Юлиан Семенов - ТАСС уполномочен заявить
— Не надо привлекать внимание, — шепнул Дубов. — Сдерживай эмоции, пожалуйста.
— А если они не сдерживаются?
— Так не бывает. Выдержка — прежде всего. Очень хочешь быть женой?
— Очень.
— Почему вы все так замуж стремитесь, а?
— Потому что любим, наверное.
Дубов усмехнулся:
— А что такое любовь? Можешь определить? Ладно, это философия, заполняй бланк, лапа. Через пару месяцев поедешь со мною на запад, там мы с тобою выясним эту философскую проблему. Хочешь со мною уехать, а? На работу, на работу, бить буржуев в их берлоге, хочешь?
— Какой же ты сильный и умный, Сережа! Как мне радостно быть с тобой!
Дубов заполнил бланк быстро, помог Ольге, выслушал рассеянно слова загсовского работника:
— От всего сердца поздравляем с вашим решением. Ждем вас через три месяца, машину можно заказать на первом этаже, по поводу обручальных колец обратитесь в комнату номер восемь, там все объяснят.
— Про кольца и машину — спасибо, — сказал Дубов, — а вот три месяца нас никак не устроят. Мы вот-вот уезжаем за границу, по делам, может, посодействуете ускорить оформление брака? Необходимые ходатайства я подготовлю, ладно?
…Потом Дубов отвез Ольгу на работу, дал поцеловать себя:
— Только в ухо не надо, мне щекотно.
В пять часов он сдал все папки в отдел, проверил, как точно секретчица отметила время, и пошел на профсоюзное собрание.
Дубов, в отличие от других, был подчеркнуто внимателен; когда кто-то из выступавших поднимал острый вопрос, он переглядывался с теми, кто сидел в президиуме, в зависимости от реакции там, соответствующим образом вел себя: лицо его менялось, словно человек примерял маски античных актеров — недоумение, радость, возмущение, снисходительность, интерес…
После собрания Дубов поехал домой. Он поднялся в лифте на четвертый этаж, открыл дверь и почувствовал на плечах руки: рядом с ним стояли Проскурин и Гмыря; около двери — три чекиста; понятые — две женщины и мужчина со странной бородой; она показалась Дубову отчетливо клетчатой; седина — внизу, потом клочья черных волос и рыжий отлив возле ушей.
— В чем дело, товарищи? — спросил Дубов, чувствуя, как лицо его сделалось багровым; горло перехватило; тяжелый комок мешал дыханию.
— Мы войдем к вам и там все объясним, — сказал Гмыря. — Открывайте дверь своим ключом.
Дубов не мог сдержать дрожь в руке, ключ никак не попадал в скважину.
— У меня кто-то уже был-ыл, — сказал он себе самому, — я чувствую, тут уже был кто-то…
В комнате ему предложили сесть, обыскав предварительно: лицо его сделалось бледным, сразу же обозначились синяки под глазами.
— Ознакомьтесь с постановлением на обыск, — сказал Гмыря.
Дубов никак не мог прочитать, строчки двоились.
— Вы можете искать, но что только? — сказал он. — Мне сдается, что случилась-ась какая-то ошибка. Или нарушаются нормы социалистической законности-ти.
Следователь, капитан Анибеков, подвинул себе стул, сел напротив Дубова:
— Вы не хотите признаться во всем чистосердечно?
— В чем?
— Подумайте. Чистосердечное признание всегда учитывается.
— В чем-ем я должен признаться-аться? — тяжело заикаясь, спросил Дубов.
— Умели напачкать, сумейте и отвечать, Дубов, — сказал Гмыря.
— Мне признаваться-аться не в чем. И напрасно ваши люди угоняют мою машину.
Проскурин глянул на Гмырю — машину действительно отгоняли; надо было срочно проверить, нет ли в ней тайника.
— Что ж, приступайте к обыску, — сказал следователь Анибеков, — а мы пока посидим…
Наблюдая за тем, как чекисты приступили к обыску, Анибеков рассеянно взял фонарь, стоявший на столе, вытащил батарейки, две отодвинул, а третью начал сосредоточенно вертеть в руках.
Дубов неотрывно следил за его пальцами — лицо его снова покраснело, язык сделался сухим; он казался ему невероятно тяжелым.
Следователь отложил батарейку, закурил, подвинул себе пепельницу, аккуратно положил обгоревшую спичку, посмотрел на Дубова; тот сидел напряженный, чуть откинув голову, губы его тряслись, побелели.
Анибеков снова взял батарейку, отвернул дно, выложил на стол капсулу с пленкой, глянул на Дубова.
