Миклош Сабо - Тихая война
— Ты этого не сделаешь! — выкрикнул Шандор Киш.
В тот момент я почувствовал, что стою на верном пути, и мои опасения, мучившие меня до этого, несколько рассеялись.
— А почему бы и нет? — дерзко спросил я.
— Потому что ты своим выходом нанесешь вред «Революционному совету». А этого ты но можешь сделать. Именно ты!
— Не уговаривай меня, Шандор. У меня нет никакого желания следить за тем, чего вы не замечаете. Не ждите от меня сентиментальностей. Более того, имейте в виду, что я передам прессе все документы о ведении вами тайных переговоров.
— Но это было бы непорядочно! — чуть ли не в один голос воскликнули они.
— Это мой ответ на вашу некорректность! — С этими словами я встал и с видом оскорбленного человека вышел.
Оказавшись уже в своей комнате, я сел и задумался над тем, что же, собственно, случилось и что еще может случиться. Я сильно нервничал, однако посоветоваться мне было не с кем.
К счастью, времени для раздумий у меня не оказалось. Зазвонил телефон, и я услышал в трубке голос Золтана Пфейфера, что страшно удивило меня.
— Хочешь встретиться со мной? — спросил он.
Пфейфер ждал меня на своем рабочем месте. Как член «Национального комитета» он работал с полной отдачей. Не скрою, я и его поддерживал.
Неожиданный звонок бывшего министра юстиции открывал передо мною новые возможности.
Я подумал, что Пфейфер искал меня только для того, чтобы, забыв о личных обидах, предложить мне заключить с ним союз, и не ошибся. И все же его хитрая тактика, замаскированная под откровенность, удивила меня. Он напоминал мне лису из народных сказок, которая добрым словом, лестью, ссылками на дружбу обнадеживает зайчишку, замыслив слопать его со всеми потрохами.
— Конечно, они с тобой скверно поступили! — начал он и тут же принялся излагать свои доводы. — Хотя удивляться тут, собственно, нечему. За всем этим стоит Фери Надь. Он всех нас бросил на произвол судьбы, едва начались наши беды.
Проговорив это, Золтан замолчал. Я тоже ничего не говорил, ожидая, что последует дальше. Когда молчание сделалось почти тягостным, он вдруг заговорил снова:
— Шани Киш и его сторонники неспособны самостоятельно решать что-либо без Фери Надя. Стоило им только немного приблизиться к нему, как они словно по мановению волшебной палочки сделались другими. Можешь быть уверен, что и финт с тобой — тоже дело рук Фери!
— А кому от этого польза? — поинтересовался я так тихо, что Пфейфер не расслышал.
— Что ты сказал? — переспросил он.
— Послушай, Золтан, ты юрист, и, стало быть, тебе следовало бы знать, что за каждым событием или явлением кто-то стоит. Нужно только отгадать, кому это на руку.
— Логично, — согласился он и неожиданно спросил: — А сам ты как думаешь, кому от этого польза?
Я сделал вид, будто размышляю.
— Ну… сотрудникам «Свободной Европы», старым эмигрантам из «Национального комитета»…
— Иначе говоря, тем, к числу которых относится и Фери!
— Так-то оно так, Золтан! Но только не относится, а относился.
— Неужели ты думаешь, что Ференц Надь пойдет против Белы Варги? Порвет связи со своими американскими друзьями? Откажется от самого себя?
— Я полагаю, что он только сейчас пришел в себя. В конце концов, он может порвать с реакционным балластом, хотя до этого ему и приходилось быть вице-председателем.
Он тут оживился и запальчиво воскликнул:
— Ты его плохо знаешь! Миклош Каллаи никогда не попал бы в комитет, если бы его не поддерживал Фери. Я докажу тебе это.
— А до тех пор позволь мне сомневаться…
Он задумчиво посмотрел на меня:
— Не понимаю, почему ты так ополчился против комитета? Деньги-то ты от них брал…
— О каких деньгах ты говоришь?! — с изумлением уставился я на него.
— Ты же ежемесячно получал от них триста долларов…
— Ошибаешься, Золтан. Я никогда не получил от них даже одного филлера!
— Но мне говорили! И потом, ты же хорошо живешь…
— От комитета ни прямо, ни косвенно я не получал никаких денег. И от Фери тоже. А хорошо я живу только за счет своих журналистских работ. Могу это хоть кому доказать.
Он остолбенел, почувствовав, что явно не попал в цель. И тут же начал бурно протестовать:
— Нет! Ты меня не так понял! Начиная с первого января пятьдесят шестого года ты получил почти четыре тысячи долларов!
— Сюда я прибыл в начале пятьдесят пятого. — Меня уже начала забавлять эта игра.
