Джеймс Сигел - Кружным путем
Галина опустила чашечку с кофе на фарфоровое блюдце, и стук от ее донышка разнесся необыкновенно громким эхо. Может быть, оттого, что в гостиной внезапно повисла неловкая тишина, только из приглушенного телевизора доносился неясный гул голосов. «Если бы мы пятеро были героями „мыльной оперы“, – подумал Пол, – то теперь наверняка прозвучал бы тревожный органный аккорд: он всегда предвещает наступление драматической развязки. В данном случае – прозрения Галины, что ее как-то неловко, но все же обвиняют, хотя она пока никак не может понять, в чем именно».
– Вы о чем? – спросила она. – Вы что, подозреваете…
– Нет-нет… – слишком поспешно возразил Пол. – Просто интересуемся.
– Чем интересуетесь?
– Почему она по-другому пахнет?
– Не понимаю. О чем вы меня спрашиваете?
«Мы спрашиваем, не украли ли вы нашу дочь? Не подменили ли ребенка?»
– Ни о чем.
– Тогда зачем вы пришли?
Пол предпочел бы, чтобы на этот вопрос отвечала Джоанна.
– Мы бы хотели узнать… – начал он и внезапно замолчал.
– Сначала у Джоэль было родимое пятно, – наконец вмешалась жена. – А теперь его нет.
– Родимое пятно?
– У моей дочери на левой ножке было родимое пятно. И она пахла… собой. Родимое пятно исчезло, и сейчас она пахнет по-другому. Я хотела бы знать: это тот же самый ребенок?
«Ну вот, – подумал Пол, – Зена, королева воинов, в полном блеске. Кот извлечен из мешка. Да нет, скорее, не кот, а тасманский дьявол – нечто огромное, хищное и омерзительное на вид». Наверное, в этот момент они казались Галине именно такими. Она окостенела – штамп, который как нельзя лучше подходил данной ситуации. А ее мягкие серые глаза были теперь холодными, как стекляшки.
Пол старался смотреть куда угодно, только не на нее, и мечтал забиться в какую-нибудь щель.
На камине стояла коробка с сигарами.
И еще фотография мужчины в белой панаме.
Пол заинтересовался: неужели Галина курит сигары? На коврике у входа, словно котята, устроились коричневые тапочки. Собака вышла из своего оцепенения, взяла один в пасть, принесла Пабло и с неприятным стуком шлепнула перед ним.
Пол заставил себя повернуться к Галине. Она все еще ничего не ответила Джоанне – онемела от ее обвинений. И выглядела потрясенной.
Позже, гораздо позже, Пол размышлял: есть ли такая штука – периферический слух? Когда нечто попадает в ухо, но заявляет о себе только через некоторое время.
Он отводил глаза, стараясь не замечать страдальческого выражения на лице колумбийки. Думал, не лучше ли извиниться и уйти. И не расслышал приглушенного звука в глубине дома.
А Галина расслышала. Этим и объяснялось выражение ее лица!
И Джоанна тоже расслышала.
Она потянулась к нему и впилась ногтями ему в руку.
Пол чуть не вскрикнул. Тогда бы в этом доме кричали двое.
Он и ребенок.
Потому что в доме плакал ребенок.
Наконец он это услышал.
И наконец осознал – обернулся к Джоэль и убедился, что девочка крепко спит. Это означало, что тот ребенок, который плакал, был не их ребенком.
– Кто это? – Спрашивать было глупо, но в этот день Пол вообще не отличался сообразительностью.
Галина не ответила.
– Чей это ребенок? – повторил свой вопрос Пол, хотя до него уже стало доходить, чей это ребенок. – Пабло, сходите посмотрите, кто там.
Пабло не двинулся.
– Галина?
Выражение ее лица не изменилось. Или изменилось? Дерзость в глазах не исчезла, но в них появилось нечто новое: пугающая сосредоточенность и сила духа.
– Галина, это наша дочь? Это Джоэль?
Пол не сразу осознал, что Пабло все еще не двигался, а Галина не отвечала.
Он встал с ребенком на руках – с чьим ребенком? Голова кружилась.
– Хорошо, я сам посмотрю, – объявил он о своих намерениях так, словно искал поддержки.
Хотел отдать Джоэль Галине, но одернул себя. Галина больше не работала у них няней. А эта девочка была, возможно, не Джоэль. Пол ощущал себя так, словно и физически, и эмоционально балансировал на краю глубокого, опасного ущелья, рискуя свалиться в пропасть. Ему чудилось, что комната кренится.
Все пришло в движение.
– Я пойду! – Джоанна встала и, не раздумывая, направилась в сторону детского плача.
Пабло вскочил со стула.
Пол хотел отдать ему ребенка, чтобы присоединиться к жене. Но поднять девочку отчего-то было так трудно.
– Сядьте, Пол, – мягко предложил Пабло.
