П. Лотинкин - ТАЙНЫ ТРЕТЬЕЙ СТОЛИЦЫ.
— Да вон он, ваш москвич! Живой, слава Богу!
Тем временем, неотличимый от ворвавшихся ни внешностью, ни габаритами бугай, пинавший Василия, оказался брошенным на пол и скованным наручниками. Та же участь постигла и вяло сопротивлявшегося мэра. Когда его закончили сковывать, вся физиономия ЧАМа была покрыта плотной маской из размазанной по полу еды. Было полное впечатление, что это он сам, желая съесть как можно больше, так перемазался.
Но хуже всех пришлось Кунгусову. По воле случая он отлетел к клетке Джима, и намаявшийся в безуспешных попытках дотянуться до женщины самец своего шанса упустить не пожелал. Он сгреб зама по идеологии, притиснул его к прутьям клетки нижними конечностями, а верхними стал сноровисто раздирать его брюки. Объятия примата были такими плотными, что почти почерневший от прилива крови Кунгусов не мог даже звука издать. Он лишь сипел и извивался.
Убедившись, что любое сопротивление подавлено в зародыше, один из ворвавшихся снял маску, и Быков узнал его. Именно этот, украшенный наколками тип, караулил его, попивая пивко в кустах возле школы напротив дома на Сурикова, 40.
— Ну что, гнида? — спросил синий у Василия. — Понял теперь, что от нас не убежишь?
Нити ведут в Москву
Шефиня Быкова по страховой компании испытывала к своему подчиненному двойственные чувства. С одной стороны, он успешно работал, обеспечивая ей премии и благоволение начальства. С другой, он был слишком капризен.
Ведь далеко не всегда стоило доводить фактуру о разоблаченных мошенниках до следствия и разбирательств. Среди желавших надуть страховщиков и их родных, порой попадаются вообще-то вполне приличные, а главное — состоятельные люди. Такие, дабы не допустить огласки и позора, готовы немало заплатить умеющим хранить молчание об их грешках. Шефиня была как раз такой, а вот Быков — нет.
Подобно тому, как прирожденный музыкант не способен фальшивить даже за очень большие деньги — ему любая нотная фальшь причиняет вполне физические мучения, так же и прирожденная ищейка. Быков не мог пойти на сговор с разоблаченным жуликом, даже если бы тот его озолотил.
Шефиня пыталась ему объяснить, что сейчас, когда все воруют, соблюдать верность заповедям вроде «не укради» — и глупо, и даже опасно. Народ этого не поймет.
Но Быков лишь отшучивался. Он, де, не судья другим. Но сам в грязь лезть не намерен. Мол, не жили богато, не фиг начинать. Стар он уже, чтобы учиться махинировать. А делать что-либо кое-как ему самолюбие не позволяет.
Короче, образовалась типичная патовая позиция.
И когда Шефиня встретилась с разоблаченной Василием автомобильной мошенницей Надеждой Колосковой, женщины сразу нашли общий язык. Им оказался язык цифр. На этом языке Шефине было гораздо выгоднее замять дело Колосковой, чем подавать в суд на всю ее банду. Ведь в первом случае, все деньги шли шефине, а во втором — в основном фирме.
Загвоздка была только в Быкове.
И родился простой, как женская истерика, договор: Шефиня выяснит, где именно в Катеринбурге базируется сыщик, а Надежда посылает туда лихих ребят. Которые должны были, отомстив за честь обманутой коварным сыщиком женщины, заодно заставить его подписать признания во всем тяжком, дабы в будущем он не мог и пикнуть лишнего — ни против Надежды, ни против Шефини.
Ибо поскольку все мужики — козлы, то женщинам вполне простительно стравливать их между собой, ради своего исконного женского счастья. Которое не в деньгах, а в количестве брюликов, платьев от кутюр и поклонников из числа этих самых козлов.
Мобильная бандочка московских урок прибыла в Катеринбург, но самостоятельно отловить Быкова не сумела. Больше того, они спугнули его, и тем самым спасли. Он принял их засаду за людей мэра и стал прятаться тщательнее. Тогда посланники Надежды состыковались с местной братвой.
