Леонид Стоянов - На крыше мира
Склонившись к мальчику, Мороз спрашивал: «Тебе не холодно, Чен?». И плотнее кутал его шубой.
Сделав короткий поворот, машина легко пошла под гору по хорошо расчищенному широкому шоссе. Они въезжали на территорию участка Сарыташ.
У ворот детского сада машина остановилась. Капитан взял мальчика за руку и повел. Он слегка волновался. За два месяца очень привязался к Чену. Хорошо ли ему здесь будет? Кажется, заведующая славная.
На пороге их встретила Елена Николаевна.
— Заходите же, скоренько, не напускайте нам холода… — проговорила она, закрывая за гостями дверь на крючок.
— Ну, покажись, какой ты? — обхватила Елена Николаевна Чена за плечи, заглядывая ему в лицо. — Ух, какой черноглазый! Вы перемерзли, наверное, пойдемте ко мне. Сейчас я вас напою горячим чаем, согреетесь, — хлопотала она, стараясь скрыть свою радость.
Они вошли в соседнюю, теплую, хорошо натопленною комнату- Пахло молоком.
— Ой, молоко сбежит! — кинулась она к печке.
Открыв дверцу маленькой духовки, Елена Николаевна вытащила оттуда кастрюлю.
— Видите, как у меня удобно: и греет, и варит. Это всё Прокопыч. Есть у нас такой каменщик… Что же вы не раздеваетесь, Дмитрий Михайлович? — спросила она всё еще стоявшего в нерешительности капитана и, подойдя к мальчику, стала помогать ему расстегивать ватную куртку.
— Теперь полезай на диван, поближе к печке. и грейся. Вот так!
Капитан снял полушубок, ушанку и, сложив одежду на стул, остановился посреди комнаты. Он смотрел, как Елена Николаевна хлопотала возле Чена.
— Я, кажется, и не поздоровался с вами, — сказал капитан, улыбаясь, когда к нему подошла Елена Николаевна.
Он несколько дольше задержал в своей руке мягкую, горячую руку хозяйки, разглядывая ее глаза с большими зеленоватыми зрачками.
Елена Николаевна вся вспыхнула.
— Ух, какие у вас холодные руки! — шутливо вскрикнула она и потащила его к дивану. — Сейчас будем пить горячее молоко. Я совсем забыла!
Поставила перед диваном табуретку, накрыла ее салфеткой, расставила стаканы, нарезала хлеб.
— Будем ужинать по-походному! — засмеялась она, усаживая мальчика рядом с капитаном. — Ты понимаешь по-русски? Как тебя зовут?
Мальчик посмотрел ей в глаза и заулыбался
Мороз с грубоватой нежностью погладил Чена по голове и пододвинул ему стакан молока.
— Пей, Чен, пей!
Елена Николаевна заметно волновалась. Она уже давно их ждала. Еще месяц назад Чернов сказал ей, что капитан хочет привезти к ним китайского мальчика.
Она обратила внимание на то, с какой доверчивостью Чен прильнул к капитану. Славный мальчуган! Видно, он уже крепко привязался к Дмитрию Михайловичу.
Эта мысль была приятна Елене Николаевне. Ощущение какой-то необычайной теплоты охватило ее. Они сидели втроем, пили молоко, болтали о пустяках. Потом Чена уложили на диван, н он, свернувшись в комочек, крепко уснул.
— Устал с дороги, — сказала Елена Николаевна, заботливо прикрывая его пуховым платком. — Мальчик, наверно, доставил вам много хлопот. Ведь на заставе за ним некому было смотреть?
— Как некому? А я?
— Вы?
— О, мы очень подружились! Мне даже грустно с ним расставаться… Я и не думал что так привяжусь к нему.
Капитан стал рассказывать о мальчике. Елена Николаевна налила по стакану крепкого чая. поставила варенье. Было уже поздно, но они не замечали этого. Впервые за всю свою холостяцкую жизнь Мороз испытывал сейчас какое-то особое, еще незнакомое ему чувство. Приятно было смотреть на эту женщину, следить за ее движениями, слушать се голос, ловить на себе взгляд ее зеленоватых глаз. Мороз сам себе удивлялся, что так долго засиделся, хотя ему нужно было еще повидаться с Черновым. Но он медлил, оттягивал расставанье.
— Скажите, Елена Николаевна, а как же Чей у вас всё же будет? Ведь в детском саду только дошкольники! И потом как у вас с питанием?
— Не беспокойтесь, Дмитрий Михайлович! Продуктами мы обеспечены. А что касается Чена, то у моей помощницы тоже мальчик, Сережа, такого же возраста, как и Чен. Только он сейчас болен. Я уверена, что они подружат и не будут скучать.
— Да? Вот и хорошо. Я вас прошу, вы уж присмотрите за моим Ченом?
