Рафаэль Сабатини - Венецианская маска
— Вы очень добры, сэр, — проговорил он с трогательной благодарностью в голосе.
Следующей фразой Марк-Антуан дал понять, что эта тема исчерпана:
— Вы говорили, сэр Леонардо, о даме… О даме, которой вы собираетесь представить меня. Вы назвали ее, не так ли?
— Ах, да. Виконтесса де Сол. Вы будете рады этой встрече.
— Не могу придумать никого, кто бы заинтересовал меня больше, — произнес Мелвил тоном, который вызвал острый взгляд Вендрамина.
— Вы слышали о ней?
— Это имя очень известно.
— Она в эмиграции. Вдова виконта де Сол, который был гильотинирован во времена Террора.
Вот оно что! Вне всякого сомнения, это та самая виконтесса, которую Лальмант назвал творением Лебеля. Само по себе это в достаточной степени объясняло титул, добытый для нее Лебелем. Учитывая связь негодяя с Солом, можно понять, что это прежде всего и пришло ему на ум. Об опасности, которой грозит ему встреча с этой дамой в нынешней ситуации, Марк-Антуан мог только предполагать. Но, в любом случае, теперь его долг — разоблачить ее как шпионку, и она недолго будет представлять для него угрозу.
Они пришли в казино Изабеллы Теоточи — чувственной и прекрасной греческой жеманницы, которая после развода с ее первым мужем, Карло Марино, была теперь объектом немыслимых ухаживаний патриция Албрицци. Это частное казино, предоставленное ей французским Директором, не было похоже на казино дель Леоне. Здесь не играли. Эти комнаты были предназначены для интеллектуальных встреч. Это был храм художников и писателей, где Теоточи была верховной жрицей, где лучшие современные творения составляли предмет обсуждения в увлекательных беседах, где передовым идеалам, занесенным из Франции, был дозволен свободный полет. И столь серьезной была эта эпидемия, что британский и русский послы, видя в этих сборищах рассадники якобизма, убеждали государственных инквизиторов уделить им должное внимание.
Восхитительная Теоточи сделала Марку-Антуану небрежное приглашение, не проявив к нему особого интереса. В эту минуту она была увлечена и очарована худым, бледным юношей с семитическими чертами лица, склонившимся над ней в красноречивой и пылкой тираде.
Если он и сделал паузу, когда Вендрамин представлял своего англичанина, так единственно для того, чтобы свирепо посмотреть на него, разгневавшись на то, что его перебили. Он ответил коротким, пренебрежительным, несколько рассеянным кивком на горячее приветствие Вендрамина в свой адрес.
— Невоспитанный юный задавака, — осудил его Леонардо, едва они отошли.
Впоследствии Марк-Антуан узнал, что это был Уго Фосколо — студент из Цара, ставший драматургом, уже в восемнадцать лет удививший Италию своим рано раскрывшимся гением. Но в тот момент его внимание было занято совсем другим предметом.
Марк-Антуан нашел фарфоровую даму из казино дель Леоне восседающей на диване и принимающей ухаживания небольшой группы оживленных кавалеров, среди которых он узнал Рокко Терци по его беспокойным глазам. Рассматривая ее, он подумал, что мало кому довелось наслаждаться созерцанием своей собственной вдовы.
Ее быстрый взгляд сказал ему, что она заметила его появление. Тогда он подошел и склонился перед ней, и она лукаво сказала ему, что он пришел как раз вовремя, чтобы обуздать скандальные речи окружавших ее кавалеров, у которых нет ничего святого.
— Это слишком строго, — запротестовал Рокко Терци. — Мы не касались святого. А мадам Бонапарт едва ли святая, даже если толпа и считает ее божеством.
Он сослался на достигшие Венеции отчеты о преклонении перед мадам Жозефиной во время ее прибытия в Париж с захваченными австрийскими штандартами, отправленными Бонапартом в столицу Франции, и о титуле «Богини Нашей Победы», которым публика приветствовала ее при каждом ее появлении.
Вскоре Марк-Антуан счел своевременным разобраться в том, что он хотел выяснить.
— Я полагаю, что у нас есть общие знакомые, мадам. В Англии я знаю другую виконтессу де Сол.
Голубые глаза вспыхнули. Но движение медленно колеблющегося веера не задержалось и не сбилось.
— А-а… — протянула она. — Это моя вдовствующая виконтесса. Мать моего последнего мужа. Он гильотинирован в девяносто третьем году.
— Я слыхал об этом. Но есть и другие, — его скучающие глаза внимательно следили за ней. — Это Камиль Лебель, например.
— Лебель? — она в раздумье нахмурила брови и медленно покачала головой. — Среди моих друзей не числится такого имени.
— Не выдумал же я этого. Но вы должны были слышать о нем. Некоторое время Лебель был слугой виконта де Сол.
— Ах, да, — сказала она рассеянно. — Кажется, я что-то припоминаю. Но я никогда не была знакома с этим человеком.
