Андрей Гуляшки - Спящая красавица
Полковник быстро просмотрел снимки и спросил лаборанта:
— Установлено происхождение и назначение этого предмета?
Лаборант, седой человек с мрачным выражением лица, ответил:
— Происхождение предмета мы, к сожалению, установить не смогли. Что же касается его назначения, то туг все ясно — это кассета фотоаппарата, приспособленного для съемки ночью или при плохой видимости в инфракрасных лучах. Кассета содержит специальную фотопленку длиною шесть метров. Она абсолютно чиста, целиком накручена на барабан и подготовлена к работе, но не включалась в механизм камеры ни разу. Это видно по тому, что в устье канала пыль лежит нетронутой. По всей вероятности, эта кассета была резервной и выпала на землю или из сумки, или из кармана.
Лаборант высказал все это медленно, ровным и бесстрастным голосом, словно читал скучный абзац газетной статьи.
Когда он вышел, майор Н-ский неспокойно заерзал на своем месте и попросил разрешения закурить.
— Вы волнуетесь? — спросил полковник. — Не стоит, случаются и такие вещи. Кто-то пробирается незамеченным, щелкает аппаратом и фотографирует засекреченные объекты.
— Но, товарищ полковник, — выпрямился Н-ский. — В данном случае речь идет не просто о каком-то «засекреченном объекте», а о сооружении огромной важности для обороны страны. Если это сооружение сфотографировано…
— А вы в этом сомневаетесь? — прервал полковник. Голос его был спокоен, но можно было уловить нотки иронического удивления.
Н-ский покачал головой.
— Тогда почему же вы говорите «если»? Уверены вы, что сооружение сфотографировано, или нет?
— Уверен.
— А что вам дает основание думать, что оно непременно сфотографировано?
— Два факта, — ответил Н-ский — Два факта дают мне основание думать так. Нападение в районе сектора А и туман. Нападение вынудило коменданта сооружения «Момчил-2» усилить охрану с южной стороны, а эта мера повлекла за собой ослабление охраны с севера. Неизвестное лицо воспользовалось этим обстоятельством, чтобы перерезать два ряда проволочных заграждений и пробраться незамеченным на территорию плаца. Да еще туман…
— Товарищ майор, — сказал он, — вы сделали несколько очень ценных открытий, и я выделяю их, чтобы облегчить вам, да и себе тоже, дальнейшую работу. Во-первых, неизвестный воспользовался ослаблением охраны с северной стороны оборонительного сооружения. Прекрасно. Но когда человек может воспользоваться благоприятной обстановкой? Когда он находится в непосредственной близости к тому, что его интересует. Из этого следует, что неизвестное лицо либо живет поблизости от сооружения «Момчил-2», либо часто кружит возле него — то ли по службе, то ли по какому-то другому поводу. И в одном, и в другом случае кому-то он бы запомнился.
Во-вторых, вы говорите, что туман ухудшал видимость. Чтобы человек мог ориентироваться в таком киселе и не спутать дорогу, он должен знать местность с закрытыми глазами. Из этого следует, что неизвестное лицо знает каждый клочок и каждый уголок возле «Момчил-2». Вы должны искать эго лицо где-то поблизости от сооружения — среди людей, которые часто его посещают, и даже среди тех, которые живут и работают на территории. Это надежные координаты, товарищ майор. Если с их помощью правильно организовать поиски, то вы добьетесь успеха.
Они обсудили кое-какие технические детали и Н-ский ушел.
Во время разговора с майором полковник Манов, как и всякий хороший мастер, испытывал удовольствие от своего опыта. Но самоуспокоенности не было. Обобщая факты и формулируя соображения, он не забывал о «Гермесе». Нет, его появление сразу после инцидента в секторе А не случайно. «Заказ» мог в том и заключаться, чтобы сфотографировать «Момчил-2». «Гермес» в любую минуту может распорядиться, кому передать снимки и каким образом. Радоваться тут, разумеется, нечему.
Не было еще такого случая в практике, чтобы иностранный агент заснял нечто или же раздобыл засекреченную минералогическую пробу и в то же время не знал, кому и каким образом передать свои трофеи. Полковник не мог вспомнить такого прецедента.
Опыт научил его искать уже испытанные способы действия. В самых сложных делах, даже и в тех, которые Аввакум в свое время раскрыл до конца, — главные действующие лица имели свои явки, связных и помощников. Так что теоретически возможная связь между фотографированием «Момчил-2» и вчерашним разговором с «Гермесом» казалась на практике довольно сомнительной или, самое меньшее, наивной.
Вот почему в своем разговоре с майором Н-ским полковник Манов преграждал путь мыслям о «Гермесе» и, как настоящий исследователь, умеющий прятать свои сомнения, казался оживленным и возбужденным.
