Сергей Донской - Шпион, который ее убил
– Главное, чтобы ты не побежал, Паша, – проникновенно произнес Бондарь. – Не хотелось бы мне, чтобы у тебя были из-за меня неприятности.
– Я тоже не хочу неприятностей.
– Значит, можно считать, что взаимопонимание достигнуто?
– Ага, достигнуто.
– Ты уверен, Паша?
– Вот те крест. – Вместо того, чтобы перекреститься, водитель почему-то провел ногтем по зубу.
Бондарь решил не придираться по пустякам. Одобрительно кивнул.
– Тогда поехали дальше.
– Поехали, – оживился водитель, включая зажигание. Он был готов мчаться куда глаза глядят, лишь бы поскорее избавиться от нового знакомого. Но не любыми способами, вот уж нет. Павел твердо знал, что закладывать Бондаря или вредить ему иным образом он не станет. Такой вот сдвиг произошел в его сознании. Неожиданный.
Глава 10,
события в которой происходят при свечах, хотя романтики от этого не прибавляется
Финишная прямая оказалась заасфальтированной настолько гладко, что «Кадиллак» преодолел ее почти беззвучно. Вскоре в сумерках проступила бесконечная ограда, увенчанная колючей проволокой. Очень похожие плиты Бондарю доводилось видеть на взлетных полосах аэродромов. Только здешние торчали вертикально.
– Антураж колонии строгого режима, – усмехнулся он.
– Внутри нормально, – заверил его Павел.
На подъехавший лимузин уставилась пара телекамер, которыми, как заметил Бондарь, была оснащена вся ограда. Вспыхнули яркие прожектора. Из калитки вышел военной наружности парень, заглянул в салон, внимательно осмотрел прибывших. Ни пистолета, ни автомата при нем не наблюдалось, но можно было не сомневаться, что подстраховывают охранника люди вооруженные и ответственные.
По его знаку массивные железные ворота разъехались в стороны. «Кадиллак» въехал во двор, залитый голубоватым светом. Слева от себя Бондарь увидел трехэтажное здание, явно выполнявшее в прошлом функции гостиницы для руководящих работников. Дорожка к нему была расчищена от снега, но многочисленные следы на крыльце позволяли определить, что внутри обитает не менее десяти человек. У входа перетаптывался автоматчик в непомерно большом пуховике.
– Что за дом? – поинтересовался Бондарь. – Казарма для гвардейцев Ее Величества?
– Что-то в этом роде, – уклончиво ответил водитель, глядя прямо перед собой.
Территория загородного жилища Морталюк оказалась достаточно обширной. Бондарь обратил внимание, что почти все деревья вырублены, чтобы не заслонять сектор обстрела тем, кто охраняет подступы к особняку. Чувствовалось, что у Морталюк имеется немало недоброжелателей, и она никогда не забывает об этом.
– Покой нам только снится, – буркнул Бондарь, когда «Кадиллак» осторожно протиснулся между двумя бетонными блоками, заменяющими противотанковые надолбы.
– Угу, – поддакнул водитель. – Каждый раз боюсь, что поцарапаю тачку. Потом вовек не расплатишься.
– Жизнь состоит из множества опасностей, – философски произнес Бондарь. – Стоит забыть о них, и пиши пропало.
Затылок водителя наполовину скрылся за воротником пиджака. Он еще не осознавал этого, но в ходе сегодняшнего путешествия у него появилась скверная привычка по-черепашьи втягивать голову в плечи.
Благополучно преодолев второй пост охраны, лимузин подкатил к старинной дворянской усадьбе, тщательно отреставрированной, но сохранившей свой первоначальный облик. Примет нового времени было не так уж много: три иномарки у крыльца да перетаптывающиеся возле них ребятишки с поднятыми воротниками. Ни Добрынина, ни Шахова, ни охромевшего Чена среди них Бондарь не обнаружил, чему нисколько не удивился. Было бы странно, если бы Леди М оставила их в своей свите. Такие особы умеют прощать только свои собственные ошибки. Окружающие же расплачиваются за просчеты по полной программе.
В подземном гараже, куда был доставлен Бондарь, водитель с нескрываемым облегчением перепоручил его охраннику, лакейские ужимки которого плохо вязались со специфическим взглядом прирожденного мента. Постоянно держась за спиной гостя, этот тип завел его в роскошную кабину лифта фирмы «Конэ» и доставил на второй этаж. Здесь, уподобившись бесплотному призраку, он испарился.