— Значит, знаете-аете…
— Знаем, — ответил Анибеков и достал из портфеля камень: булыжник как булыжник, только легкий, нажми невидимую кнопку — откроется; этот тайник только что обнаружили в гараже…
Дубов посмотрел на Гмырю и Проскурина, которые сидели рядом с ним, на ручках кресла, так, чтоб он не мог встать, потом перевел взгляд на Анибекова:
— Если вы хотите использовать меня для работы, прикажите вашим людям немедленно вернуть машину на место: каждая парковка контролируется людьми из посольства, можете сорвать следующую встречу…
Проскурин поднялся, вышел из комнаты, на его место сел Трухин.
— Но машиной мы не отделаемся, — продолжал Дубов. — Я также являюсь объектом постоянного наблюдения людьми из посольства, следовательно, моя жизнь имеет товарную ценность. Гарантируете жизнь? Тогда проведем все в лучшем виде.
— По поводу жизни суд будет определять, Дубов, — ответил Гмыря.
— А без суда нельзя?
— Нет, — сказал Анибеков. — Нельзя.
— Напрасно-асно… Я могу дать очень много; то, что я могу дать, никто не сможет…
— Что ж, давайте, — сказал Гмыря. — Послушаем.
— Я лучше напишу-шу… х-хотите?
Он поднялся, легко взял ручку из кармана пиджака, который висел на другом стуле, потянулся к бумаге, что лежала стопкой возле лампы, размашисто написал:
«Я, Дубов Сергей Дмитриевич, считаю своим долгом заявить следующее по вопросам, связанным с моей работой на ЦРУ…»
На мгновение Дубов задумался, поднес ручку ко рту и свалился на пол, лицо его стало синеть; «скорая помощь», вызванная из Склифосовского, констатировала отек легких; три часа Дубова пытались спасти. В десять часов он умер; вскрытие показало идентичность яда, от которого погибла Ольга Винтер и он, агент ЦРУ, «Умный». Доктор, проводивший вскрытие Дубова, потерял сознание, вдохнув пары яда; вторая бригада работала в противогазах.
Константинов
Он оглядел собравшихся, откашлялся, но говорить не начал; долго раскуривал сигару, даже после того, как пустил струю голубого легкого дыма прямо перед собою, словно отгонял на осенней охоте последних комаров, самых злых и надоедливых.
— Нуте-с, — наконец выкашлянул он, — с чем пойдем к руководству?
— С трупом, — выдохнул Гмыря. — Провал полнейший, что и говорить.
— Я бы так резко вопроса не ставил, — заметил Проскурин. — В конечном счете агент выявлен, утечка информации остановлена, инструкции ЦРУ у нас на руках. Разве этого мало?
— Зачем себя успокаивать? — Коновалов пожал плечами, прислушался к бою курантов — отзвонило два раза, два часа ночи. — То, что сказал подполковник, — само собою разумеющееся, но главного мы не выполнили: мы не имеем изобличенных с поличным разведчиков.
— Верно, — согласился Константинов. — Снова провал. Но мы должны их изобличить.
— Как же без Дубова мы их теперь возьмем? — спросил Проскурин. — Не следует обольщаться, надо довольствоваться тем, что есть.
— Давайте проанализируем, что мы имеем, — сказал Константинов. — Начинайте, товарищ Гмыря.
Тот поднялся:
— Мало что имеем. В наших руках инструкции: послезавтра Дубов должен встретиться с неизвестным разведчиком, скорее всего с Лунсом или Карповичем. Место сигнального пароля для машины Дубова — стоянка на «Паркплатц». Где эта стоянка, нам неизвестно. Неизвестно и точное место встречи в парке, а он — громаден. Чтобы вывести работников ЦРУ на встречу с Дубовым у объекта «Парк», мы должны высчитать, где находится «Паркплатц». Пока — все.
— Вы? — обратился Константинов к Проскурину.
— Согласен с Гмырей.
— Товарищ Коновалов…
— Если мы хотим выйти послезавтра в «Парк», надо продумать легенду для исчезновения Дубова, столь внезапного: разведчики смотрят не только за машиной, но и за ним самим.
— Все? — спросил Константинов. — Спасибо. Итак, первое: подразделение товарища Гмыри разрабатывает и обеспечивает легенду «срочной командировки» Дубова на Дальний Восток, на конференцию по проблемам, связанным с зоной Тихого океана. Второе: подразделение Проскурина продолжает работу по аккуратному опросу всех знакомых Дубова: маршруты поездок; время; привычные места парковок. Третье: подразделение Коновалова готовит все материалы о маршрутах выявленных сотрудников ЦРУ — не было ли пересечений, снятия сигналов с дубовских мест стоянок, вроде той, у МГИМО, это, видимо, парольный сигнал, полученный им в прежней инструкции, очень похоже: он оставил там машину чуть более чем на полчаса, встретил Ольгу, а на следующий день пошел на контакт в Парк Победы.
