Роберт Ладлэм - Предательство Тристана
– Твой отец готов сражаться?
– Он готов, да… но… умереть, – прошептала она.
Меткалф кивнул.
– Невиновность никогда никого не спасала в этом раю для рабочих, – произнес он с отчаянием в голосе. – Машина террора настраивает одного невиновного против другого, не так ли? Таким образом информаторы оказываются во всех домах; никто не знает, кто «стучит», кто доносит о «неблагонадежности», и поэтому никто никому не доверяет. Никто не верит своему соседу, своему другу, даже своей возлюбленной.
– Но я верю тебе, – прошептала она. Слезы струились по ее щекам.
Меткалф не знал, что на это ответить. Он, лгавший ей, манипулировавший ею, не заслуживал ее доверия, и это вызывало у него отвращение к самому себе. Он не мог вынести ее доверия, ее чистосердечия. Теперь слезы подступили уже к его глазам – горячие, обжигающие слезы боли, гнева, сострадания.
– И мне ты тоже не должна верить, – проговорил он, закрыв глаза.
– Так вот к чему привела тебя в конце концов твоя вера? Вот что сделал с тобой твой мир? Твой свободный мир – он тоже заставил тебя перестать доверять кому бы то ни было? Тогда чем же твой свободный мир лучше, чем моя тюрьма с ее клеткой из золотых прутьев?
– Лана, милая, выслушай меня. Выслушай меня внимательно. То, что я хочу тебе сказать… я хочу, чтобы ты знала правду. И неважно, что ты потом станешь думать обо мне… Нет, неправда, на самом деле мне очень важно, что ты думаешь обо мне! Но ты должна знать правду, и если она все разрушит, то, значит, так тому и быть. Если это погубит операцию, если после этого ты больше не захочешь видеть меня, что ж, пусть будет так. Я не могу дальше жить, имея эту ложь на своей совести. Ты заслуживаешь большего, гораздо большего.
Светлана больше не смотрела на него. Она сидела рядом с ним на кровати и, казалось, вся ушла в себя. Он все еще держал ее за руку, но рука сделалась холодной и влажной. И в душе у него тоже возник и становился все сильнее ледяной холод. Это не был лед нараставшего безразличия, нет, это разрасталась застывшая, бескрайняя, словно северная тундра, пустота в душе мужчины, который вдруг почувствовал себя потерявшимся ребенком, одиноким и напуганным.
– Я хочу рассказать тебе об операции, в которую втянул тебя, – сказал он. Почему я это говорю? – задала вопрос какая-то часть его сознания. Зачем я делаю это? Он прибыл сюда с простым намерением убедить ее бежать из Германии, принять участие в еще одной головокружительно смелой акции, которая даст ей возможность сохранить жизнь и одновременно спасет операцию «Wolfsfalle». Но сейчас… что-то в нем сломалось, заставляя его сказать правду этой женщине, без которой он не хотел жить. – Документы, которые я дал тебе, те самые, которые, как я сказал, должны будут убедить Гитлера и его людей в том, что Россия имеет самые мирные намерения…
– Я знаю, – перебила Светлана. Она открыла глаза, но теперь уставилась в пол. Она казалась очень усталой. – Я знаю правду, дорогой Стива. Я знаю, что было в тех бумагах.
– Ты прочла их?
– Конечно, прочла. Ты недооцениваешь меня, миленький. Россия, которая не представляла бы никакой угрозы для Гитлера… Это было бы все равно что выставить на границе плакаты с приглашением Гитлеру вторгнуться в наши пределы. Такие люди, как Гитлер – и как Сталин, – презирают слабость. Она не успокаивает их, а, напротив, провоцирует. Если бы Гитлер полагал, что Россия слаба, он послал бы свои армии на Москву и Ленинград, он давно разгромил бы нас. Нет, единственное, что удерживало Гитлера от развязывания войны против России, это боязнь того, что Россия окажется слишком сильным противником. Я знаю это.
Это признание ошеломило Меткалфа. Он хотел поглядеть Светлане в глаза, но она упорно смотрела в пол и продолжала:
– Но ты хотел, чтобы между Гитлером и Сталиным началась война. Вот реальная цель. Твои документы сообщают Гитлеру о том, что Сталин вынашивает планы опережающего нападения на Германию. Если окружение Гитлера поверит в то, что эти документы подлинны, то у них не останется иного выбора, кроме как начать войну.
Он повернулся и взял ее лицо в ладони.
– Милостивый бог, – чуть слышно выдохнул он, – ты все время знала об этом?
– И я одобряю это, Стивушка. Я считаю, что это опасно и смело, но все равно это блестящий план. Это единственная надежда. Если Гитлер нападет на нас, считая, что у нас нет сил, чтобы оказать сопротивление, это будет для него все равно что собственными руками вырыть себе могилу. Да, Стива, я понимала это с самого начала.
