Микки Спиллейн - Кровавый рассвет
Я схватил одного за шиворот, другого за грудь, и они упали с глухим стуком, потом дернулись пару раз и успокоились навсегда.
Я спустился в холл, где горела лишь настольная лампа, и когда заметил приоткрытую дверь в буфетной, то уже знал, что там найду.
Толстый Джон уже никогда не будет радоваться счетам от Мартина Грэди. Он валялся рядом со стойкой и ухмылялся бессмысленной улыбкой. Я подошел на шаг и обнаружил, что его горло располосовано от уха до уха и вся кровь уже вытекла. На улице уже началась возня. Послышался шум подъезжающей машины, чьи-то голоса и выкрики. Пришлось возвращаться на лестницу. Я быстро догнал Еву. Упрямая тварь! Не стала лезть до крыши, а сидела у всех на виду, как обезьяна. Мы спустились вниз. Я взял ее под руку, и мы прошагали так несколько кварталов. Затем я поймал такси и дал адрес Эрни Бентли. В машине мы прослушали по радио объявление о трех убийствах в том районе, откуда мы только что благополучно выбрались.
6
Пока Эрни собирал сведения об убийствах, мы сидели в лаборатории. Полиция никого не обнаружила, но нож, который располосовал горло толстяка Джона, оказался в кармане одного из тех, кого я пристрелил…
Я не оставил после себя следов, а мои отпечатки пальцев могли быть только на коробке спичек, но я надеялся, что она сгорела. Сложнее было с Евой. Она ведь, наверняка, наследила в номере, и опознать ее было для них делом нескольких часов.
В лабораторию вошел хмурый Эрни.
– Как они добрались до жирного Джона?
– Ну, крошка, вспомни, за тобой действительно никто не следил? – осведомился я.
Она в третий раз рассказала свою историю.
– Ты уверена, что не притащила хвост?
– Нет, нет.
– Черт, но она же не профессионалка! Как она может знать, следили за ней или нет? И потом, вряд ли они не стояли у выходов, на всякий случай. Ее проследили до Джона, и твой приход мог отсрочить ее смерть минут на двадцать, не больше.
Эрни еще раз кивнул, приблизился к Еве и приказал:
– Покажи руки!
Ничего не понимая, она подчинилась. Эрни осторожно пощупал ее мускулы и начал тщательно обследовать запястья и локти. В этих руках не было ничего грубого или животного. Они были нежные, мягкие и, конечно, не такие, как у тренированного спортсмена. Много лет назад она оставила спорт, чтобы стать обыкновенной женщиной.
– Ну, что?
– Не она. Наконец до нее дошло. Она пристально оглядела нас.
– Нет, мальчики, я не удав и не убивала вашу приятельницу.
– Обыкновенная проверка, детка. В нашем деле необходимо быть до конца уверенным, иначе быстро превратишься в труп. Теперь там полиция, и если когда-нибудь они тебя поймают, тебе многое придется им объяснить. Но я верю Эрни, для этого дела была нужна пара могучих рук. Не твоих, конечно. Она как будто онемела, но вдруг сказала:
– А если, например, у меня было оружие?
– Да, твоя грудь, но она меня не остановила бы.
– Спасибо.
Она улыбнулась, а Эрни снова взял ее руки в свои и произнес:
– Что мы будем делать дальше с этой киской? Я дернул плечом.
– Ей не во что одеться и негде жить. Она должна быть с кем-то, кому можно доверять.
– Вызови кого-нибудь из Ньюарк-Контроля.
– Нет времени. Там в курсе, что она у меня. Знаешь что? Сними меня вместе с Евой.
– Зачем?
– Если Мартел узнает, что она в безопасности, может быть, он заговорит. Мы используем сегодняшнюю газету, как подтверждение.
Пока мы ждали снимка, я позвонил Корбинету. Чарли даже присвистнул, когда я коротко изложил ему суть дела, но он никогда не задавал вопросов.
– Есть что-нибудь новенькое об отеле? – осведомился я.
– Несколько интересных фактов. Ни один мужчина не проникал в здание. Все входившие и выходившие – женщины. Ни одна пожарная лестница не была открыта. Пока это выглядит как мужская работа, но сдается, что хорошо тренированная, разбирающаяся в нашем деле профессионалка могла справиться не хуже. Некоторые из женщин в отеле похожи на…
– Мне это не нравится.
– Мне тоже, но машина уже на ходу – не остановить.
– Вы все еще следите за моей Рондиной?
– Конечно. Сама по себе она нас мало трогает – это за тобой мы присматриваем, приятель. К ней приписан Альберт Кеттлер. Опасайся его. Он не в восторге от твоих действий и считает, что ты провалишь операцию.
– Все так считают.
– Но он особо опасен. По-моему, он ведет двойную игру с тех пор, как Мартина Грэди обязали дать объяснения в Сенатской комиссии, в Вашингтоне.
