Миклош Сабо - Тихая война
С меня словно тяжелую глыбу сняли. Для вида я немного поломался, но затем согласился, подивившись в душе тому, с какой готовностью и с каким бесстыдством он выдавал придуманный мною план за свой собственный, ничего, разумеется, не зная об этом.
Вечером того же дня исполком официально известил меня о том, что я назначаюсь его полномочным представителем в Австрии. Об этом было заявлено и председателю Европейского совета, где известие приняли к сведению.
Несколько лет спустя политический эмигрант Деже Шуйок, бывший после освобождения страны председателем венгерского национального банка, а затем основателем и вождем правой буржуазной «партии Шуйока», в брошюре «Несчастья венгерской эмиграции», вышедшей в Нью-Йорке в 1962 году, так писал об этом:
«А главное, что на самом ответственном участке — на австрийско-венгерской границе — новая организация была представлена коммунистическим деятелем».
В МАРТЕ ОПЯТЬ НАЧНЕМ — МОН
С точки зрения органов безопасности Венгрии, моя новая должность, признанная правительствами и различными организациями Западной Европы, с первых минут своего рождения была полезной.
Между тем конференция в Страсбурге подходила к концу. В номерах и салонах отеля, где мы жили, жизнь била ключом. Повсюду собирались кучки спорящих людей, сновали шустрые журналисты и репортеры. Как-то, когда мы разговаривали, сбившись в небольшую группу, ко мне подошел бывший адъюнкт университета Иштван Янкович, один из членов «Революционного совета». Он ни разу не выступил на заседаниях, и я почти совсем не знал его.
— У меня к тебе серьезный разговор, Миклош, — сказал он.
— Я весь в твоем распоряжении, — вежливо ответил я, даже не догадываясь, о чем он собирается говорить.
— Давай уйдем отсюда, здесь как следует не поговоришь.
Я был удивлен. Времени у меня почти не оставалось, и охотнее всего я отказался бы, но тут вспомнил золотое правило: всякое известие, любая информация, какими бы незначительными они ни казались, могут быть полезными.
— Неужели нельзя поговорить здесь? — воспротивился я.
— Речь пойдет о слишком важном деле, чтобы говорить о нем на виду у журналистов. Можешь поверить мне на слово.
«Это начинает казаться интересным», — подумал я и сказал:
— Ты меня заинтриговал, Пишта. Идем!
Мы вышли на тихую безлюдную улицу города. Мой спутник все время говорил о каких-то пустяках, не умолкая ни на минуту. Меня разбирало любопытство: с чего бы этот обычно молчаливый человек так разговорился. Он уже собирался свернуть в маленький тупик, когда я остановился и сказал:
— Послушай, дружище, ты меня зачем-то вызвал, таскаешь по улицам. Или ты сейчас же скажешь, в чем, собственно, дело, или прощай.
Он кивнул:
— Ты прав. Здесь место вполне подходящее.
«Для чего этот заброшенный, плохо освещенный переулок может быть подходящим?» — подумал я, но тут мой провожатый, немного успокоившись, заговорил, а я сразу насторожился.
— Я обращаюсь к тебе как к представителю «Венгерского революционного совета» в Австрии, как к брату по оружию, который хорошо знает видных людей и местные условия и имеет широкий круг друзей в Австрии. Для нас же особенно важен Бургенланд.
— Я тебя не понимаю…
— Сейчас… сейчас поймешь… — Он немного приподнял руку и, сделав успокоительный жест, продолжал: — Тебе нужно знать, что бои не прекратились, изменился только способ и характер их ведения.
— Как это понимать?
Он говорил бесстрастным тоном, каким обычно разговаривают абсолютно равнодушные к человеческим страданиям люди, видящие перед собой одну лишь цель и ничего не замечающие вокруг.
— Мы будем продолжать борьбу. Сначала тайно, как подпольщики, потом явно… И так до тех пор, пока не настанет момент, удобный для нового восстания.
— Это мечта, Пишта.
Он так сильно сжал мою руку, что я чуть не вскрикнул.
— Это действительность, Миклош. Нам дадут для этого средства.
Что я мог сказать ему в ответ на это? Я долго стоял, слушал и наконец произнес:
— Не сердись, Пишта, но я в это не верю.
— Ты сомневаешься? В чем? В революции?
— В Западе. Они нас и в ноябре бросили на произвол судьбы.
Он беззвучно рассмеялся:
— Людей они нам, конечно, не дадут, это верно, но денег и оружия дадут столько, сколько потребуется! — Он снова схватил меня за руку и так затряс ее, будто хотел разбудить меня. — Пойми же ты, наконец, вот он, случай, чтобы снова начать борьбу за свободу!
