Леонид Стоянов - На крыше мира
— Так значит Савченко приходил? — говорил тем временем Быков, близко наклоняясь к Джабару.
— Да, мастер, приходил. И кажется мне, подозревает он что-то…
— Ты так думаешь? Придется мне познакомиться с ним ближе…
На участке уже зажглись огни, когда Быков, возвращаясь с охоты, подошел к домику радиостанции. Дверь оказалась запертой изнутри. Быков постучал. Радист Пальцев открыл дверь и остановился на пороге, закашлявшись глухим, отрывистым кашлем. Его бросающуюся в глаза худобу дополняли впалые щеки с нездоровым румянцем и взгляд мрачно поблескивающих из глубоких орбит глаз Прежнего радиста призвали в армию и Пальцев только недавно заменил его. Неприветливого и молчаливого Пальцева чуждались в Сарыташе и, не зная его прошлого, относились с некоторым подозрением. Оборудование на радиостанции было старое, потрепанное, запчасти доставали с большими трудностями. Бесконечные неполадки тормозили работу, приходилось самому изобретать, сидеть по ночам. Пальцев никак не мог наладить регулярные передачи. «Чорт его знает, сапожника какого-то прислали, а не радиста, — ворчали рабочие. — Последних известий, и тех не послушаешь». Пальцев это слышал и еще больше замыкался в себе.
— Вы стучали? — посмотрел он на неожиданного гостя.
— Я.
— Что вам угодно?
— Гм… Мне ничего не угодно, — замялся Быков. — Я просто познакомиться зашел. Слышу, новый человек появился, вот и зашел.
— Сюда вход запрещен.
— Ну, что за формальности! — засмеялся гость и шагнул через порог.
— Позвольте…
— Видите ли, я радиолюбитель, тоже увлекаюсь… Зашел, как товарищ к товарищу, посмотреть, как у вас тут, послушать, — сказал Быков, усаживаясь на табуретку возле стола с приемником. — Вы, кажется, усилитель ремонтируете? О, да вы тут новшества вводите! Интересно…
— Руками нельзя трогать.
— Послушайте, Пальцев! Я вижу, вы нездоровы. На кой чорт, спрашивается, вы над этой петрушкой здоровье свое гробите? Просиживаете ночи напролет! Наладьте трансляцию — и хорошо. Пока здоров-ты всем нужен, а как заболел, никто не вспомнит!
— У вас есть ко мне какое-нибудь дело? — сухо спросил Пальцев.
— Да нет же! Говорю, так просто зашел.
Скучища тут. Каждому новому человеку радуешься.
Минуту они изучающие смотрели друг на друга.
— Курите? — прервав молчание, спросил Быков и протянул радисту коробку папирос.
— Нет. Здесь курить нельзя. И потом… вы меня отрываете от работы.
— Сейчас уйду. Не ожидал, что вы встретите так нелюбезно… Я же к вам по-хорошему! Зашел с охоты, посидеть, поговорить, радио послушать. А вы…
— Я нахожусь на службе, — хмуро буркнул Пальцев.
Быков поднялся. Радист поймал на себе его колючий, испытующий взгляд.
— Ну, что ж. Я ухожу.
«Строит из себя службиста, или в самом деле! такой? — раздумывал Быков, выходя на шоссе. — Ладно, разберемся». Не заходя на участок, он направился обратно к себе на перевал.
ИРИНА
В холодное зимнее утро к зданию конторы участка подкатила грузовая машина, в кузове которой сидели пассажиры.
— Ну, вот и приехали, — весело сказал шофер, вылезая из кабины. — Это и есть Сарыташ.
Люди в кузове зашевелились, отряхивая густо осевший на одежду иней. Кто-то стал вытаскивать из-под лавки узлы. К машине подошли рабочие.
— Эй. дорожники! Принимайте новых поселенцев, — обратился к ним шофер.
Все с интересом посмотрели на вновь прибывших. Это были: пожилая, но еще крепкая женщина, ширина которой почти не уступала высоте, еще одна женщина, молодая, худенькая, с грустным усталым лицом, и мальчик лет десяти.
Толстуха не изъявляла никакого желания слезать на землю, а, воинственно подбоченившись, принялась отчитывать шофера:
— И куда это ты, ирод, завез нас, несчастных. Батюшки! Ничего не видать-одни горы. Ну и заехали. Прямо к самым небесам, в самое царство небесное попали!
Все вокруг дружелюбно рассмеялись.
— Ничего, ничего, мамаша, отсюда ближе в рай!
Рабочие кинулись стаскивать с машины вещи. Кто-то снял мальчика. Шофер захлопотал возле женщин.
— Осторожно! Осторожно, мамаша! Вот так, сюда, обопритесь ногой на колесо, так… — и он, подхватив «мамашу» подмышки, надсадно крякнул, опуская ее на землю.
