Энди Оукс - Глаз дракона
— Время пришло, — всё, что говорит Линлин.
Пока они едут в аэропорт, он изучает тонкую папку. Договорённости. Комната в отеле. Машина. Билеты на самолёт. Он ждёт, что его отправят в Соединённые Штаты Америки. Блестящие люди в блестящих городах. Толчок удивления вжимает его спину в велюровую обивку чёрной иностранной машины. Билет, в один конец… в Центральный аэропорт Пекина.
В самолёте, когда они пролетают над городом-садом Сучжоу, над шёлковым городом Уси, Цзэнцзяном в дельте Длинной реки, за которым идёт прямой разрез Великого Канала, и пересекают древние болота Хэбэй… он берёт из папки два последних листа. Большую и подробную статью из провинциальной газеты «Дэйли Уикэнд» и компьютерную распечатку с данными визы и разрешениями на перемещение по стране. Субъект… Хейвен.
Пока Пиао пьёт чай, обжигающий и горький, а самолёт ГААК[6] разворачивается над потрёпанным берегом моря Бохай… его палец бежит по бледно-серым линиям. Англичанин вернулся в Народную Республику всего чуть больше месяца назад. Одобрено и отмечено дальнейшее путешествие в Куньмин, где он с тех пор и находится. Куньмин, город с репутацией перевалочного центра наркотраффика и крупными больницами, и там расположен Суд Куньмин, известная постройка непревзойдённого мастерства. Разрешение на перемещение по стране показывает, что Хейвен всего пару дней назад въехал в Пекин. Обратный билет, СХ 251, до Соединённых Штатов Америки… тоже пару дней назад. Так легко он въезжает и выезжает из Народной Республики. Так легко ему выдают разрешение на перемещение по стране, из провинции в провинцию, не задавая вопросов. Ясно, что он так и остаётся «уважаемым иностранцем». Человеком, у которого есть очень высокопоставленные друзья.
Статья из «Дэйли Уикэнд» — копия с копии с копии… серая на сером и едва читабельная. В ней обсуждаются новые расширяющие изменения в законе, который одобрил Национальный Народный Конгресс, и который вступает в силу в январе. Среди прочих пунктов он позволяет властям изыскивать альтернативы использованию расстрельных команд для выполнения одобренных государством казней. Там упоминается доктор, Ван Цзюнь, директор больницы на юго-западе Народной Республики, который в последние несколько месяцев экспериментировал с самыми надёжными методами умерщвления людей. Работа получилась исчерпывающая. Всесторонняя. Его команды врачей испытывали на приговорённых бесконечную волну лекарственных коктейлей. Медленно, медленно… приблизились к эффективному убийству. Ключевым моментом было то, что смертельная инъекция не должна повреждать внутренние органы жертвы, пригодные к трансплантации. Последняя группа преступников поблагодарила директора и его команду, когда они добровольно подставили руки… с закатанными рукавами. Все выглядели спокойными. Никого не пришлось привязывать к носилкам. Двадцать два человека получили уколы. Двадцать два человека умерли. За каждой смертью отдельно наблюдали коллеги с секундомерами и блокнотами. Уровень боли, сопровождающий смерть, был надлежащим образом оценен и зафиксирован. Промежуток, потребовавшийся на умирание, был привередливо отмечен. Смерть наступает в период между пятьюдесятью семью секундами и тремя минутами сорока пятью секундами. По оценкам это зависит от того, сидят преступники или стоят. Но больше от того, какой именно коктейль был введён. Смесь № 1 или Смесь № 2. В дни финальных испытаний Ху Цзянькан, директор Третейского суда, одобрил использование Смеси № 2 как «предпочтительного средства» для государства, для того, что он обозначил как «разновидность эвтаназии».
Изыскательскую работу на этом поле директора Вана Цзюня сильно хвалили, и теперь собрались изучать на национальном уровне, чтобы убедиться, что его средство способно заменить ритуальную казнь выстрелом в основание черепа или в спину.
Пиао отхлёбывает чай, уже остывший, безвкусный… когда самолёт разворачивается, проваливается, подвывает на первом заходе на Центральный аэропорт, в пятнадцати тысячах футов внизу. За окном стоит сильная облачность. Чёрное на сером. Серое на чёрном. Ничего в мире не видать. И он знает, ещё до того, как прочитал рукописную приписку Линлин внизу страницы…
«Доктор Ван Цзюнь — директор Судебной больницы Куньмина».
Куньмин.
Хейвен.