– Спасибо. Но почему ты мне об этом напоминаешь?
– Потому что у меня тоже есть мозги. Эта страна управляется идиотскими крысами, а в правительстве сидят трусы, и когда нужно что-то сделать для безопасности нации, то рассчитывать можно только на профессионалов со стальной хваткой и больше ни на кого. А если так, то какая разница, кто платит за износ их ботинок.
– А далеко зашла проверка комиссии?
– Создан целый комитет по проверке деятельности нашей организации. А тебя обвиняют во всех грехах и охотятся, как за зверем.
– Не впервой.
– Теперь, чтобы выпутаться из этой истории, тебе придется давать показания.
– Глупости! – буркнул я и повесил трубку.
– Что дальше? – спросил Эрни.
– Она – ключ ко всему в этой игре.
– А сегодня?
– Отвезу ее снова в отель.
– Твое лицо?
– Мне нужно новое, Эрни, все равно водитель такси уже запомнил меня.
Пока он снимал грим, Ева наблюдала за ним в полном восторге. Она любовалась, как он снимает пластик, парик, как мои зубы перестают выдаваться вперед и с них исчезает зеленоватый налет, как мои ногти становятся непохожими на птичьи когти, а с глаз исчезают красноватые прожилки.
Она откинулась в кресле и рассмеялась, это был приятный нежный смех. Ее черные глубокие глаза блестели.
– Хорошо посмеялась, – зло сказал я. – Не выношу, когда надо мной смеются.
– Нет, это не шутка. Раньше ты был похож… на пьяницу, но теперь, наконец, я увидела тигра живым. Теперь понимаю, почему тебя так назвали.
– Тайгер – мое настоящее имя.
– И ты заслуживаешь его.
– Но мне, кажется, нужен еще длинный хвост, – я мрачно усмехнулся, и она смолкла, но потом снова засмеялась.
– Я понимаю… – ее смех звенел в комнате колокольчиком, – я понимаю…
– Ой, сейчас обделаюсь, – расхохотался Эрни. – Вы бойцы, люди дела – всегда удачливы у женщин!
– Замолкни! – бросил я ему и схватил Еву за руку. – Пошли, моя крошка!
В отеле нас ни о чем не спросили. Клерк даже не потрудился оторваться от бумаг. К чему? Чужие любовные истории его давно не интересовали, он имел свои.
Коридор зиял перед нами длинной дырой, было безопасно, но когда я поворачивал ключ в замке, то чувствовал ее глаза на своей спине. В номере было одно кресло, одна, не особенно широкая, кровать и шкаф.
– Тайгер… Я сразу дал ей понять обстановку.
– Крошка, ты стоишь на трупах трех людей. Четвертым могу быть я… или ты, и не имеешь права спрашивать, а я не имею права отвечать. Милая моя, я переспал со столькими девочками, что страшно вспомнить, но сейчас не время играть в шаловливых котят. Я привел тебя сюда не для того, чтобы уложить в постель. Если я захочу тебя, то возьму, и ты даже не пикнешь. Когда я это сделаю, ты будешь рыдать от удовольствия. Мы не играем в игрушки, киска, но что касается меня, я бы быстро поладил с тобой одним ударом, отправив в страну вечною счастья. Но сейчас – нет!
– Я никогда…
– Ты девственница?
Ева посмотрела на меня долгим взглядом и медленно опустила ресницы. Наконец она ответила:
– Нет.
– Это, конечно, преграда до тех пор, пока мы с тобой не очутимся под одним одеялом. Я подошел к телефону и набрал номер Рондины.
Черт! Я никак не мог перестать называть ее Рондиной. Рондина была мертва… Но это имя слишком долго хранилось в моей памяти, и я не мог от него избавиться. Никто не подходил, и я повесил трубку. Было поздно, слишком поздно…
– Ложись в кровать, – пробурчал я. – Я буду спать в кресле.
Ева кивнула, подошла к кровати и села. Я знал, что она следит за мной, поэтому рухнул в кресло и повернулся к ней спиной. Если вы видите прелестную женщину, которой только что обладали, скорченной у ваших ног, если вы сами только что пристрелили двоих, то с вами тоже что-то такое происходит, а это был чересчур длинный день даже для меня.
Теперь они охотились уже за двумя. Мы были дичью, а они охотниками, стрелками, и если мы не остережемся, то погибнем под перекрестным огнем. Какой ответ, какой выбор?
Я стал смотреть на далекое небо и темные силуэты небоскребов, наблюдая, как меняется цвет города от вспышек неона, и прислушиваясь к шуму и крикам на улице. Я гадал, где еще сейчас умирают люди и почему. Потом я задремал, держа в руке 45-й, но слышал – как дождь в отдалении – тихое мурлыканье, какую-то богом забытую мелодию и ощущал ноздрями аромат чудесного женского тела в комнате.