— Странно. Помнится, он говорил о вас и рассказывал мне, что вы в Италии.
Он взглянул на нее и напоследок швырнул потрясающую бомбу:
— Несчастный товарищ! Он умер неделю или две назад.
Ее ответу предшествовала лишь маленькая пауза:
— Тогда не будем беспокоиться о нем. Расскажите мне о живущих. Садитесь рядом со мной, мистер Мелвил, и расскажите о себе.
Полное отсутствие интереса к судьбе Лебеля успокоило Марка-Антуана. Слуга из Сола, заключил он, не был знаком с ней лично. Его связь с ней ограничивалась всего лишь подсказкой Баррасу о присвоении ей титула ради удобства в ее деятельности.
Интерес к Марку-Антуану рассеял ее аудиторию. Только Терци и Вендрамин задержались возле них. Леонардо сам увел его.
— Не будем мешать доверительной беседе, Рокко. Пойдемте и расстроим левантийца Фосколо, расхваливая ему Гоцци.
Оставшись наедине с дамой, претендовавшей на место его вдовы, Марк-Антуан оказался под частым огнем вопросов. Более всего она хотела узнать цель его приезда в Венецию и суть его отношений с Пиццамано. При этом она немного лукавила. Но он решил не подавать вида, что заметил это.
Он рассказал, что узнал семью Пиццамано в Лондоне, когда граф был там венецианским послом, и они подружились.
— Один из них определенно на военной службе? — она хитро наблюдала за ним поверх веера.
— О да. Доменико.
— Вы разочаровали меня. Леонардо напрасно беспокоится.
— Сэр Леонардо беспокоится? На мой счет?
— Вы, конечно, знаете, что он собирается жениться на Изотте Пиццамано. Он чувствует в вас соперника.
— И он оставил нас наедине, чтобы вы могли выяснить для него, есть ли основания считать меня таковым?
Она возмутилась.
— До чего вы прямолинейны! Боже мой! Но в этом есть и прелесть. А как строго вы смотрите на женщин! Под таким строгим взглядом я никогда не солгу. Мне этого не хочется. Вы умеете держать обещание?
— Испытайте меня, если сомневаетесь в этом.
— Вы угадали. Это очевидно для того, кто хорошо знает Вендрамина. Если бы у него не было важной цели, он не оставил бы нас наедине с такой готовностью.
— Позвольте мне надеяться, что у него часто будут возникать такие цели. Но возможно ли, чтобы я поставил его в затруднение и относительно вас?
— Вы настолько невежливы, что еще и удивляетесь?
— Меня смущает количество объектов его ревности. Есть ли в Венеции дамы, с которыми я могу дружить, не опасаясь убийства от рук месье Вендрамина?
— Теперь вам угодно посмеяться, а я серьезна. О, очень серьезна. Он ревнив, как испанец, и опасен в своей ревности. Могу я успокоить его по поводу донны Изотты?
— Если вы не очень заинтересованы в моей смерти.
— Вовсе нет. Я хотела еще увидеться с вами.
— Несмотря на испанскую ревность этого ревнивого Вендрамина?
— Если вы так храбры, как кажетесь, навестите меня вскоре. Я поселилась в доме Гаццолы, это возле Риальто. Гондольер знает, где это. Вы придете?
— В своих мыслях я уже там.
Она улыбнулась. Приятная, пленительная улыбка, — отметил он, не упустив из вида и морщинки возле ее живых глаз, выдающие возраст больший, чем это показалось сначала.
— Для англичанина, — сказала она, — у вас, пожалуй, нет недостатка в предприимчивости. Наверное, вы освоили это одновременно с вашим превосходным французским.
Вендрамин и Терци вернулись. Марк-Антуан поднялся и склонился к ее руке.
— Я буду ждать вас, — сказала она. — Помните!
— Излишний приказ! — запротестовал Марк-Антуан.
Терци увел его представить другим присутствующим и подкрепиться. Потягивая рюмку мальвазии и прислушиваясь к возбужденному спору о сонете между двумя любителями поэзии, он увидел Вендрамина на том самом месте около маленькой лжевиконтессы, которое он только что освободил, очень занятого серьезной беседой.
Точно разобраться в запутанных отношениях между Вендрамином и этой женщиной было лишь частью — и менее важной частью — проблем, стоявших перед Марком-Антуаном. Зная, что она является активнейшим французским тайным агентом, занимающимся в настоящее время подкупом такого ценного для антиякобинского движения в Венеции человека, как Вендрамин, он считал своим долгом немедленно разоблачить ее. Обязанный поступить именно так, он превозмог бы угрызения совести. Но она была женщиной очень изящной и хрупкой, и вид этой стройной белой шейки в удушающей петле был бы просто ужасным. И рыцарский дух заставил отказаться от требования долга. Мысль о том, что подкуп Вендрамина, если состоится, откроет путь к спасению Изотты, он обязан был отвергнуть как неприемлемую, пусть даже это было для него невыгодно. Здесь он подчинился долгу.
