Томас Гиффорд - Сокровища Рейха
Он положил автомат на каминную полку, вынул из внутреннего кармана пачку сигарет, щелкнул зажигалкой и, вдохнув дым, несколько расслабился.
– Я так и думал, что она приведет вас сюда. Пока позволяла дорога, я ехал на машине, а снегоход тащил на прицепе. Потом пересел на него, а сюда добрался уже пешком. – Он театрально нахмурился, выпустил дым, раздувая ноздри.
Лиз встала и прошла в кухню. Он следил за ней, но не сделал попытки остановить.
– Что вы собираетесь делать? – Мне хотелось, чтобы он продолжал говорить. Куда это, черт его побери, запропастился Питерсон?
– Вы даже не представляете, сколько мне пришлось перенести после того, как вы уехали. Они обнаружили тело Гюнтера рано утром, когда я все еще находился там. Это было ужасно… – Незаметно для себя он разговорился. Все-таки было в нем что-то женственное. – Мне здорово досталось. Они ясно дали мне понять, что я – лишний…
– Кто «они»?
– Да все эти старики – Котман, Сент-Джон и другие. Болваны, увешанные орденами, дряхлые генералы, которые проиграли войну… упустили господство над миром тридцать лет назад. – Он весь кипел, в горле клокотала ненависть. – Эти сальные латиноамериканские ничтожества, нафиксатуаренные брюнеты с золотыми аксельбантами… Они-то вдруг оказались наверху. А я? Ничто.
Он стряхнул пепел на пол и для уверенности потрогал автомат. Вернулась Лиз, принялась хлопотать надо мной, приложила ко лбу мокрое полотенце.
– Ну и зачем ты притащился сюда? – грубо спросила она.
– Чтобы забрать тебя обратно. Они будут со мной считаться, если я привезу тебя. – Голос выдавал его растерянность.
– Ты просто идиот! – отрезала она. – На что я им нужна? Что я для них значу без Гюнтера? Ничего! Так что зря ты перся в такую даль, болван!
– Ошибаешься, Лиз, – ответил он, сдерживаясь. – Вот увидишь, когда я привезу тебя, им придется задуматься. Мои люди имеют кое-какое влияние. Они поймут, что мы можем значительно усилить движение. Вот увидишь… – Он закурил еще одну сигарету.
Лиз склонилась надо мной, взяла за плечи. Он следил за ее руками. Глаза его сузились.
– Почему ты решил, что я с тобой поеду? Что мне делать в Мюнхене? Мой муж мертв, а ты – смехотворный позер, педераст, пустышка, насмешка природы…
– Поедешь, все равно поедешь!
– Нет, я остаюсь с Джоном. – Ее голос делался все более резким. Она перехватила инициативу, начала новую игру, теперь уже используя меня.
Зигфрид подошел к камину и остановился, глядя на огонь. Лиз обошла диван и встала позади него.
– Убирайся отсюда! Оставь нас в покое, – сказала она, перейдя на немецкий, и вцепилась ему в спину. – Сам возись со своими педерастами!
Не сказав ни слова, он повернулся и двинул ее автоматом в бок. У нее перехватило дыхание, она упала на пол, ловя воздух широко открытым ртом. Он смотрел на нее с каменным лицом и никак не мог нащупать спусковой крючок. Этот негодяй собирался пристрелить ее! Я бросился вперед, схватил его сзади за ноги. Он брякнулся на колени и вскрикнул от боли, ударившись ногой об острый угол камина. Автомат резко крутанулся, задев меня по носу. Слезы застлали мои глаза, я ничего не видел. Мы продолжали возиться у камина, как вдруг дверь распахнулась и я услышал хохот Питерсона.
Я лежал на спине, прикрыв собой Зигфрида. Лиз, рыдая, корчилась на полу неподалеку. Питерсон с любопытством смотрел на нас.
– Ночь дилетантов, – произнес он.
Зигфрид попробовал выпрямиться. Питерсон пнул его в пах. Зигфрид свернулся, как креветка, на губах у него выступила пена. Питерсон пнул его снова. Глаза у Зигфрида закатились, стали видны только белки, потом глаза закрылись совсем, а голова бессильно поникла.
Питерсон наклонился и поднял меня на ноги.
– Этот негодяй расквасил вам нос, – сказал он, потом повернулся к Лиз и жестко спросил: – Как вы?
Она попыталась сесть, но сморщилась от боли. Лицо у нее было серым, а в уголках глаз собрались морщинки.
– Больно.
Я опустился рядом с ней на колени.
– Оставьте ее! – резко сказал Питерсон. – Возможно, этот подонок сломал ей ребро. Пусть пока полежит, не трогайте ее. – Он поднял мокрое полотенце и бросил ей.
– Спасибо, – простонала она.
Но Питерсон уже отвернулся от нее.
– Где вы были? – спросил я.