Я невольно вышел из своей роли и спросил:
— И снова принести в жертву десятки и десятки тысяч венгров?
Не заметив моей оплошности, он возбужденно воскликнул:
— А почему бы и нет?! Мир хочет видеть, на что мы способны. Мир хочет знать, сможем ли мы, если будет нужно, умереть за нашу свободу, за свободу человечества!
Я быстро взял себя в руки и холодно ответил:
— Слишком серьезна ответственность. Ты решился бы на такое?
— Разумеется, и не только я, но и другие.
— Кто именно? Мне нужны гарантии.
Он вздохнул:
— Назову лишь одного человека. Это Бела Кирай. Можешь смело на меня положиться… — Тут он неожиданно замолчал, а затем добавил: — Это очень серьезное дело. Поверь же мне наконец! — Он снова за молчал, потому что мимо нас шла целующаяся пара. — Если бы ты только знал, какая сила стоит за нами! ЦРУ! Сам Аллен Даллес дал нам заверения!
— Тебе? — спросил я.
— Беле Кираю и Гергею Понграцу, ну и ребятам из кружка «Корвин».
— А чего вы хотите от меня?
Судя по всему, он остался доволен моим вопросом, решив, что я согласен.
— Вот это совсем другой разговор, дружище! — воскликнул он, обняв меня за плечи. — В настоящее время перед нами стоят две основные задачи — создать штаб нового восстания и одновременно с этим поддерживать запал в тех, кто остался на родине… — Он закурил. — Помоги нам отобрать из числа прибывающих из Венгрии самых подходящих людей и направь их в учебные лагеря, которые имеются в Германии и Италии. В первую очередь помоги открыть перед нами «ворота» в границе, через которые наши люди могли бы беспрепятственно попасть в Венгрию, а позже через них же провезли бы туда оружие и боеприпасы.
Если бы он мог угадывать мои мысли, то ужаснулся бы, узнав, о чем я думаю. «Устроить вам «ворота»! Как бы не так! Лишь бы только мне удалось установить связь с Центром!..» В тот момент голова моя буквально раскалывалась: я внимательно слушал, что говорил Янкович, и в то же время лихорадочно думал о том, как бы мне поскорее связаться с Центром.
— А каким образом я буду поддерживать с вами связь, Пишта?
Он быстро сунул мне в руки конверт:
— Здесь ты найдешь несколько адресов и телефонных номеров. Все эти люди живут в Вене. На них ты можешь положиться. Помоги им, прошу тебя!..
Так я установил тесную связь с тестем Янковича, д-ром Йозефом Сенткути; Лайошем Шипошем, инженером строительного треста «Релла», Ласло Ковачем, Табором Кочишем, одним из основателей «Общества венгерской революционной молодежи за границей», позже перекрещенного в «Общество 23 октября», и одновременно редактором правой эмигрантской газеты «Немзетер».
С ними меня соединяли две линии: первая — через Белу Кирая и Янковича, а вторая — через дядюшку Герцога. Социалисты поддерживали эту группу. Заинтересовавшись ею, я пришел к мнению, что этих людей смело можно было бы назвать предшественниками современных террористов. Собственно говоря, так их оцепила и социалистическая партия Австрии, которая спустя несколько месяцев после их появления на свет была вынуждена отказать им в доверии.
Но до этого времени произошло много различных событий.
Я стал вхож в их компанию, которую считал центром вновь образованной эмиграции, и старался держать ее в поле зрения.
На первый взгляд, жизнь этих людей шла обычным чередом, как и жизнь подобных политических групп того периода. Они имели свою контору с приемными часами и обеденным временем. В своем клубе им удавалось собрать довольно много молодежи, так что база для выбора у них была, а планы они имели далеко идущие.
Правда, главное в их деятельности было успешно замаскировано.
Стучала пишущая машинка, на складе выдавали какую-то одежонку, в клубе шли горячие диспуты.
Однажды я услышал обрывки одного разговора. Заинтересованный, я подошел к парням:
— О чем спор, ребята?
Поскольку я пользовался у эмигрантов большим авторитетом, мне охотно объяснили:
— Знаешь, мы организовали группу наблюдателей.
— Вот как? А с какой целью? — наивно спросил я.
— Ты же знаешь, что среди эмигрантов могут быть и предатели. Это для них самый лучший способ, чтобы пролезть в среду эмиграции.
— Да ну, — как бы не соглашался я. — Им сейчас и на родине-то нет покоя, так что вряд ли они об этом думают.