— О-ох! Господи! Да полегче ты, верста коломенская! По воздуху кидаешь, прямо дух захватило! — рассердилась та.
— Мама! — укоризненно воскликнула молодая.
— Что — мама! Тут и так дышать нечем, воздуху не хватает… и куда ты нас завез, я тебя спрашиваю? — накинулась она снова на шофера, — А коли уже приехали, то куда идти? Где начальник?
Чернов видел всю эту сцену в окно и невольно улыбнулся. «Энергичная женщина!»
— Я — начальник участка, — сказал он, выходя на крыльцо. — Давайте знакомиться.
Неожиданное появление начальника вызвало растерянность у приезжих и они некоторое время молча рассматривали Чернова. Первая нашлась «мамаша».
— Ирина, ну что же ты стоишь! Подай начальнику бумаги.
— Потом посмотрим, успеется. Вы устали, замерзли, — мягко сказал Владимир Константинович, заметив, как дрожала от холода молодая женщина. — Сейчас мы вас устроим временно в комнате для приезжих. Мухтар! — окликнул он кладовщика. — Проводи товарищей…
— Мы — Дорошенки, — поспешила отрекомендоваться «мамаша». — Я — Аксинья Ивановна, а это невестка Ирина и внук Сережа.
— Очень приятно. Значит, полная семья!
— Полная да не совсем… Сын погиб на фронте, старший лейтенант, под Сталинградом…
Владимир Константинович не нашелся что ответить. Он встретился взглядом с грустными глазами Ирины, заметил ее усталое, бледное лицо. Она опустила голову, прижала к себе сына.
— Идите, отдыхайте, — сказал Чернов, с сочувствием поглядывая на молодую женщину. — Завтра поговорим о делах…
Ирина шла, еле передвигая ноги от усталости. Она тяжело дышала, с тревогой поглядывала на сына. Сказывалась высокогорность. Ей, жительнице степной Украины, с непривычки была непонятна странная скованность во всем теле, мешающая свободно двигаться. Это пугало. Как же они будут здесь жить? Крохотный кусочек долины, где сиротливо приютилось несколько домов, а вокруг-горы, горы… Она привыкла к бескрайним просторам полей, где так волнующе ощущается необъятность. А здесь всё замкнуто в тесном кольце оголенных скал. Они будто наваливаются на тебя… И почти не видно людей. Сколько их тут? Наверно очень мало. И найдется ли здесь для нее работа. Ведь она — педагог. А какая же тут школа?
Ирина с трудом сделала глубокий вдох и взглянула на своих. Им, как и ей, по видимому, было тоже не по себе. Аксинья Ивановна шла не торопясь, внешне строгая и спокойная. Только ее поджатые губы да изучающий взгляд, который она незаметно бросала по сторонам, говорили о волнении. Кто знает, что принесет им это новое место?
Комната для приезжих оказалась просторной и светлой. Здесь не было ничего лишнего. Четыре койки, заправленные чистым бельем, у стены — узенькая плита. Ирина окинула глазами комнату и, поставив чемодан, в изнеможении опустилась на стул.
«Измаялась! — подумала Аксинья Ивановна, внимательно посмотрев на невестку. — Похудела-то как, побледнела… Одни глазищи и остались!»-И шумно принялась хлопотать возле вещей.
Безучастная сейчас ко всему, Ирина сидела, закрыв глаза. После большого нервного напряжения, в котором она находилась всё время их утомительного трехмесячного путешествия, она почувствовала упадок сил. От сознания, что они, наконец, достигли цели, что их мытарства и лишения остались где-то позади, — не хотелось больше думать ни о чем.
Стук в дверь заставил Ирину вздрогнуть. В комнату вошла Елена Николаевна. Обе женщины с интересом посмотрели друг на друга.
— Что тебе, матушка? — спросила Аксинья Ивановна, отрываясь от распаковывания вещей.
— Простите, я только что узнала, что к нам приехали новые поселенцы, и вот пришла… познакомиться.
— Ну, проходи, будь гостем, садись, — доброжелательно пригласила Аксинья Ивановна, снимая со стула ворох всевозможных вещей и подвигая его Елене Николаевне. — А кто же ты будешь?
— Я работаю здесь заведующей детским садом.
— Детским садом? Откуда ж тут дети взялись, в горах этих?
— В Сарыташе живет почти половина дорожников с семьями. Дети у нас дошкольного возраста. А старшие — учатся в Оше.
— Вот как.
— А я думала, что здесь совсем нет людей, — сказала Ирина. — Мне показалось это место таким глухим и неприветливым.
— Мне тоже так вначале казалось, — улыбнулась Елена Николаевна. — Но здесь не так уж глухо и люди хорошие…
— Звать-то тебя как? — поинтересовалась Аксинья Ивановна.
Елена Николаевна снова улыбнулась и назвала себя. Ирине понравилась заведующая детским садом. Они разговорились и как-то сразу почувствовали взаимную симпатию.