Друзья в нужных местах.
Глава 39
Переводчица работает над последней страницей компьютерной распечатки. Водопад китайских иероглифов тянется сверху вниз, переливается со страницы на страницу. Её палец, твёрдый, наманикюренный, с розовым ногтем, ведёт по чёрной лазерной распечатке, отслеживая связанную информацию.
— Вы нашли, откуда отправлено электронное письмо?
Медленно двигаясь в разломах гранёного стекла, Кармайкл оборачивается взглянуть на Хейес. Снимает очки. Протирает галстуком линзы. Глаза у него такие маленькие, невозможно маленькие. Он похож на Винни-Пуха, одетого в Гуччи.
— Адрес на хот-мейле, незаполненные регистрационные данные, и канал шёл минимум через четыре прокси-сервера. Оно могло придти откуда угодно…
Он улыбается. Глаза у него оживают лишь тогда, когда он водружает на нос очки.
— …но я бы сказал, что его прислали из Народной Республики.
Барбара смотрит из окна кабинета через «Город впечатляющих просторов» на Потомак. Он похож на любую другую реку под натиском ночи. Темза. Сена. Но больше всего на Хуанпу; они ей кажутся совсем на одно лицо. Она поднимает стакан к губам и отпивает вина. Австралийское… цветы и мёд, но странно бездушное, пустое. Смотрит из окна на потоки машин, на летящие габариты… стремящиеся домой, в белый и богатый северо-западный квартал города. Изящные сайдинги, шикарная отделка; они переживают об оплате колледжа детей и жёстком порно, найденном под кроватью маленького Билли. А в юго-западном и юго-восточном районах чёрные мечтают найти работу. Из какой жопы взять следующие десять долларов, и какая такая хуйня приключилась с Американской Мечтой.
— Мадам Хейес, я закончила.
Барбара поворачивается, сосредоточившись на переводчице; китае-американка, во внешности которой смешались два разных мира… сплавились в мягкую смуглость, шелковистую черноту и черты лица, вылепленные самым тонким мастихином.
— И что это?
— Больничные записи. Конфиденциальные больничные записи…
Ногти переводчицы проводят по цепочке иероглифов, одинаковых на нескольких листах.
— …в заголовке указана Шанхайская больница № 1, Хуандун.
Барбара окунает кончик пальца в вино, проводит им по губе.
— И что это за больничные записи?
— Списки доноров для трансплантации. Списки реципиентов пересаженных органов.
Спроси её. Спроси её.
Барбара смотрит на дальнее окно. В сторону голоса. Бобби, обнажённый и мокрый. Его палец протягивается тёмным пятном из мути конденсата. Круги. Один, второй, третий, четвёртый… пересекаются.
Спроси её.
Его голос такой отчётливый, но губы не движутся. За ним, за стеклом окна, вид на решётки разноцветного электрического света. Каждый день Рождество. Его лицо впитывает их… незряче.
Видение… просто видение?
Барбара указывает на иероглифы, подчёркнутые маркером. Флуоресцентно розовым, ярким, как дешёвая конфета. Она уже знает ответ, который последует.
— А это что?
— Имена, мадам Хейес, настолько близко, насколько они могут воспроизвести американские имена. Вот это должно означать профессора Хейвуда. А это — Роберт Хейес.
— Бобби.
Переводчица кивает.
Спроси её.
Барбара отпивает ещё вина.
— И что говорится в этих записях про Бобби Хейеса?
Ноготь переводчицы движется от иероглифа к иероглифу.
— Он был донором. Сердце, живые почки, роговицы…
Она поворачивает страницу, находит связи; выделенное конфетно-розовым с выделенным конфетно-розовым маркером.
— …его почки были отправлены в Народную больницу № 7 в Чжэнчжоу для немедленной трансплантации. Обе роговицы остались в Шанхайской больнице № 1 и были использованы для пересадки одному реципиенту через два дня. О его сердце дальнейших упоминаний нет.
Спроси её.
Реципиенты, мы знаем, кто это были?
Снова переворачиваются страницы.
— Почки пересажены двоим реципиентам. Должно быть, это важные чиновники. Имена не указаны.
— А роговицы?
Вуаль иссиня-чёрных волос закрывает лицо, переводчица откидывает её. Её глаза, резиновые шарики, танцуют по иероглифам и страницам.
— Их пересаживали американцу…
Связывает номер пациента со счётом-фактурой. Стучит по нему костяшками пальцев, гладкими, как ракушки каури.