— Следовательно, тебе причитается содержание за тринадцать месяцев и ты его получишь.
Меня очень заинтересовало, откуда, собственно, может исходить это, и я пошел на провокацию:
— Но мне не нужны американские деньги.
Прежде чем что-то ответить, мой собеседник долго сверлил меня взглядом.
— Ты слишком умен, чтобы не понимать, что, какая бы сумма ни попадала в руки политическому эмигранту, она все равно исходит от доброго старого дядюшки Сэма… Тебе известно, кто оплачивает дорожные расходы Шани Киша и его коллег?
— «Международный крестьянский союз».
— Вот именно. А он получает средства оттуда же, откуда и комитет! Здесь один карман и одна рука, которая платит. От них ты сможешь получить причитающуюся тебе сумму в течение трех дней. А от страсбургских друзей, не пользующихся доверием американцев, возможно, ты никогда и ничего не получишь.
Я решил, что настала минута, когда я могу задать ему самый важный вопрос:
— Как ты думаешь, почему Фери пошел против меня?
Прежде чем ответить, он помолчал, нахмурив лоб, а потом сказал:
— Я бы хотел, чтобы ты стал моим союзником, поэтому буду откровенен. Фери делает то, чего от него хотят, вернее, требуют.
— А кто может им командовать?
Он посмотрел мне прямо в глаза, словно хотел в них что-то прочесть, потом пожал плечами:
— Таким наивным ты быть не можешь.
Действительно, вопрос мой был не из удачных. С таким человеком, как Пфейфер, я так или иначе сильно рисковал. Но теперь я убедился в том, о чем до этого только догадывался.
Мы расстались, договорившись, что он пришлет мне копии протоколов заседаний «Национального комитета», а я пообещал подумать над его предложением.
Когда я вернулся в гостиницу, мне передали, что меня разыскивал Ференц Надь и приглашал навестить его.
Прежде чем направиться к Надю, я зашел к Оливеру Беньямину, и мы вместе пошли к Беле Беде. С социал-демократами мне было совсем не трудно работать. Они были очень недоверчивы к руководителям буржуазных партий, меня же они считали своим испытанным союзником. Когда мы сообща обсудили положение, Беньямин предложил:
— Миклоша мы должны чем-то заменить как в моральном, так и в политическом смысле.
— Боюсь, что мы, к сожалению, уже ничего не сможем сделать, — заметил Беде.
— У меня есть предложение, — сказал я, точно зная, что именно мне нужно.
— Тогда выкладывай! — воскликнул Беньямин.
— До сих пор я действовал в Австрии. «Революционный совет» тоже родился в Вене, в моей собственной квартире. Австрия — это фронтовое государство. Было бы хорошо там иметь своего человека с соответствующими полномочиями.
— Типа посла?! — сверкнул глазами Беде.
Когда они согласились с моим планом, мы сообща разработали тактику нашего поведения. Беньямин сказал, что мой план хорош еще и потому, что рано или поздно такой человек все равно понадобится социал-демократам, а волею случая на этом посту может оказаться менее подходящий человек, чем я.
После всех этих предварительных обсуждений я направился к Ференцу Надю.
Он встретил меня с большим дружелюбием, чем прежде, и дипломатично попытался уйти от ответа на мои упреки, а я тем временем все наседал и наседал на него.
Неожиданно зазвонил телефон, и мы оба с облегчением вздохнули. Надь — потому, что хотел выиграть время, а я — потому, что знал, кто и с какой целью звонит ему.
Он легко, как молодой, подошел к аппарату и, чем дольше разговаривал, тем больше краснел. Мне было интересно слушать, как он старался отвечать, чтобы я случайно не понял, о чем идет речь.
— На чем мы остановились? — спросил он как ни в чем не бывало, вернувшись на свое место.
Я, как всегда в подобных случаях, сосредоточился.
«Что же теперь будет? — размышлял я. — Удался мой трюк или не удался?»
Мне было нелегко делать вид, что я ничего не знаю да и нисколько не интересуюсь тем, какое решение принял он относительно предложения Беде.
— Мы остановились на том, что все это была поспешная акция Раца, — ответил я на заданный вопрос. — Но в этом я сомневаюсь.
— Почему же? — удивился Надь.
— Да потому, что ни один из представителей ПМСХ ничего плохого тебе не сделает.
— Видишь ли, Миклош, тебя я люблю как родного сына. Что случилось, то случилось, изменить уже ничего нельзя. И все-таки я нашел выход. Назначим-ка мы тебя доверенным представителем «Венгерского революционного совета» в Австрии. Это гораздо больше, чем быть простым членом исполкома какой бы то ни было организации.