– Ты прекрасная женщина, самая красивая из всех, кого я когда-либо встречал. Но ты также самая замечательная женщина из всех, какие есть на свете.
– В таком случае скажи мне еще одно, – строго проговорила она. – И ты должен сказать мне правду: НКВД догадывается, что я передаю немцам советские военные тайны? Ты приехал сюда, чтобы предупредить меня об этом?
– Нет, не догадывается. Еще не догадывается. Но это только вопрос времени – скоро НКВД возьмется за тебя. У абвера – немецкой военной разведки есть источник на Лубянке. Происходит утечка в обоих направлениях. Ни одна тайна не застрахована от раскрытия.
– Источник?
– Шпион. Кто-то, работающий на них, передающий им сведения.
– Шпионы среди шпионов!
Он кивнул.
– Немцы начали подозревать, что документы достались им слишком уж легко. Они пытаются выяснить, не могли ли эти бумаги быть подброшены советской стороной.
– И ты думаешь, что их источник с Лубянки поднимет вопрос обо мне.
– Это возможно. В любой операции, где задействовано более двух человек, всегда существует утечка. На этот риск всегда приходится идти.
– Но это не главное, что беспокоит тебя. Ты опасаешься, что ваша операция провалится.
– Каким безжалостным ты, должно быть, считаешь меня.
– Я уже не ребенок, – отрезала она и, внезапно повернувшись, взглянула ему в лицо широко раскрытыми глазами. Ее лицо вдруг сделалось жестоким. – Я-то думала, что ты к настоящему времени должен был понять это обо мне. Мы оба знаем, что важно, а что нет. Мы знаем, что судьба свободного мира куда важнее, чем жизнь любой балерины.
Ее слова звучали пугающе.
– Возможно, я хочу слишком многого, – мягко ответил он, – но я намерен спасти тебя и одновременно подстраховать исход операции.
– Каким же образом ты это сделаешь?
– При помощи Кундрова.
– Кундрова? Я тебя не понимаю.
– Лана, как только ты подашь сигнал, Кундров отошлет рапорт о тебе своему начальству.
– Рапорт обо мне? – переспросила она. – Ничего не понимаю.
– Он сообщит о своих подозрениях: что ты, дочь известного советского генерала, могла передавать военные тайны немецкому дипломату, в которого ты влюблена. Это произведет в Москве эффект удара молнии, сообщение пойдет на самые высокие уровни. ГРУ свяжется с НКВД, и те сразу же возьмутся за дело.
Она кивнула, на ее лице появилось пугающее выражение понимания ужасного будущего.
– Когда меня арестуют, немцы узнают об этом через своего шпиона на Лубянке. И люди Гитлера поймут, что это не советская провокация. Они будут уверены, что документы подлинные. – Она пожала плечами; ее тон был небрежным, но она не могла скрыть напряжения и страха. – Одну никчемную балеринку поставят к стенке, но дело, конечно, стоит того, поскольку будет означать конец для Гитлера.
Меткалф силой заставил Светлану повернуть лицо к себе и посмотрел ей прямо в глаза.
– Нет! Я не стану жертвовать тобой!
– Я сама пойду на жертву, – холодно ответила Лана.
– Послушай меня! Тебя не арестуют. Ты должна представлять, как делаются такие вещи. НКВД не станет арестовывать тебя на немецкой земле. Они вызовут тебя домой, скажут тебе, что ты должна безотлагательно выехать. Соврут, что срочно необходимо твое присутствие. Наверно, скажут, что отец заболел. Они, конечно, изобретут какой-нибудь предлог, пойдут на хитрость. Тебя посадят на первый поезд, идущий из Берлина, и как только ты окажешься в Москве, только тогда они арестуют тебя.
– Да-да, – вяло согласилась она. – Именно так они и поступят.
– Но ты не сядешь на этот поезд! Ты сбежишь – они будут думать, что тебя предупредили о провале и ты решила скрыться. Предпочла жизнь смерти – что может быть разумнее?
– И каким же образом я сбегу?
– Тебе нужно только сказать слово, и я позвоню в Швейцарию. Британское управление спецопераций и Королевский воздушный флот используют множество маленьких легких монопланов – они называются «Лайзандер», – с которых сбрасывают на парашютах агентов на оккупированную нацистами территорию. Иногда и вывозят людей.
– Они летают в немецком воздушном пространстве?
– Они знают возможности и порядок действий нацистской системы противовоздушной обороны. Летают очень низко и достаточно быстро, так что ПВО не успевает среагировать. Эти самолеты уже совершили множество таких полетов. Тут, пожалуй, самое хитрое – это выбор времени. Все требует точной координации. Если мы запросим самолет, то должны быть готовы встретить его и подать сигнал из определенного места на некотором удалении от Берлина. Если что-то не совпадет по времени, самолет не станет даже приземляться. Он просто развернется и отправится обратно, на Темпсфордский аэродром в Бедфордшире. И окошко захлопнется.
