Леонид Стоянов - На крыше мира
— Следствие закончено? — спросил Чернов.
— Нет, еще продолжается. Надо нам, Владимир Константинович, очень тщательно проверять наши кадры. Война, на дорогу идут всякие люди.
Савченко уселся, собираясь продолжать разговор, но, заметив, что Чернов расстроен, неловко замолчал.
— Привезли лес? — прервал молчание Владимир Константинович.
— Привезли. Хороший лес. Сухостой.
Савченко поднялся, нерешительно посмотрел на начальника. Что-то он не в себе, курит не переставая, молчит. Видно, в самом деле не ладится в семье. Только что встретил Лидию, та тоже заплаканная, встревоженная, спросила: уехали ли Дорошенки и где муж? Савченко подумал — не расспросить ли Чернова, но тут же отказался от своей мысли. Не умеет он распутывать эти семейные дела! Тут нужен тонкий подход. Пусть уж Варя действует.
Василий Иванович не рассказал, что, как выяснилось на следствии, Быков намеревался «убрать» и его, Савченко, потому что, сам того не зная, парторг больше всех мешал ему выполнять задания Байбекова. Но не успел.
— Ну, я пойду Пальцева проведаю, — поднялся он. — Уезжает он в санаторий.
— Я рад за него, — вышел из оцепенения Чернов. — Хороший человек. Пожелайте ему от моего имени здоровья… Окрепнет — пускай возвращается, рады будем…
Когда часа через три Савченко проходил мимо конторы, он увидел в окне Чернова. Тот стоял неподвижно и смотрел в окно на дорогу, убегающую в горы.
Осень стояла тихая и теплая, как и в прошлом году. Бакир говорит, что и нынче зима будет лютая, снежная. Старики-старожилы умеют точно определять погоду по приметам, только им одним известным.
В один из таких солнечных осенних дней Чернов добрался до перевала, остановился и посмотрел вниз. Вдоль наклонного плато вилась дорога. Сарыташ скрывался за поворотом в долине. Торжественно тихо было в горах. Чутким Слухом Владимир Константинович улавливал шорохи потревоженного ветерком щебня где-то далеко наверху.
Горы, горы. Суровые, недоступные, величественно прекрасные, манящие ввысь своими белоснежными вершинами. Вот он — Памир. Крыша мира! Можно часами стоять, смотреть, слушать нерушимое, завораживающее безмолвие.
В последнее время Чернов полюбил одинокие прогулки. Как только выдавалось свободное время, он уходил в горы.
Лидия опять уехала в Ош. Сказала — на три дня и посмотрела на него с загадочной улыбкой. Что ж, он уже привык быть один. Владимир Константинович пытался уверить себя, что отъезд Лидии ему безразличен, но это не удавалось. Он думал о жене. Считал дни. Сегодня был четвертый день. Конечно, она не приедет.
И, словно для того, чтобы опровергнуть это, из-за поворота совсем близко вынырнула машина. Чернов пошел навстречу, и вдруг сердце его радостно забилось. Сквозь запыленное стекло кабины он увидел улыбающееся лицо Лидии и на руках у нее Талочку.
Дрожащими от волнения руками он помог жене открыть дверцу кабины. Девочка обхватила его за шею и сразу выпалила новость:
— Папа! Я буду тут жить. Совсем! Мама сказала.
Чернов целовал раскрасневшееся, возбужденное личико дочери, подбрасывал ее в воздух. Они хохотали и перебивали друг друга.
— Вот я тебя сейчас заброшу вон на ту снежную гору! Ага, попалась! Держись!
Лидия со смущенной, чуть грустной улыбкой стояла в стороне.
— Осторожнее, Володя!
Чернов поставил дочь на землю и обернулся к жене.
— Я ждал тебя, Лида… — тихо сказал он.
г. Днепродзержинск.