Оставшийся в полном одиночестве Бондарь осмотрел мраморные скульптуры, торчащие вдоль стен холла. Бельма их незрячих глаз неотрывно следили за ним, куда бы он ни повернулся. Без воодушевления полюбовавшись натюрмортами да пейзажами в массивных золоченых рамах, он подошел к окну с коричневатыми пуленепробиваемыми стеклами и выглянул наружу. Мелкие снежинки, срывающиеся с неба, напомнили ему о приближении новогодних праздников. Удастся ли провести их по-семейному, вдвоем с Тамарой?
Размышления Бондаря были прерваны незнакомым голосом, произнесшим:
– Прошу следовать за мной, сударь.
Голос принадлежал дородному пожилому мужчине, учтиво склонившему голову, как только Бондарь обернулся. Проплешина на его макушке отчасти компенсировалась кокетливо взбитым хохолком седых волос на лбу. Что-то было в нем от попугая, обученного не только говорить и кланяться, но и делать приглашающие жесты. Обижать такого смышленого, вышколенного попугая не хотелось. Адресовав ему вежливую улыбку, Бондарь проследовал за ним.
* * *По случаю наступившего вечера госпожа Морталюк переоделась в строгое черное платье с воротником, обхватывающим горло. Ниспадающее до самого пола, оно было сшито из материала, похожего на мягчайшую парчу. Вряд ли платье было действительно парчовым, но в портновских премудростях Бондарь совершенно не разбирался и разбираться не желал. Женоподобные кутюрье и костлявые девки с мужицкими походками, наводнившие телеэкраны, были для него инопланетянами, обмен разумом с которыми был невозможен по причине полной несовместимости.
– Добрый вечер, – поздоровался Бондарь, замерший у закрывшейся за его спиной двери.
– Надеюсь, – откликнулась Морталюк, – надеюсь, что вечер и впрямь окажется добрым, дружок.
Их разделяло пространство, равное по величине теннисному корту. Громадный восьмиугольный зал освещался множеством свечей в канделябрах и подсвечниках. Падали отсветы также из полыхающего, как мартеновская печь, камина. Детали обстановки тонули в густых колышущихся тенях. Все, что могло блестеть, блестело. Множество бликов на мебели, полированных дубовых панелях и безделушках норовили отвлечь внимание, но Бондарь смотрел только на Морталюк. Смотрел прямо.
– Если мы перешли на «ты»… – начал он.
– Мы не перешли, – перебила она, усаживаясь за покрытый белоснежной скатертью стол. – Я перешла.
– Если вы перешли на «ты», – невозмутимо поправился Бондарь, – то обращайтесь ко мне по имени, пожалуйста. «Дружок» – это что-то из собачьей оперы. Я Бондарь, Женя Бондарь.
– Бонд, Джеймс Бонд, – усмехнулась Морталюк. Высокая резная спинка кресла придавала ее облику что-то царственное. – Как настроение, дружок? – осведомилась она светским тоном.
– Справились бы лучше о моем самочувствии, – сказал Бондарь. – После той сауны, которую вы мне организовали, глаза слипаются.
– Еще нет и девяти, – возразила Морталюк. – Время детское. Спать я тебе не дам, зато ужин обещаю отменный. Присаживайся.
Она указала на кресло напротив себя. Уставленный хрусталем и серебром стол был накрыт на двоих.
– У вас перебои с электричеством? – спросил Бондарь, задравший голову, чтобы полюбоваться люстрой венецианского стекла.
– Иногда хочется романтики, – вздохнула Морталюк. – Даже самая прагматичная женщина вроде меня остается в душе мечтательной девочкой, верящей в сказки.
– Моя любимая сказка – про волка и семерых козлят. У него был поистине зверский аппетит. Как у меня.
– Волк плохо кончил, – не удержалась от улыбки Морталюк.
– Зато славно подкрепился перед смертью. – Бондарь скорчил свирепую гримасу. – Наверное, его подвергли двукратному тайскому массажу, так что он здорово проголодался.
– Мне нравятся мужчины с чувством юмора.
– Сытые, мы еще забавнее.
– Проверим, – пообещала Морталюк.
По хлопку ее ладоней в зале появились два официанта. Замельтешили белые перчатки, расставляющие блюда. На столе возникло великое множество всевозможных посудин, серебряное ведерко с бутылкой шампанского и оплетенный графин, в котором, как заметила Морталюк, хранился ее любимый кларет. Бондарь с сомнением осмотрел свернутую треугольником салфетку, отодвинул ее в сторону и взялся за вилку.
– Ты не пользуешься ножом? – спросила Морталюк, давая понять, что ее это удивляет.
– Пользуюсь.
Спохватившийся Бондарь переложил вилку в левую руку и вооружился серебряным ножом с монограммой.
Морталюк пригубила кларет, налитый официантом:
– Как стейк?
– Его запросто можно было резать вилкой, – сообщил Бондарь, проглотив солидный ломоть отлично прожаренного мяса.
