Джеймс Монро - Торговец смертью: Торговец смертью. Большие гонки. Плейбой и его убийца
Хоннейбан повернул ко мне свои бесцветные честные глаза. Он был настолько добропорядочным розовощеким мальчиком, любителем пива и радетелем живота, что не знающие его люди доверили бы ему, без колебаний, своих жен и все имущество. Он развалился на стуле и проглотил все то, что оставалось в его пасти, что вызвало на лице гримасу боли.
— Неужели вы хотите проделать это, Макальпин?
— Ради вашего начальника, конечно, нет. Теперь просветите меня.
У него появилась счастливая улыбка. Я вспомнил, что многие заточенные в камеры для заключенных в Нюрнберге вампиры выглядели как честные, невинные и добропорядочные люди, любящие своих арийский детей и немецких овчарок.
— Квин сказал, что если вы не будете участвовать в этом соревновании, не приложите усилий для победы, случится следующее. Первое: деньги, которые вам были выделены и конвертированы в дело, будут конфискованы.
Это удар ниже пояса, но не убедителен.
— Второе: ваше возвращение в родное отечество не будет желательным, и, в случае вашего возвращения, правительство Ее Высочества не будет расположено долго терпеть вас.
Что означает экзекуцию. В действительности это означает одно — пулю в затылок. Даже не задумывайтесь, что Квин не способен на это… Никто долго не живет в деле, основанном на угрозе, если эта угроза не исполняется.
— Третье: если вам вздумается укрыться за рубежом, по состоянию здоровья, заинтересованные службы сочтут обязанным сообщить могущественным друзьям или даже врачам, в зависимости от того, о ком идет речь, что на их территории укрывается двойной агент и опасный изменник.
Что означает долгие годы заключения или даже скрытое уничтожение в иноземной тюрьме, без процесса, естественно. Квин действительно верен своему мерзкому персонажу.
— Но если я не выиграю гонки? Вы знаете, я не супермен. В мире много агентов лучше меня.
Хоннейбан расцвел в улыбке.
— В случае, если вы проиграете, но при условии, что вы приложили необходимые усилия, ваше будущее будет зависеть от арбитража вашей службы.
Что в действительности очень хитро. Если, в зависимости от обстоятельств, наша фирма будет не в состоянии вернуть в казну деньги или микрофильм, Квину необходим козел отпущения. В чистом виде экзекуция виновного сотрудника будет действенным средством для демонстрации верховным правителям, что он не шутил. Глядя на Петерса, я бессильно развел руками.
— Когда вы сказали, это начнется?
Он перекатывал между большим и указательным пальцами очаровательный сосочек девушки. Невозможно не находить его симпатичным, несмотря на измены, страдания и смерти, неизбежно сопровождавшие его карьеру.
— 17 числа этого месяца. 17 — одно из моих любимых чисел в рулетке. Вы не игрок, случайно?
— Не в том случае, когда идет речь о моей жизни. По крайней мере я не сделал бы этого, будь у меня выбор.
Петерс блаженно улыбнулся.
— Но какое вы получите моральное удовлетворение! Какое бы преступление вы не совершили, вы всегда можете сказать, что действовали против воли.
— Эсэсовцы пользовались этим же, — сухо заметил я тогда, как он вновь улыбнулся.
До 17-го еще четыре дня, и я не видел необходимости убивать время в Лондоне. Есть еще время порезвиться, прежде чем отправиться рисковать жизнью в ловушке, устроенной для меня. Я спросил мнения Петерса.
— Конечно, конечно. Сейчас начало года и у нас какое-то количество свободных апартаментов. Теперь, когда вы внесли этот роскошный взнос за право записи, Океанский клуб может разместить вас. К несчастью, мы не можем предложить то же самое мистеру Хоннейбану, ибо он не конкурент. У нас есть несколько относительно удобных хижин с соломенными крышами, используемых прислугой клуба. Я думаю, что там вполне можно разместиться.
Больше нечего было добавить. Мы начали пить кофе. Мы с Петерсом любезно беседовали. Хоннейбан дулся в своем углу. Он ушел вместе со мной после того, как Малыш получил указание заказать мини-такси. В вестибюле, пока мы ждали машину, мажордом пожал мне руку.
— Надеюсь вновь встретиться с вами, сэр. Удачи в гонках.
У него что-то было в руке, и это что-то я забрал в свою. Нас, Хоннейбана и меня, отвезли на пляж. Он даже не сказал, а бросил мне таинственное предупреждение.
