Роберт Ладлэм - Предательство Тристана
– Они летают в немецком воздушном пространстве?
– Они знают возможности и порядок действий нацистской системы противовоздушной обороны. Летают очень низко и достаточно быстро, так что ПВО не успевает среагировать. Эти самолеты уже совершили множество таких полетов. Тут, пожалуй, самое хитрое – это выбор времени. Все требует точной координации. Если мы запросим самолет, то должны быть готовы встретить его и подать сигнал из определенного места на некотором удалении от Берлина. Если что-то не совпадет по времени, самолет не станет даже приземляться. Он просто развернется и отправится обратно, на Темпсфордский аэродром в Бедфордшире. И окошко захлопнется.
– Окошко?
– После того, как Кундров передаст рапорт о тебе в Москву, у нас будет только одна возможность удрать самолетом. Если мы ее упустим, НКВД захватит тебя. А я не хочу, чтобы это случилось.
– А Кундров?
– Мы уже все обсудили, и он устраивает свою часть операции. Все, что я должен сделать, это позвонить в Берн. Как только я узнаю, что «Лайзандер» выслан, Кундров отправит свой рапорт в Москву. Власти в Москве скоординируют твой арест с находящимися здесь работниками НКВД. Машина придет в движение, и остановить ее будет невозможно. Поэтому об отступлении не может быть и речи.
– Ты доверяешь ему?
– Тот же вопрос он сам задал мне. Он спас жизнь и тебе, и мне. – Меткалф вспомнил, как Кундров сам просил помочь ему бежать. – У меня есть и другие основания доверять ему. Ну, Лана, тебе решать.
– Да.
– Я хочу, чтобы ты как следует подумала об этом. Дело получается смертельно опасным, но я считаю, что для тебя во много раз опаснее возвращаться в Москву, где только вопрос времени, когда тебя арестуют.
– Я сказала: да, Стива.
– Но ты понимаешь, что все может пойти кувырком?
– Я уже сказала тебе: я – не ребенок. Ничего в жизни не гарантируется. Ничего в нашем мире не безопасно. И хватит об этом. Расстаться с отцом – это навсегда разлучит меня с ним, мой любимый. Но я попрощалась с ним перед отъездом, точно так же, как делаю это каждое утро. Так что говорю тебе: да.
Минуту или две оба молчали.
– Я должен сделать два звонка. Один Кундрову, который ждет моего сигнала. – Он вынул клочок бумаги, на котором небрежно записал номер телефона в будке в центре Берлина. – А второй в Швейцарию. Фон Шюсслер дипломат, а это означает, что министерство иностранных дел должно было предоставить ему телефонную линию с международным доступом, какую имеет мало кто из обычных немцев.
– Телефон находится в его кабинете. Он звонил в немецкое посольство в Москве вскоре после того, как мы прибыли сюда.
Стивен поглядел на часы и понял, что нынче вечером делает это все чаще и чаще.
– Хорошо. У нас остается пять часов, даже чуть меньше. Если все пойдет согласно графику, то как только я позвоню Кундрову, он свяжется с Москвой. Колеса закрутятся; Кундров проследит за этим. Тебе позвонят, это произойдет довольно скоро, может быть, в течение часа. Говорить будет кто-то из НКВД, но он, конечно, назовется кем-нибудь из больших театральных начальников, о котором ты почему-то никогда не слышала. Тебе скажут, что твоего отца свалил внезапный приступ, что требуется твое присутствие в Москве, чтобы тебя могли назначить законной опекуншей отца. Тебе расскажут, как добраться до берлинского Восточного вокзала, и наверняка закажут билет на поезд Брюссель – Москва, который выходит из Брюсселя в полдесятого вечера и делает краткую остановку в Берлине в 4:02 утром.
– А потом?
– А потом в замок приедет Кундров и отвезет тебя на место, куда должен прилететь самолет. Это заброшенная киностудия неподалеку от Берлина, которая в настоящее время используется как приманка – фальшивый город, предназначенный для того, чтобы дурачить пилотов противника и заставлять их сбрасывать бомбы на пустое место, а не на Берлин. Там есть большое поле, на котором свободно сможет приземлиться маленький самолетик. Поскольку студия заброшена, это, наверно, самое безопасное место в радиусе шестидесяти километров от Берлина. Но для того, чтобы этот план имел шанс на успех, самолет должен появиться не раньше, чем тебе позвонят из НКВД, и незадолго до ожидаемого времени твоего прибытия на Восточный вокзал. После того, как событие произойдет, все его обстоятельства будут тщательно изучаться. Все должно выглядеть правдоподобно. Должно складываться такое впечатление, что после того, как тебе позвонили, ты заподозрила неладное и связалась со своими опекунами…
– Какими опекунами?
