Ганс Эттинген - Крысы появляются ночью
Растерявшийся было лейтенант неожиданно перешел в наступление:
— Майору Батлеру я не сказал, что отобрал у мисс Эвелин две катушки и кассету с кинопленкой, предназначавшиеся для вас.
— Для меня? — притворно удивился Адамс. — Почему для меня?
— А для кого же тогда?
— Откуда мне знать, — недоуменно протянул Адамс. — А если бы вы свои предположения — хотя они совершенно надуманны — высказали майору Батлеру, что тогда изменилось бы? Я не подчиняюсь Си-Ай-Си. Я очень высоко ценю майора, но не получаю от него ни указаний, ни заданий. Никто из американцев не властен надо мной.
— А кто дает вам деньги, кто помогает вам восстановить былую силу? — обрушился на него Перси. — Мы, только мы!
— Молодой человек, — холодно процедил Адамс, — мы всегда были достаточно сильны. У нас, например, есть нечто, чего вы лишены начисто, — это традиции. В прошлую войну у вас не было ни малейшего шанса выиграть ее у нас в одиночку. Я был офицером…
— Да, офицером гестапо, — перебил его Перси, — это нам известно. Попадись вы нам в сорок пятом, мы бы вас повесили.
— Верно, — улыбнулся Адамс. — А сегодня вы, американский офицер, боитесь меня. Вот как меняются времена.
— Я? Боюсь? — с презрением переспросил Перси. Но, встретив пронзительный взгляд Адамса, похолодел.
— По своему служебному положению я у вас в Си-Ай-Си, — продолжал Адамс, — имел бы звание полковника. Вы не находите, что, разговаривая с вами, лейтенант, я проявляю любезность?
Перси молчал. Он начинал понимать, что этот человек имел право так разговаривать с ним. Адамс мог бы запросто прийти к полковнику Шерману, начальнику Батлера, и был бы тотчас же принят им.
— Тогда почему же вы подсели ко мне? — угрюмо спросил Перси.
— Потому что это дело заинтересовало меня лично. — Адамс затянулся сигаретой. — Итак, вы согласны с тем, что изнасиловали немецкую гражданку Эвелин Бринкман?
— Изнасиловал? — оцепенел лейтенант.
— Ну, речь идет по меньшей мере о случае принуждения, — деловито объяснял Адамс. — Это достаточно точно засвидетельствовано магнитофоном. Я еще выясню кое-что по этому поводу в прокуратуре, а затем можно будет поговорить с вашим начальником Батлером. Собственно, все это произойдет тайно. Выносить процесс на суд общественности — не в интересах вашей фирмы.
— Это вы серьезно? — взволнованно спросил Перси.
— Вполне, — категорично ответил Адамс. — А как поступили бы вы на моем месте?
— Но это же был просто флирт, — сказал лейтенант, — вот и все.
— Фрейлейн Бринкман иного мнения. И я тоже.
— Мистер Адамс, ведь вы же мужчина. С каждым может случиться, что он вдруг загорится страстью к женщине. Вы не хотите за:-ключить джентльменское соглашение?
— Я государственный служащий и дал торжественную клятву верно служить своей стране! — патетически произнес Адамс. — Я защищаю права и свободу моих сограждан! Если вы предложите мне что-нибудь такое, что для моей страны окажется важнее, чем защита отдельной гражданки, мы сможем договориться, — закончил он уже иным тоном.
— Что вы требуете от меня? — спросил Перси.
— Информации, — лаконично ответил Адамс, затем, чуть помедлив, уточнил: — Той информации, которую вы получаете от немецких агентов, размещенных в Федеративной Республике и советской зоне. Сейчас в первую очередь меня интересует дело Паули. Для какой цели вы готовите этого агента?
Перси молчал, нервно постукивая пальцами по бутылке из-под молока.
«Неисправимая нацистская свинья! — думал он, приходя в отчаяние. — Если я откажусь, он обо всем доложит Батлеру. А если Батлер услышит о деле с Эвелин, он сразу же даст делу законный ход. Значит, военный суд, разжалование, уход из армии, тюрьма. На гражданке никто не предоставит мне приличного места. Останется только валяться на парковых скамейках. Значит, я пропал окончательно и бесповоротно…»
— Ну? — тихим голосом напомнил Адамс.
— Этого Паули мы собираемся заслать к профессору Арендту, — медленно проговорил Перси.
— Интересно!.. — Адамс, устраиваясь поудобнее на стуле, откинулся назад. — Очень интересно, лейтенант. Расскажите-ка мне обо всем поподробнее. И не вздумайте чего-нибудь забыть!
Наклонившись над столом, Перси вполголоса стал рассказывать.