— Не забудьте, Макальпин, — сказал он, глядя на великолепный пейзаж сквозь очень темные квадратные очки в тяжелой оправе, — что я все время буду у вас за спиной. Мои хозяева вовсе не довольны доверием к вам этого маленького мерзавца. Я не знаю, за какую ниточку он дернул, но вы оказались единственным британским агентом, отправленным на соревнования. Естественно, я там буду не для помощи вам… Это повлечет вашу дисквалификацию. Я буду там для контроля, чтобы вы выполнили все как надо.
Он многозначительно хлопнул себя по талии. Этот кретин вполне мог быть напичкан вплоть до шерстяных носков скорострельными побрякушками.
— Жаль, что не назначили на эту работу вас, — бросил я. — Ведь придется соблазнять, вы непременно выиграли бы.
Он замкнулся, как раздраженная вошь.
В моем замке было все, включая телефон в каждой ванной комнате, по которому можно заказать что пожелаешь, хорошо набитый холодильник и бар. Телевизор, естественно, цветной, показывал старые фильмы, перемешанные с порнографическими короткометражками. Переданная Малышом записка, согласно старым шпионским правилам, была на рисовой бумаге. Я ненавидел рисовую бумагу, но, прочитав ее, съел, пропустив приличную дозу Бакарди с горьким лимоном. Она гласила: «Хилтон в Лондоне, а не Хитроу в Лондоне». По-видимому, Петерс совершил безумную ошибку, думая, что Хоннейбан работает на тех же, что и я. Надо отдать Квину должное. Он никогда не позволил бы типу вроде Хоннейбана приблизиться к желанной вывеске VI Пи-Эн. (По моему мнению, он не мог получить подобное дело для нашей невероятной службы, не упирая на факт, что Мали не является ни восточным, ни западным блоком и, следовательно, должна быть его вотчиной.) Естественно, он не посмел рисковать, допуская соперничающие службы к соревнованию… из опасения, что не выиграет. В официальном плане будет лучше, если он проиграет, но трофей не принесет кто-то другой.
Что до меня, то я был окружен сказочной роскошью и считал возможным ею пользоваться. Я взял плавки, вышел из своего бунгало и ступил на покрытую травой дорожку, из-за климата поливаемую каждый день, чтобы сохранить свежесть, затененную пальмами и ведущую к ближайшему бассейну. Я остановился только, чтобы купить сигарет с марихуаной, два доллара за пачку, и без единого листика табака для смягчения действия. Там были практически все марки сигарет, производимые в мире.
Бассейн был в форме сердца и совершенно голые малийцы обоих полов плавали в нем, смеясь и вызывая интерес. Уставшие и напыщенные миллиардеры, принимающие солнечные ванны в бермудах, предпочитали оставаться в шезлонгах. В их глазах всегда читается не выходящих из их голов банковский счет. Они поглощают содержимое своих стаканов, подобно обезвоженным лягушкам, и молятся, чтобы не случилось кризиса до того, как к ним придет малиечка. Нырнув в бассейн и несколько раз переплыв его, я очень довольный своей формой в сравнении с этими денежными развалинами, вышел и растянулся на ближайшем надувном матрасе.
Ко мне подошла и уселась рядом малиечка в бикини.
— Могу я что-то сделать для вас? — спросила она.
Я достал сигарету из впервые увиденной подобной пачки маленькое розовое сердечко.
— У вас нет огонька?
Она ушла своими маленькими ножками. Видя все эти забавы вокруг, я был настолько задавлен мыслью о возможности моей гибели, что старался как можно быстрее оказаться под действием наркотика. Она вернулась с золотой «Зиппо». Я прикурил. Травка была отличная. Не успев и глазом моргнуть, я уже почувствовал ее действие. Каждой порой своего тела, купающегося в солнечных лучах. Даже толстые миллиардеры с их огромными сигарами и животами стали мне гораздо симпатичнее. Я решил, по логике наркомана, вернуться сюда в случае удачи и жить здесь до конца своих дней. Или, может быть, попытаться завербоваться в империи Петерса. Может быть, он возьмет еще одного (очень молодого) шпиона, если тот справится.
— Банзай! — бессильно воскликнул я, куря вторую сигарету, и рассмеялся своей собственной шутке. Внезапно девушка тоже рассмеялась. Я плакал от смеха, когда хорошо знакомый мне голос вернул меня на землю.
— Еще травки, Филипп?
Я поднял глаза и увидел в желтом бикини тощую фигуру Стефани с темными волосами, спадающими подобно занавесям. Карие глаза скрывали темные очки. Моя старая подружка из Штатов.
— Стеф, — воскликнул я, и некоторые лежавшие неподалеку отдыхающие недоброжелательно посмотрели на нас. — Что ты делаешь на этом тропическом острове?
