Роберт Ладлэм - Возвращение Матарезе
Через пару минут появился второй стюард, рослый молодой парень. Увидев в руке Джулиана пистолет, он бросился на него, швырнув ему в голову ведерко со льдом. Но было уже слишком поздно. Два приглушенных хлопка отправили две пули стюарду в грудь и в горло, после чего сын Пастушонка перетащил в туалет и вторую жертву.
Третий стюард, к счастью для себя, так и не понял, что произошло. Элегантный мужчина в годах, пятясь, вошел в буфет, катя за собой сервировочный столик. Джулиан выстрелил; стюард упал на столик, мертвый. Вскоре все три трупа лежали в туалете на полу, заливая белые кафельные плитки блестящей алой кровью. Гуидероне приготовился к следующей стадии операции, к последним трем шагам, которые отделяли его от человека, разбившего мечты и превратившего жизнь в сплошной кошмар.
Хромая, он вышел в коридор, завернул за угол и увидел первого из охранников МИ-5, стоящего перед лифтом напротив двери в номер борова. Изобразив недоумение и растерянность, сын Пастушонка приблизился к нему и, нажав кнопку вызова, заговорил с мольбой в голосе:
– Кажется, я окончательно заблудился. Я никак не могу найти номер восемьсот семь.
– На этом этаже и не найдете, сэр. Это третий этаж.
– Неужели? Возраст притупляет взор, как и все остальное. Я готов поклясться, что нажимал «восьмерку».
– Ничего страшного, сэр, такое случается со всеми.
Двери лифта открылись.
– Молодой человек, вас не затруднит нажать кнопку «8»?
– Что вы, сэр.
Шагнув в кабину, охранник нажал кнопку. В тот же самый момент Гуидероне поднял пистолет с глушителем и нажал на спусковой крючок. Двери закрылись, и кабина отправилась на восьмой этаж.
В этот момент из-за угла появился второй охранник. Было очевидно, что он кого-то ищет и встревожен тем, что не может этого человека найти. Джулиан торопливо захромал ему навстречу.
– Прошу прощения, молодой человек, но я не знаю, как мне быть. Тут только что произошла какая-то потасовка. Я стоял перед дверями лифта и разговаривал с человеком, одетым как вы, одних с вами лет, и вдруг двери открылись, оттуда выскочили двое, схватили этого человека и затолкали обратно в кабину. Он кричал и вырывался, но тщетно – это были прямо настоящие дикари! Они увезли его вниз…
– Рейф! – взревел второй охранник МИ-5, обращаясь к третьему так называемому «стюарду», который появился из-за стеклянной перегородки, разделяющей коридор. – Свяжись с Дауни, код опасности «красный». Насильственный захват! Оставайся здесь, а я сбегаю за Джозефом. Я воспользуюсь лестницей, а ты вызывай подкрепление. И пусть гостиницу немедленно оцепят!
Третий сотрудник МИ-5 потянулся к поясу за рацией. Он не успел. Гуидероне ринулся вперед, выхватывая из-за пазухи спрятанный пистолет. Наскочив с разбегу на опешившего охранника, он выстрелил в упор. Выстрел прозвучал совсем бесшумно, еще больше приглушенный плотью. Охранник упал. Сын Пастушонка тотчас же склонился над трупом и обшарил карманы, зная, что в них должно быть. Ключ от номера, в котором затаился боров!
Не обращая внимания на мучительно ноющую ногу, Гуидероне оттащил пятую жертву на лестничную клетку – лестницами в «Савое» пользуюся крайне редко – и столкнул труп вниз по ступеням. Затем он вернулся к номеру борова, чувствуя, как у него в груди все пылает. Прошло двадцать пять лет, четверть века, и вот наконец настал час отмщения! Еще несколько минут – и все будет кончено, кошмарам придет конец. Он мог бы стать президентом Соединенных Штатов Америки! Но у него на пути встал один-единственный человек. Не успеют часы пробить десять, как боров будет мертв. До десяти оставалось еще три минуты. Сын Пастушонка бесшумно вставил ключ в замочную скважину.
Далее последовала битва двух древних гигантов, никак не меньше. Скофилд сидел в кресле с видом на Темзу, Антония устроилась напротив, читая лондонскую «Таймс». Брэндон, как это было у него в привычке, держал на коленях блокнот и делал в нем записи. Вдруг со стороны двери донесся легкий металлический скрежет! Едва слышный, и Антония ничего не заметила. Но в своей прошлой жизни Беовульф Агата постоянно имел дело как раз с такими неопределенными звуками, приглушенными, неуловимыми, едва различимыми. И очень часто они означали разницу между тем, что его обнаружат, и тем, что ему удастся остаться незамеченным, – между жизнью и смертью. Скофилд обернулся: дверная ручка медленно, бесшумно поворачивалась.
– Тони! – прошептал он. – Иди в ванную и запри за собой дверь!
– В чем дело, Брэй?..
– Быстро!