— За вашим? Он теперь и мой тоже… — глаза Елены Николаевны заискрились. — Мне кажется, что я его уже полюбила…
— Ну, спасибо. — Капитан задержался на минутку. Он почувствовал вдруг желание попрощаться как-то теплее с этой женщиной, но вместо того сказал:-А архарьего мяса мы вам всё же доставим для подкрепления! — И, засмеявшись, он сбежал с крыльца.
Шагая через двор к конторе, Мороз улыбался: как никогда, ему было легко и радостно.
Уже поздно вечером начальник заставы сидел в конторе участка с Черновым и Савченко.
— Красные спички, Василий Иванович, не дают нам в руки никаких доказательств, — говорил капитан.
— Но все-таки… Нам удалось установить, что такие спички были только у приезжих, — возразил Савченко.
До сих пор он немножко гордился тем, что установил это именно он, а теперь, оказывается, его усилия ни к чему.
— Приезжих у вас на участке было в тот день человек двадцать пять, не так ли? Не будем же мы ставить под подозрение всех этих людей?
— Конечно, всех подозревать не станешь… — разочарованно пробормотал Савченко.
— Странно, — задумчиво продолжал капитан Мороз, — на ферме отравили овец, здесь же обнаружены ампулы и здесь же спички… Странно. Я вас как-то просил установить наблюдение за фермой. Как там?..
— На ферму мы послали двух каменщиков, сказал Чернов. — Там надо исправить печи и выложить перегородку в помещении склада. Работы им хватит недели на две.
Что за люди? Можно на них положиться? — спросил капитан.
— Вполне. Это неразлучные друзья: Савелии Шутов и старик Прокопыч.
— А-а, знаю их, — кивнул Мороз. — Ну, что ж, узнали они что-нибудь интересное?
— И ничего особенного, — сказал Савченко, — На ферме останавливаются иногда колхозники-животноводы, руководители колхозов, приезжал зоотехник из Оша, один раз ночевал председатель Мургабского райпотребсоюза Байбеков… У Салиева останавливался
— Байбеков? Он, кажется, был здесь и в день пожара… — вспомнил Чернов. — Тоже помогал тушить.
— Да, он был, — подтвердил Савченко.
Насколько я понимаю, у Байбекова никаких дел на ферме нет. Что он, в гости ездит к сторожу? — спросил Мороз.
Чернов и Савченко признались, что не интересовались, в каких он отношениях со сторожем фермы.
Надо поинтересоваться, — заметил Моим роз. — Скажите, пожалуй, вашим каменщикам, пусть понаблюдают. Только как бы они там не выдали себя!
— Нет, Прокопыч — хитрый старик
Начальник заставы поднялся.
— Как ваше плечо, Дмитрий Михайлович? — спросил Чернов.
— Пустяки. Зажило. — Капитан помрачнел. — А вот старика мы подобрали в плохом состоянии, Цоя… Умер вчера…
— Умер? М-да-а… Таким молодцом оказался старик! В его годы!
— Да, он помог нам поймать крупную дичь. Это была его месть, так он мне сказал… Жалко старика.
Не отдыхая, капитан Мороз этой же ночью уехал на заставу.
ОБВАЛ
Было еще совсем темно, а возле конторы уже раздавались голоса людей. Призывники собирались выехать пораньше: с ночи стал срываться снег, может забить дорогу. Надо прискочить два опасных места: в ущелье и на Тал-дыке. С этого перевала, высотой почти в три с половиной тысячи метров над уровнем моря, дорога сползает в долину, извиваясь по склону замысловатыми зигзагами. Серпантины-крутые повороты дорог-всегда доставляли много хлопот. Зимой малейший ветер заносил их снежными сугробами. Рабочие из Акбосаги уже вторые сутки расчищали здесь шоссе. В помощь им высылались люди из Сарыташа.
Подвезти их на перевал решили в машине, на которой уезжали в Ош призывники.
Трое призывников с вещевыми мешками стояли уже возле машины. Исмаил задержался прощаясь с матерью. Сидя по-восточному, на корточках, и обхватив голову руками, она тихо причитала.
— Мама! Перестань горевать. — Исмаил подошел к матери и опустился рядом, — Тебе будут помогать. Молодых коз продай, а старую с козленком обменяй у Мухтара на дойную. Я вернусь, свадьбу сыграем… Ты еще внучат няньчить будешь!..
Он отнял ее руки от лица, прижал к груди и так постоял мгновение с закрытыми глазами
— Пора…
Возле машины стояло много народу. Кто-то из женщин всхлипывал. Исмаил искал глазами Фатиму. Она стояла рядом с Варей Савченко. Исмаил бросился к ней и остановился в нерешительности. Варя подтолкнула Фатиму навстречу ему. Исмаил, позабыв об окружающих, торопливо целовал девушку, ощущая на своих губах слегка солоноватый привкус ее слез. Он чувствовал теплоту и дрожь ее тела. Наконец, он оторвался, взглянул на Фатиму заблестевшими глазами.