– Людьми, на которых ты работаешь. Извини. Это слово из моего мира, а не твоего.
– Но как ты узнаешь, что тебе удалось организовать рейс самолета за такое короткое время?
– Мои знакомые обладают очень большим влиянием. Если экстренный рейс отправить почему – либо не удастся, придется отложить осуществление нашего плана до удобного момента. Кундров не станет передавать донесение в Москву, пока не убедится, что самолет будет.
Она замолкла, по-видимому, прикидывая что-то в уме.
– А что, если самолет собьет немецкая авиация или зенитки? А НКВД уже приготовится схватить меня?
Меткалф ответил не сразу:
– Мне не хотелось бы так думать, Лана.
– Нужно всегда готовиться к худшему.
– Иногда просто не бывает выбора, и остается надеяться только на лучшее.
– Очень странный подход, когда речь идет о чьей-то жизни. Или даже о судьбе мира.
– Ничего странного в этом нет. Я американец и, следовательно, оптимист.
– А я русская и потому пессимистка. Но лишь один из нас может быть прав.
– Но скоро, моя любимая, ты сама станешь американкой. Знаешь что? Мы тут сидим, болтаем, а время идет. Нам нужно пошевеливаться, причем поживее. Мы должны бежать. Если все пройдет так, как нужно, то уже завтра к этому времени мы с тобой, моя любимая, окажемся в месте, где наше бегство наконец закончится.
37
Меткалф стоял возле открытой двери, той самой, через которую проник в дом, и смотрел, нет ли поблизости сторожевых собак. В пределах видимости не оказалось ни одной – вероятно, они вернулись на свои обычные места у ворот и близ каменных стен поместья. И патруль гестапо, так и не изловивший Меткалфа, ушел, возможно, получив другое задание. Одним молниеносным броском он достиг навеса для машины, где легко нашел вслепую крюк, на котором висел ключ от «Даймлера».
Автомобиль завелся сразу же. Меткалф вывел машину из-под навеса и проехал по дорожке к главным железным воротам, которые, естественно, были заперты. Пришлось остановиться. В темноте обрисовалось несколько немецких овчарок и доберманов, они глядели на автомобиль, и их глаза светились желтым. Они стояли неподалеку, некоторые собаки негромко, предостерегающе рычали. Очевидно, они не могли сообразить, что им делать, поскольку они узнали автомобиль, но в нем сидел незнакомый человек. Но если Меткалф выйдет из автомобиля, чтобы открыть ворота – даже если предположить, что ему удастся отпереть замок, – собаки сразу же по запаху узнают в нем нарушителя и набросятся на него. Даже если ему удастся отбиться, пустив в ход оружие, шум встревожит слуг, возможно, разбудит и самого фон Шюсслера.
Собаки начали окружать автомобиль; они удивленно поскуливали и негромко рычали. Легко было понять, что они озадачены присутствием неизвестного им водителя в знакомом автомобиле. Их было пять, нет, уже шесть, все они стояли в напряженных позах, и у каждой глаза светились неистовой злобой.
Меткалф угодил в патовое положение. В любой момент одна из собак могла начать лаять, за ней забрешут остальные, и все обитатели поместья фон Шюсслера вскочат на ноги. Чтобы отпереть и открыть ворота, ему необходимо выйти из автомобиля. Похоже, что никакого выхода не имелось, а часы между тем тикали. График был составлен, и теперь уже ничего не изменить. Тратить время впустую никак нельзя!
Вдруг он заметил уголком глаза серебряный отблеск.
В маленьком зажиме на приборной панели покоилась тоненькая металлическая трубочка. Меткалф вынул ее, поднес к глазам: это был свисток.
Свисток для собак.
Он не забыл увиденное несколькими часами раньше, как шофер пользовался этим самым свистком, чтобы отозвать собак. Поднеся трубочку к губам, он с силой дунул, но извлек лишь чуть слышное шипение выходящего воздуха; свисток испускал звуки на частоте, улавливаемой только собаками.
И рычание вдруг прекратилось. Собаки отступили от автомобиля на добрых два десятка шагов и покорно уселись.
Меткалф осторожно открыл дверь автомобиля, на всякий случай зажав в левой руке свисток. Собаки не пошевелились. Он вылез, подошел к воротам и с величайшим облегчением увидел торчащий в замке большой железный ключ. Открыть замок отмычкой не составило бы для него труда, но все же так ему удалось сберечь пять минут.
А лишних минут у него не было.
Руководствуясь картой Берлина, которой его снабдил Чип Нолан, Меткалф ехал с максимальной скоростью, на которую мог решиться, не опасаясь привлечь внимание Ordnungspolizei.
