства людей в восточном Лондоне вы все еще «губернатор», Харри. Вы все еще «янки».
— Я не жалуюсь. — Флад открыл гардероб и достал оттуда темное пальто. — Временами это здорово помогает делу, я знаю. А теперь пошли. Кто сегодня за рулем?
— Чарли Солтер.
— Хорошо.
Мордекай помедлил.
— Мне взять пушку, Харри?
— Ради Бога, не надо, Мордекай. Мы же теперь законопослушные граждане. Я твержу тебе об этом без конца.
— Но Харвей этого не понимает, вот в чем беда.
— Оставь его мне.
Они спустились в бывшем грузовом лифте вниз, в помещение склада, где их ждал черный «мерседес». Прислонившись к дверце, Чарли Солтер читал газету. Это был маленький жилистый человек в серой форме. Он быстро сложил газету и открыл заднюю дверцу машины.
— Куда, Харри?
— В «Эмбесси», и поезжай осторожно. Сегодня вечером кругом лед, а я хочу просмотреть газету.
Солтер сел за руль. Мордекай устроился рядом с ним, протянул руку к кнопке и закрыл дверь. Двери склада открылись, и они повернули к набережной. Флад развернул газету, откинулся на сиденье и начал читать, как развиваются события в Персидском заливе.
Клуб «Эмбесси» был всего в полумиле от квартиры Флада, на Ваппинг-Хай-стрит. Его открыли только шесть месяцев назад, это было частью проекта застройки бывших складов, осуществлявшейся их собственником, Харри Фладом. Стоянка машин, находившаяся на боковой улочке позади клуба, была забита машинами. В маленькой будке сидел сторож, старый негр.
— Ваше место, господин Флад, я не занимал, — сказал он, выходя из будки.
Флад вышел из машины вместе с Мордекаем, вытащил из кармана бумажник, а Солтер поставил машину на место. Он вынул пятифунтовую банкноту и отдал ее старику:
— Смотри не закути, Фредди.
— На это? — заулыбался старик. — Сегодня я на них не смогу купить даже женщину на задворках трактира. Инфляция — ужасная вещь, господин Флад.
Флад и Мордекай засмеялись и пошли по переулку, где их нагнал Солтер. Свернув за угол, они подошли к входу. Внутри было тепло и роскошно: пол был выложен черными и белыми плитками, стены облицованы дубовыми панелями, на них висели картины, написанные маслом. Как только гардеробщица взяла у них пальто, к ним поспешил человек невысокого роста в вечернем костюме. У него был ярко выраженный французский акцент.
— Какая радость видеть вас, господин Флад. Вы будете ужинать?
— Думаю, да, Морис. Но вначале мы оглядимся. Харвея еще нет?
— Пока нет.
Они спустились по лестнице в главный зал ресторана. Там была похожая обстановка: деревянные панели, картины, отгороженные друг от друга столики, кожаные стулья. Зал был заполнен, официанты трудились вовсю. На небольшом возвышении в углу играло трио музыкантов, там же находилась небольшая площадка для танцев.
Морис проследовал между столиками и открыл дверь, обитую кожей, которая вела в игорный зал заведения. Там было полно народу. Люди сидели вокруг рулетки, все места за столами были заняты.
— Много мы теряем? — Флад посмотрел на Мориса.
— И проигрываем и выигрываем, господин Флад. В результате, как правило, все выравнивается.
— Во всяком случае, игроков много.
— Но нет ни одного араба, — заметил Мордекай.
— Они приуныли, — сказал Морис. — Из-за этого переполоха в Персидском заливе.
— А вы бы не приуныли? — ухмыльнулся Флад. — Пошли, пора поесть.
У него было свое место в углу, возле оркестра, откуда был виден весь зал. Он заказал лососину холодного копчения, яичницу и минеральную воду «Перье». Потом достал из старого серебряного портсигара сигарету «Кэмел». К английским сигаретам он так и не смог привыкнуть. Мордекай дал ему прикурить и прислонился к стене. Флад сидел, рассеянно следя за тем, что происходит в зале. Он переживал один из тех мрачных моментов, когда человек спрашивает себя, для чего вообще существует жизнь.