– На улице мерз. Я видел, как этот идиот топал из лесу. Нес автомат, как бутылку с шампанским. Тогда-то я и вышел из дома и стал ждать. Хотел узнать, что он задумал… Стоял у двери и слушал. Боже, какой же он болтун! – Питерсон обратил взор на медленно приходящего в себя Зигфрида. – Гаденыш, – пробормотал он.
Зигфрид, держась за пах, с трудом сел. Питерсон подошел к нему, и он, отпрянув, съежился у камина.
– Не пинайте его больше, – взмолилась Лиз.
– Закройте пасть! У вас хватает своих проблем. Об этом дерьме уже поздно беспокоиться.
Он наклонился и одним рывком поставил Зигфрида на ноги – так штангист поднимает штангу. Зигфрид согнулся пополам, прикрывая пах. Питерсон схватил его за волосы, потащил и бросил на диван. По безвольному смазливому лицу Зигфрида катились слезы. Красавчик старел буквально на глазах.
– Что тебе здесь нужно? – спросил Питерсон.
– Лиз, – выдохнул тот. – Я готов пойти на сделку. Отдайте мне Лиз, и я не скажу им, что вы здесь. Вы сможете уехать…
– Какую еще сделку? Это не я, а ты сидишь здесь, дрожа от страха. Ты, видать, совсем рехнулся. Слушай внимательно. Ты расскажешь нам, что происходит там, в Мюнхене, и, может быть, я тебя не убью… Ну как, устраивает тебя такая сделка?
Питерсон ушел на кухню. Мы ждали. Спустя какое-то время он вернулся:
– Они ищут нас?
– Не знаю.
– Они послали людей на поиски?
– Не знаю.
Питерсон взял руку Зигфрида в свою, повернул ее ладонью кверху. Его другая рука скользнула по ладони Зигфрида, и тот отпрянул, со свистом втянув в себя воздух. Кухонный резак оставил глубокий порез на ладони, который тут же побагровел от крови. Я поднялся, держась за подлокотник дивана.
Лиз наблюдала за происходящим полными ужаса глазами. Кровь потекла по руке Зигфрида.
– Они послали людей разыскивать нас? Они шли по твоему следу, Зигфрид? – терпеливо допрашивал Питерсон.
Я испытывал такую боль, что мне было не до сломанного ребра Лиз, не до раны Зигфрида. В конце концов, так и должно было случиться.
– Ну так как же? – продолжал Питерсон. – Кто займет место Бренделя?
– Котман, я думаю, – прохрипел Зигфрид. Кровь из пореза уже капала на пол. Подойдя к ним, я даже ощутил ее запах.
– А как твоя бравая команда?..
– Котман и его люди хотят нас вытеснить.
– Надо признаться, вполне разумное решение.
– Вы не понимаете…
– И ты хотел притащить фрау Брендель назад как трофей, чтобы доказать, какие вы серьезные ребята. – Он покачал головой. – Боже, какая скука! – И снова отправился на кухню.
Я последовал за ним. Он начал готовить кофе.
– Все это так отвратительно, – сказал он. – Невозможно остаться чистым, когда всюду такая грязь. – Он поставил чашки на кухонный стол – Люди – такие хрупкие существа.
– За исключением вас, – заметил я.
– О да… я – хищник.
Питерсон связал Зигфриду руки за спиной и завалил его на диван. Выпив кофе, все мы улеглись спать. Было начало восьмого.
Разбудил меня какой-то звук. Питерсон не спал. Лежа с открытыми глазами, он следил за Зигфридом, который встал и пытался открыть наружную дверь. Руки его были связаны за спиной, на серебристом костюме запеклась кровь.
Питерсон приложил палец к губам. Зигфрид кое-как все же открыл дверь и нетвердой походкой вышел. Мы встали и подошли к двери. Он удалялся, увязая в глубоком снегу, неуклюже продираясь по корке наста, с трудом удерживая равновесие. Сквозь серые тучи кое-где пробивались лучи солнца, и серебристый костюм Зигфрида отражал этот скудный свет, сочившийся сквозь них. В этом костюме он сиял, точно новенький оловянный солдатик или астронавт, бредущий по поверхности иной планеты. Он приближался к кромке леса, под покров деревьев. Несколько раз он падал, как раненый зверь, раскачивался, стоя на коленях, потом снова с усилием поднимался. Мы следили за ним, пока он не добрался до опушки, где его поглотили тени и гонимый ветром снег, нависавший над землей ватной куделью.
– Пусть идет. Как ушел, так и назад приплетется. Все равно руки ему, ублюдку несчастному, не распутать. – Питерсон зевнул, потянулся. – Я чертовски устал, чтобы бежать за ним вдогонку. – Он вошел в дом, посмотрел на Лиз.
– Ей немало досталось, – заметил я.
– Ничего, она живет этим, – произнес он ядовито. – Ей это нравится. Бейте ее, ломайте ей ребра, проявляя самый изощренный садизм. Это отвлекает ее. Режьте ее на куски, и она будет стонать от восторга.