Сказал, что посмотрит сам, а Пол пусть отдыхает и смотрит за ребенком. Пабло – он и был Пабло.
Пол с благодарностью вернулся в кресло, а Пабло шагнул за Джоанной в коридор. Ребенок заплакал громче, пронзительнее. И Пол окончательно и бесповоротно признал, что то, чего опасалась Джоанна, было сущей правдой.
Он узнал этот плач.
Помнил его с того первого дня, когда их дочь непрестанно ревела в гостинице и просила есть. Пока не появилась Галина и все не устроила.
Галина по-прежнему скованно сидела в кресле, только теперь она казалась ему физически ближе, чем раньше. Как это могло быть?
Несколько минут ничего не происходило.
Ребенок продолжал плакать откуда-то из глубины дома; Галина все так же смотрела на него со странным, тревожащим спокойствием.
Затем в гостиную возвратился Пабло; сильной рукой он поддерживал Джоанну, которая опиралась на него, словно готовая упасть в обморок. Но где же ребенок?
Казалось, что Джоанна не в себе, а Пабло стремится помочь. Связь между двумя этими явлениями определенно была случайной, хотя Пол совсем не был в этом уверен.
Что-то было не так.
Присмотреться внимательнее.
Голова жены на плече Пабло. Полу потребовалось несколько секунд, чтобы понять окончательно, почему ее голова так лежала у него на плече, – потому что Пабло крепко держал в кулаке пышные черные волосы Джоанны.
И втаскивал ее за волосы в гостиную.
Рот Джоанны был открыт в полузадушенном крике.
Пабло швырнул ее на диван – бросил, как чемодан, который он грузил в машину в аэропорту «Эльдорадо».
– Сиди! – прорычал он. Так отдают команду собаке. Глупой, упрямой собаке, которую следует проучить.
Пол прирос к стулу и безмолвным зрителем наблюдал разворачивающуюся перед ним драму, которая необъяснимым образом превратилась в реальность. Он ждал антракта, чтобы размять ноги, проветриться и похлопать исполнителям – поблагодарить их за поразительно правдоподобное представление. Но пьеса продолжалась.
Галина поднялась на ноги.
Она методично закрывала в комнате ставни и в то же время изливала на Пабло непрерывный поток испанской речи. Словно их с Джоанной тут и не было. Кажется, выговаривала ему. Знание испанского, так долго хранившееся под спудом памяти, постепенно возвращалось к Полу, и теперь он понимал примерно каждое пятое слово. «Ты. Кричал. Не здесь». На какой-то глупый миг он решил, что она упрекает Пабло за то, что он так грубо обошелся с Джоанной.
За то, что не принес их ребенка.
И нагрубил им.
Это было все равно что твердить себе: «Это сон», когда вокруг – пугающая явь.
Пол протянул Джоанне ребенка – ту девочку, которую считал своей дочерью, но которая оказалась совсем другой, – и встал: сказать Пабло, что его поведение недопустимо. Пусть принесет Джоэль и отвезет их обратно в гостиницу.
– Пол, я же просил вас посидеть, – сказал Пабло.
Он обращался к распростертому телу Пола. Потому что тот внезапно обнаружил, что не стоит, а лежит на деревянном полу, пахнущем шерстью и кремом для обуви. «Как это произошло?» Он услышал, как Джоанна судорожно вздохнула.
– Дорогая, со мной все в порядке… – Странно, он не слышал собственных слов. Язык сделался неповоротливым. Да и все тело казалось невероятно тяжелым. Во рту ощущался странный металлический привкус.
Он попытался подняться с пола. Не вышло. Половицы закачались, будто центр тяжести куда-то переместился. Пол услышал тяжелое шарканье ног и почувствовал движение воздуха.
Они были похожи на матросов.
Пять человек в пестрых зеленых формах, которые вплыли в комнату, словно сокрушившая берега солоноватая река. Молодые лица, выражение немой решительности. Каждый нес винтовку.
– Пожалуйста, – выдавил из себя Пол.
В гостиной сделалось пугающе темно. Галина закрыла ставни на всех окнах, кроме одного. Похоже, наступает момент, когда все должны закричать: «Сюрприз!»
«Нам преподнесли сюрприз», – подумал Пол.
И в следующую секунду потерял сознание.
Глава 11
Темнота.
Но не полная. Сквозь черноту мелькали бесконечные видения и сны. Словно очень долго сидишь в кинотеатре.
Ему было одиннадцать лет, и он внезапно испугался темноты. До этого не боялся, а вот сейчас перетрусил. Может быть, оттого, что так темно было на верхней площадке лестницы, где его мать до недавнего времени снимала квартиру. И не просто темно – плотная темнота душила, как наброшенное на голову шерстяное одеяло. «Мама отдыхает, – сказал отец. – Она спит. Не беспокой ее».