Этот воскресный вечер Эвелин коротала одна в своем маленьком домике. Его предоставил ей Батлер, и жить в нем с некоторых пор стало для нее невыносимо. Она сидела перед камином, куря одну сигарету за другой и посматривая на пламя.
«Лучше жить свободной на чердаке, чем медленно погибать здесь», — думала она.
Часто мечтала она о том, что сбежит куда-нибудь — во Францию, Италию, Швейцарию. Ей удалось накопить несколько тысяч марок. Она могла бы работать, если удастся, манекенщицей или на худой конец официанткой… Но это невозможно: где бы она ни находилась, ее везде отыскали бы и «выключили», как выражался Батлер.
Как это ни парадоксально, единственное, что может ее спасти, — старость. Когда она потеряет красоту, исчезнет и интерес к ней. Но и тогда они не оставят ее в покое. Не доверяя ей, станут за ней шпионить. Настоящей свободы ей никогда не видеть.
Помочь ей мог только Адамс. Он был человеком, облеченным властью, и она надеялась, что он вырвет ее из лап Си-Ай-Си.
Кто-то позвонил у входа.
Эвелин открыла.
У двери стоял штаб-сержант Вильямс.
— Хэлло, мисс Эвелин! — ухмыльнулся он. — Майор страстно желает вас видеть.
— Сейчас, в воскресный вечер? — удивленно спросила она.
— Так точно! Пошли!
Эвелин надела пальто, мельком взглянула в зеркало и вслед за сержантом поспешила к ожидающему их «бьюику». В машине Эвелин пыталась понять, почему ее вызвали в такой неурочный час.
Ей стало страшно.
Переступив порог кабинета Батлера, она растерянно остановилась и уставилась на прожектор, стоящий рядом с письменным столом. Шторы на окнах были спущены.
— Садитесь! — недружелюбно произнес Батлер.
Разглядеть его Эвелин не смогла. Яркий свет ослепил ее. Ощупью она нашла стул и присела.
— Это допрос? — спросила она.
— Да!
В комнате воцарилась мертвая тишина.
Эвелин закрыла глаза.
— Смотрите на меня, — приказал Батлер, — и отвечайте на мои вопросы.
У нее стало резать глаза.
— Расскажите мне обо всем, что произошло, когда к вам пришел лейтенант Перси, чтобы забрать данные о Паули.
— Я их отдала ему, — ответила Эвелин.
— Все? — спросил Батлер.
Она помедлила. Неужели Перси донес майору? Это показалось ей невероятным.
— Все!
— Как долго Перси находился у вас?
— Пожалуй, с полчаса. Он взял материалы и ушел обратно.
— Это ложь! — резко оборвал ее Батлер. — Он был у вас почти три часа. Это мы знаем точно. Что происходило в это время?
— Он пытался…
— С успехом?
— Да!
— Вы любите его?
— Нет!
— Значит, он заставил вас… Почему?
Эвелин молчала. Она лихорадочно пыталась обдумать ответ. Но резкий свет действовал на нее как пытка. Резало глаза, стучало в висках…
— Как часто вы передавали информационный материал… Адамсу?
«Он все знает!» — в отчаянии заключила она и сказала:
— Около двадцати раз.
— Вы могли бы припомнить, о каких вещах там шла речь?
— Да. Это были…
— Мы зафиксируем это позднее. Сколько он платил вам за эту службу?
— Ничего. Я люблю его.
— Следовательно, вы зависите от него. А почему вы стали любовницей лейтенанта Перси?
— Он заметил, что я отдала ему не все материалы, и обещал мне молчать об этом, если я…
— Достаточно, — остановил ее Батлер. — Эти материалы тоже предназначались Адамсу?
— Да!
«Каков наглец! — подумал Батлер, имея в виду Перси. — Он не только нарушил мой приказ в отношении Эвелин, но вдобавок еще к скрыл, что Эвелин пыталась передать немцам важные сведения».
— Прошу вас, выключите свет, — слабо попросила Эвелин.
— Нет! — тотчас же раздался голос Батлера. — Допрос еще не окончен.
Лицо женщины было ярко освещено. Теперь можно было разглядеть скрытые косметикой тонкие морщинки у глаз. Батлер молча наблюдал, как от палящих лучей прожектора у нее сохли губы и она то и дело нервно облизывала их.
— Между прочим, вы знаете о том, что вами возведено чудовищное обвинение, против американского офицера? — с расстановкой проговорил он. — Я мог бы и не напоминать, что будет с вами, если вы не сможете это доказать…
Эвелин была близка к обмороку. Перед ее глазами бешено завертелись ярко-красные спирали.
— В то время когда лейтенант был у меня, я включила магнитофон, — простонала она.
— Эта запись у вас?
— У меня ее больше нет.
У Эвелин потемнело в глазах, она медленно стала оседать вниз на своем стуле.