Но эти сомнения были с ним. Хоть и решил временно не думать ни о «Гермесе», ни о кассете. Они дадут о себе знать.
* * *
В четыре часа пятнадцать минут дежурный лейтенант сообщил полковнику о несчастье: на старшего шифровальщика наехала легковая «татра». Пострадавший переходил улицу 9-го Сентября, возвращаясь в министерство. Удар был не сильным, и поэтому машина не отбросила его от себя, а лишь помяла передними колесами. Дознание, которое тут же на месте произвела автоинспекция, установило бесспорную вину потерпевшего: он переходил улицу не у перекрестка. В данном случае туман и мокрая мостовая были союзниками шофера. Длинный тормозной путь тоже говорил в его пользу. Почему старший шифровальщик неправильно переходил улицу? На запрос из Пироговской больницы ответили, что опасности для его жизни нет: сломаны несколько ребер, травмирован позвоночник…
Пока лейтенант сообщал об этом (он словно сочувствовал больше шоферу, чем пострадавшему), полковнику Манову казалось, будто он проваливается в яму, наполненную ядовитым газом. Он задохнулся. Лейтенант мог уйти, на кой черт нужны эти подробности! Те, из инспекции, сделали все, что нужно. Но ведь он сам посоветовал шифровальщику прогуляться…
И внезапно леденящая мысль обожгла мозг: после несчастья со старшим шифровальщиком, кто сможет померяться силами с надменным и таинственным «Гермесом»?
Самый опытный работник вышел из строя.
Точно в шесть часов вечера радиостанция «Гермес» передала в эфир шифровку. После кодового сигнала, повторенного трижды с интервалом тридцать секунд, последовала радиограмма, предназначенная, по предварительному указанию передававшего, для «А» и «Б» — предполагаемых слушателей «Гермеса».
«А» и «Б», вероятно, приняли радиограмму. Они не откликнулись даже на кодовый сигнал «Гермеса». Впрочем, этот односторонний способ «разговора» практиковался и раньше.
Посоветовавшись в шифровальном отделе, полковник Манов лично отвез копию перехвата профессору математики Найдену Найденову.
Это было вечером 28 ноября.
10
Ночью похолодало, и когда утром Аввакум раздвинул шторы на балкон, верхушки старых сосен в парке поседели от снега. Зарождался хмурый день, небо висело низко над крышами домов, в сумрачном воздухе кружили одинокие снежинки. Первые посланцы наступающей зимы проходили прежде всего через этот окраинный юго-восточный район города.
На спиртовке варился кофе. Аввакум брился и напевал «ча-ча», пританцовывая. Вот, наконец, пришло и для него время постукивать ритмично каблуками по паркету и двигать согнутыми локтями. Он учился боксу, фехтованию, даже вольной борьбе, умел кататься на коньках, лыжах, взбираться на крутые скалы, но танцы презирал всегда. Старое танго отталкивало его сентиментально-слащавой эротикой, а ультрамодных танцев он не выносил за их примитивизм.
Аввакум чуждался слащавой сентиментальности и фальши. Однако сейчас он приподнимал то левую, то правую ногу и напевал. Ему было весело. Позапрошлым вечером они втроем сходили в бар — Очаровательная Фея, Гарри и он. Щеки девушки пылали, глаза блестели — такой она становилась всегда, когда ее вызывали на «бис» или когда она выпивала больше рюмки крепкого вина. Когда оркестр заиграл калипсо, она глазами предложила Аввакуму: «Пошли?». Он притворился, что не понимает. Она произнесла это вслух и даже привстала со стула. «А ну-ка, Гарри!»— повернулся тогда Аввакум к художнику и ободряюще кивнул ему головой. Это было в порядке вещей, чтобы жених первым танцевал с невестой. Но Гарри молча покачал головой. Он работал над проектами болгарских павильонов для предстоящей международной ярмарки, и мысли об этой спешной и сложной работе не покидали его весь день. Он имел полное право казаться утомленным и дремать, когда оркестр играл калипсо. Аввакум же не мог похвалиться ничем таким, что хоть отдаленно напоминало бы страшную занятость Гарри. В этот день он не ходил в мастерскую, рукопись целый день пролежала нетронутой на столе, а их общая работа с профессором над одним ребусом отнюдь не утомляла. Поэтому он лишь улыбнулся, отвел взгляд от зовущих глаз Феи и сказал: «Может, мы отложим это на следующий раз? Право же, у меня сейчас нет ни малейшего желания танцевать!» Он ожидал, что в глазах ее вспыхнут огоньки обиды. Но девушка сказала ему: «Очень жаль» — и снова села, как примерная ученица. Было видно, что она действительно жалеет, что не придется потанцевать, и в то же время не собирается поднимать шум из-за этой истории. И мужчины имеют право на капризы и плохое настроение.
