Эрик Амблер - Гнев
— Меня от этого тошнит, — сказала она и потом добавила: — Но вообще смешно.
III
Мне сейчас трудно писать про Люсию объективно, но я попробую. У меня до сих пор сохранилась запись этого интервью — с правдой, ложью, полуправдой и недомолвками. Все, как она тогда мне говорила.
— Что в статье «Парту» показалось вам смешным? — начинает мой голос.
— Там было написано, что Ахмед не участвовал ни в какой политической деятельности за то время, пока жил в Швейцарии.
— Ахмед — это полковник Арбиль?
— Да.
— А он участвовал в политической деятельности?
— Конечно, все время, за исключением последних нескольких недель до того, как его убили. На вилле каждую ночь проходили секретные встречи. Люди собирались по двое, по трое, и каждый раз они проникали в дом поодиночке, когда слуги уже спали. Естественно, им приходилось соблюдать строгую конспирацию.
— Что за люди?
— Преимущественно иракские курды. Члены подпольного Комитета.
— Комитета?..
— Комитета борьбы за курдскую автономию. Его штаб-квартира находится в Женеве. Это изгнанники, мечтающие о независимом Курдистане, который должен будет получить нефтяные богатства Киркука и Мосула.
— Вы сказали, они «преимущественно» иракцы. А остальные?
— По-моему, были два сирийца. И один англичанин или, может, американец. У него был акцент, как у вас.
— Он часто приходил?
— Два или три раза.
— Вы знаете, о чем они говорили? Вы присутствовали на этих встречах?
— Нет, никогда. Они же мусульмане, вы понимаете. У них женщинам не позволено вмешиваться в мужские дела. Я всегда держалась в стороне.
— Полковник Арбиль тоже так думал о женщинах?
— В этом отношении да.
— Но во всем остальном он вам доверял?
— Да, он много мне рассказывал.
— О чем именно?
— Он говорил, что, согласно Севрскому договору курды должны были получить государственность. Он был патриотом.
— И поэтому его убили?
— Конечно.
— Агенты иракского правительства?
— Возможно. Или агенты нефтяных компаний.
— А при чем тут нефтяные компании?
— Ахмед говорил, они не хотят, чтобы курды получили автономию.
— Они?
— Американцы, англичане, голландцы, французы. Они все в этом замешаны.
— Вы серьезно верите, что международные нефтяные компании занимаются политическими убийствами?
— А почему бы и нет? Большие нефтяные компании мало чем отличаются от правительств. Творят что хотят. И кроме того, люди, которые ворвались к нам в дом, не были иракцами. Я знаю, я слышала, как они разговаривали.
— А кто они были?
— К нему они обращались по-немецки, между собой говорили на каком-то другом языке, которого я не знаю. Не на арабском.
Я сменил тему, не торопясь переходить к ночи убийства. Сначала я хотел прояснить два других вопроса.
— В статье говорилось, что полковник Арбиль жил на деньги от семейного бизнеса в Ираке. Это правда?
— Думаю, да. Со мной он финансы не обсуждал. У него было много денег. Нам незачем было об этом говорить.
— Вам не показалось странным, что беженец, объявленный врагом иракского правительства, без труда получает деньги с родины?
— Если это деньги семьи…
— В такой стране, как Ирак, нельзя выводить деньги за рубеж без разрешения правительства.
— Возможно, их посылали тайно. Наверное, для этого приходилось давать взятки. Я точно не знаю.
Пока она говорила, тон ее голоса часто менялся. Она встала и начала ходить по комнате.
— Хорошо. Правильно я понимаю, что за несколько месяцев до смерти полковник Арбиль получил предупреждение об опасности, угрожающей его жизни?
— Нет.
— Нет?
— Его предупредили, что могут быть попытки украсть важные документы.
— Что за документы?
— Что-то связанное с политикой.
— Кто его предупредил?
— Понятия не имею.
— А в какой форме пришло сообщение?
— Он получил телеграмму.
— Откуда?
— Не знаю, он ее сжег.
— Тогда он и установил прожекторы и сигнализацию… А не проще ли было поместить документы в сейфовую ячейку? Это было бы гораздо безопасней.
— Он не обсуждал со мной подобные вопросы. С какой стати?
— Когда вы встречались с Аделью в Цюрихе, ей показалось, что вы чем-то обеспокоены. Вы спросили ее, может ли полковник Арбиль получить вид на жительство во Франции. С чем это было связано?
— Просто ему, и нам обоим, было бы удобней жить во Франции.
— Удобней, но не безопасней?