Так они вышли на квартиру Даниловой, но немного опоздали: менты уже прихватили Быкова и куда-то повезли. Бандюки проследили за ними до самого зоопарка. Тут они выждали момент, и проникли в потайные подземелья, которые возвели под прикрытием якобы крайне необходимой животным подземной автостоянки.
Поплутав в подземных коридорах, урки наткнулись на Кунгусова, входившего в камеру к Владу Никрасову. Прихватив их обоих в качестве проводника и подстраховки, бандюки и ворвались в камеру, где мэр, пируя и философствуя, ставил эксперименты по превращению человека в обезьяну.
Но прежде, чем приступить к нанесению Быкову новых телесных повреждений, бандюки занялись более важными делами. Прежде всего, они обыскали всех присутствующих на предмет изъятия денежных знаков и материальных ценностей. Ничего не поделаешь: хватательный рефлекс есть вторая натура таких типов. Потом они вылакали для разогреву дорогое марочное вино, несколько бутылок которого не разбились.
А потом их отвлекла картина ухаживаний обезьяны Джина за так кстати попавшимся ему Кунгусовым. Джим это делал несколько своеобразно, но не более жестоко, чем это же самое проделывали с городом и сам Кунгусов со своим шефом.
Веселье было в самом разгаре, когда вызванные сигналом тревоги, который успел подать скованный чуть позже подручный палач мэра, к разгульной компании наведался ОБМОН. И началась махаловка.
К счастью, обе стороны уразумели, что стрелять боевыми патронами в условиях небольшой камеры — самоубийственно ввиду неизбежных рикошетов, а также невозможности отличить своих от противника. Но на стрельбу шумовыми, газовыми и световыми патронами не скупилась ни одна из сторон. Как и на пинки, подсечки, и кулачные удары.
Под шум и неразбериху свалки, Влад сумел не только освободить с помощью одного из кстати оказавшихся на полу столовых ножей Нину, но и, вытащив из кармана палача ключи, разомкнуть кандалы и на Быкове.
А потом они где ползком, а где короткими перебежками удрали.
— Увези меня отсюда! — обнимая, и орошая Василия слезами, требовала Нина.
— Увезу тебя я в тундру? — неуклюже пошутил тот, еще не отойдя от богатого событиями и побоями дня. Но, увидев суровость на лице любимой, оправдался:
— Это цитата. Из песни.
Нина прищурилась и многообещающе сказала:
— Я такой песни не знаю! И не желаю знать!
ГЛАВА XII. ДЕЛА У ПРОКУРОРА Что было...
— Не зря говорят, что лучшая власть для холопа — хороший хозяин. Который кормит, а работать не заставляет. А демократия в этом отношении шутка жестокая: кого выбрал, от того и получи.
— Это вы к чему? — спросил Шеремех.
— Это я вообще, — признался Василий Быков. — Давно хотелось об этом высказаться, да все как-то... То повода не было, то слушателя не находилось.
Поскольку помощник Шеремеха Влад Никрасов принял самое непосредственное участие в спасении и Нины, и самого Быкова, Василий никак не мог отказать парню. А тот очень настоятельно просил встретиться с шефом УТА и все ему рассказать.
— Ну, теперь у вас есть слушатель, — как бы делая сыщику одолжение, отозвался Шеремех. — И что теперь? Что вы тут у нас устроили?
— Вам как рассказывать: как все оно было? Или как оно распутывалось?
Шеремех уперся рукой в стол, точно готовясь отскочить. Но не отскочил, а пробурчал, как привык бурчать в телекамеру:
— Лучше как было. По порядку. Но без ботвы.
— Все началось с того, что вашему мэру стало тесно в Катеринбурге. Захотелось стать губернатором, а там: чуть-чуть и — еще выше.
— Это в Совет Федерации, что ли?
— Ну, в России есть места и повыше.
— Не может быть!
— Почему? — удивился Быков. — Он же высокий. Толстый. Говорит громко и через губу. Ничего не умеет. Страна о его способностях понятия не имеет. Чего ж еще надо у нас, чтобы быть избранным?