Сбитая с толку Антония выполнила то, что ей сказали. Скофилд схватил за ножку массивный торшер. Выдернув вилку из розетки, он поднялся с кресла и, сжимая ножку посредине, быстро прошел к входной двери и встал слева от нее. Открывшись, дверь заслонит его собой.
Дверь открылась, и в комнату быстрой хромающей походкой прошел человек с пистолетом в руке. Брэндон со всей силой обрушил на голову незваному гостю тяжелое основание торшера. Пистолет дважды бесшумно выстрелил в пол; неудавшийся убийца развернулся и отпрянул назад, стараясь удержаться на ногах. Увидев лицо, залитое струящейся из раны на голове кровью, пораженный Скофилд на мгновение застыл. Джулиан Гуидероне! Он действительно жив! Здорово постарел, кожа покрылась пятнами. Лицо было искажено в безудержной злобе, глаза горят маниакальным огнем. Сын Пастушонка.
Брэндон опомнился за мгновение до того, как Гуидероне пришел в себя и снова поднял свой пистолет. Он ткнул основанием торшера Матарезе в грудь, отбрасывая его к окну. Однако удар лишь еще больше разъярил Гуидероне. Его окровавленное лицо скривилось в гримасе ярости. Он ринулся вперед, но Брэндон перехватил за запястье руку с пистолетом, выкручивая ее по часовой стрелке. Но тщетно. Перейдя грань рассудка, сын Пастушонка обрел силу человека вдвое моложе себя.
– Проклятий боров! – завопил он, брызжа слюной. – Проклятый боров!
– Благодарю вас, сенатор Эпплтон, – задыхаясь, ответил Скофилд, стараясь сдержать бешеный приступ Матарезе, насколько это было в его силах. – Ублюдок, ты хотел получить Белый дом, а я разрушил твои планы!
– А-а-а! – воскликнул Гуидероне, наваливаясь на Брэндона всем своим весом.
Скофилд потерял равновесие, и они повалились на пол. Сцепившись в смертельный клубок, противники катались на полу, с грохотом налетая на мебель. Наконец им удалось снова подняться на ноги – двум престарелым зверям, которые сошлись в поединке не на жизнь, а на смерть. На пол полетели сорванные со стен офорты под стеклом, веером осколков брызнула хрустальная ваза. Удар, ответный удар – то были заключительные мгновения эпической битвы. Наконец Брэндону удалось схватить Гуидероне за грудки, при этом не выпуская руки с пистолетом. Развернув своего противника, он с силой, о существовании которой не догадывался и сам, швырнул его в окно. Толстое стекло треснуло, разделяясь на несколько крупных осколков, один из которых вонзился Гуидероне в шею, протыкая ее насквозь.
Обессиленный Беовульф Агата рухнул на колени, жадно ловя ртом воздух.
Глава 30
– Мы должны действовать! – крикнул Скофилд. – Джефф, нельзя медлить ни минуты!
– Согласен, – добавил Камерон Прайс.
Впятером, включая Антонию и Лесли Монтроз, они собрались в разгромленном номере гостиницы «Савой». Сотрудники военной разведки убрали окровавленный труп Гуидероне, унесли сломанную мебель и осколки стекла.
– Ребята, да я вовсе не спорю с вами, – сказал глава МИ-5 Джеффри Уэйтерс. – Я просто хочу убедиться в том, что мы все просчитали.
– Я просчитал все, – настаивал Беовульф Агата. – Я знаю Матарезе, знаю их повадки. Каждая ячейка является полностью независимой, и в то же время все они объединены друг с другом. Каждая обладает определенной самостоятельностью, но при этом все находятся под одним общим зонтом. Удар нужно наносить тогда, когда зонт наиболее уязвим, когда ткань лопнула, а, поверьте мне, сейчас она как раз порвана в клочки!
– «Независимые и в то же время объединенные друг с другом», – вмешался сэр Джеффри. – Давайте-ка разберемся с этим.
– А с чем тут разбираться? – спросил Прайс. – Возьмем «Проктер энд Гэмбл» и «Тайд», «Ариэль» и… да все, что угодно. Торговые марки разные, а компания одна.
– Кам, какой нам толк от стиральных порошков? – спросила Лесли, усаживаясь за единственный стол, уцелевший во время погрома.
– А ты мысли категориями не стиральных порошков, а змей – если тебе больше нравится, клубков змей. Как я уже говорил, нам нужно отсекать головы змеям, независимым и объединенным друг с другом. Гуидероне был одной из двух ключевых фигур Матарезе…
– Сциллой и Харибдой, – вставил Скофилд.
– Очень хорошо, Брэй, – подтвердил Прайс. – После его устранения осталась вторая ключевая фигура, этот ван дер Меер из Амстердама. Предлагаю наведаться к нему в гости и перевернуть в доме все вверх ногами, как это сделал в правлении «Атлантик краун» Брэндон. Быть может, нам удастся что-нибудь узнать.