— Аренда виллы заканчивалась через несколько месяцев. Ахмед еще не решил, возобновлять ее или нет. Мы подумывали, не снять ли жилье на юге у моря. Летом там лучше, чем в Цюрихе, а зимой в Шамони снег ничуть не хуже, а может, даже лучше, чем в Санкт-Морице.
— Он когда-нибудь говорил о возвращении в Ирак?
— Нет.
— Даже в случае, если там сменится власть?
— Отношение к курдам все равно будет прежним.
— Вы говорили, что в последние несколько недель, непосредственно перед смертью, полковник Арбиль не вел никакой политической деятельности. Вам известно почему?
— Нет.
— Он встречался с кем-нибудь в других местах? В Женеве, например.
— Возможно, но мне кажется, что нет.
— Случалось ли ему куда-нибудь уезжать ночью?
— Бывало.
— А в последний месяц?
— Думаю, нет.
— А как насчет последней недели?
— Нет, он болел гриппом.
— Хорошо. Расскажите мне, что случилось в ту ночь, когда он был убит.
Очевидно, Люсия специально готовилась к этому вопросу.
— Как я уже сказала, у Ахмеда был грипп. У него появились хрипы в легких, и доктор прописал антибиотики. Во время болезни я спала в другой комнате, в конце коридора, под одной из башенок.
Короткое молчание.
— Ахмед уже ходил, но еще принимал антибиотики и чувствовал себя неважно. В тот вечер он лег рано. Я немного с ним посидела. Эрнесто принес нам маленький телевизор: Ахмед хотел посмотреть какую-то передачу по «Евровидению» — примерно в половине десятого. Потом сказал, что будет спать. Я дала ему лекарство, пожелала спокойной ночи и пошла в свою комнату.
— Прожекторы в саду горели?
— Да.
— Кто запирал двери?
— Эрнесто. У него есть ключ, чтобы он мог попасть в дом рано утром. Он запирает двери каждый вечер, когда они с Марией уходят в свой коттедж.
— Что потом?
— Из-за болезни Ахмеда я несколько дней не выходила из дома, и у меня разболелась голова. Я решила, что тоже заразилась. Заварила себе настой трав, приняла таблетку аспирина и легла в постель. Было еще рано, но я уснула сразу.
— Что вас разбудило?
— Ахмед. Он кричал от боли.
— И что вы сделали?
— Я выбралась из постели и хотела идти к нему. Тут я сообразила, что прожекторы не горят. Один из них был установлен как раз напротив моей угловой комнаты. Обычно он горел так ярко, что свет проникал даже через закрытые занавески.
— А дальше?
— Я услышала, как мужской голос сердито выкрикнул: «Давай! Давай!», и Ахмед снова закричал от боли. Затем другой голос сказал что-то по-немецки, я не смогла разобрать, что именно.
— И что вы сделали?
— Ничего.
Пауза.
— Это плохо? Я очень испугалась. Пыталась не поддаваться панике. Сначала я подумала о пистолете, который купил Ахмед, но он лежал в ящике рядом с его кроватью. Я подошла к двери своей комнаты. Голоса слышалось два, но, может, там есть еще люди. И неизвестно, знают ли они о моем присутствии. В моей комнате не было телефона. Я решила тихонько пробраться вниз, к телефону. Потом один из них громко произнес: «Где? Где?», и внезапно раздался крик Ахмеда.
Люсия всхлипывает, и потом почти полминуты на ленте ничего нет. Наконец она тихо продолжает:
— Больше он не кричал. Наверное, потерял сознание.
— И что вы сделали?
Пауза.
— Застелила постель.
— Застелили постель? — Я не верю своим ушам.
— Ну да. Понимаете, я знала, где то, за чем они пришли. Я сообразила: не застав меня с Ахмедом, они решат, что он сегодня один. А когда начнут обыскивать дом и обнаружат меня, то поступят со мной так же, как с ним. Я могла спрятаться, но, увидев неубранную постель, они поймут, что я где-то поблизости, и найдут меня. Поэтому я быстро застелила постель и прибралась в комнате. На мне был спортивный костюм, а все мои вещи остались в шкафу в другой комнате. Сделать нужно было совсем не много, и все же мне казалось, что время тянулось бесконечно. Я слышала, как эти двое о чем-то спорили. Потом они замолчали, и раздались два выстрела.
— Только два?
— Тогда только два. Я сначала решила, что Ахмед сумел достать пистолет из ящика и убить их. Потом я снова услышала их голоса и поняла, что они его застрелили. Они вышли в коридор. Дальше медлить было нельзя, и я спряталась.
