Валентина Мальцева - КГБ в смокинге. В ловушке
В одну из таких минут раздался стук в дверь.
Надо сказать, что к этому времени я уже предприняла пару попыток заговорить со смуглокожим аббатом, перебрав подобающие фразы на нескольких иностранных языках. Понятно, без каких-либо авантюрных целей — бежать мне было, во-первых, некуда, а во-вторых, не велено. А заговорить я пыталась просто так, в силу природной общительности, которая, собственно, и привела меня в чужой дом с чугунными решетками. Но мой цербер молчал, как алкаш после вытрезвителя, и только загадочно улыбался.
— Прошу, ваше преподобие! — набросив купальный халат, я потянулась за сигаретой и слегка растерялась, когда увидела в створе распахнувшейся двери Юджина. — Смокинг — это что, парадная форма всех шпионов? Или только советских гг американских?
— Всех.
— Что-то вроде мундира без орденов, да?
— Орхидея в петлице — самый почетный орден для мужчины.
— Кто это сказал?
— Президент Гардинг, мэм.
Мой мучитель стоял, чуть прислонившись к дверному косяку, словно демонстрируя мне, что с ростом, сложением, портным (а если прибавить цитату из Гардинга, то и с памятью) у него полный ол-райт.
— Прекрасно выглядите, сэр! — я хотела произнести это с иронией, но вдруг поймала себя на том, что говорю совершенно искренне. Ощущение было не из радужных, особенно в моем нынешнем положении, но как-то согревало.
— Наконец-то заметили! — явно кому-то подражая, Юджин щелчком сбил с атласного лацкана воображаемую пылинку, потом не выдержал и рассмеялся, блеснув белыми зубами, форма которых могла бы быть и более совершенной. — Я специально нарывался на комплимент.
— Поздравляю, вам это удалось.
— Приятно слышать.
— Получили задание от босса?
— А как вы догадались, Вэл?
— Вы всегда берете в командировку смокинг?
— Избави Боже! А разве в России их не дают напрокат?
— Дают. Верхнюю часть. Но только если отправляешься в последний путь. Клиенты выглядят почти как в смокинге...
— Вы что-то мрачно настроены, Вэл.
— Ну да? — удивилась я. — А, понятно! Забыла, что после допросов положено исполнять «хали-гали». Должно быть, в Аргентине у меня прогрессирует склероз...
пропуск стр.304 305нормы приличия — в конце концов, в течение трех часов я усердно поедала деликатесы французской кухни за его счет.
— Всю жизнь думала, что анчоусы — это самый тонкий продукт, созданный цивилизацией...
— А что вам не понравилось в них, Вэл? — Юджин отложил золоченую вилку и с любопытством уставился на меня: — По-моему, очень вкусно.
— Как выясняется, я питалась этим деликатесом с раннего детства.
— У вас была богатая семья?
— Очень богатая. Во всяком случае, банку килек она себе могла позволить.
— Банку чего?
— Килек.
— Что это такое?
— Юджин, у вас какие-то удивительные провалы в русском языке. Вы, к примеру, знаете, что такое интродукция и диффамация, а что такое кильки, утопленные в томате вместе с головами и жопами, не знаете.
Он захохотал так, что сидевшая за соседним столиком дама в пышном парике уронила от неожиданности нож.
— Так это рыбные консервы!
— Только, ради Бога, не притворяйтесь, что вы этого не знали.
— Клянусь статуей Свободы! — Юджин торжественно поднял указательный и средний палец правой руки и закрыл глаза.
— Ну что, праздник при свечах окончен? — с нескрываемым сожалением я оглядела очень уютности и мужском шарме Юджина, который даже я, запрограммированная тогда против всего мира, не могла не ощущать, я все же склонялась к мысли, что мой собеседник оставался шпионом, не с Лубянки, конечно, но все-таки шпионом.
— Какие-то проблемы? — Юджин пристально посмотрел на меня.
— Любимый вопрос американцев.
— Мы ненавидим проблемы, это вы точно заметили.
— Ага, так бы сразу и сказали, что на десерт у нас будет идеология.
— Это только у вас идеологию используют для компенсации хронической нехватки продовольствия. А у нас на десерт будет фруктовый торт под ежевичным сиропом, с цукатами и шоколадом. Вот, кстати, и он...
Официант уже остановил возле нас блестящую тележку и бережно, словно склеенный из черепков античный сосуд, поставил на стол потрясающей красоты бело-зелено-коричневый торт, утыканный разноцветными горящими свечами. Его размеры потрясали. В тот момент я была уверена, что этой искусно возведенной в несколько ярусов горой цукатов, взбитого крема и шоколадных излишеств можно было бы накормить всех ненасытных птенцов Юрия Владимировича Андропова, чтоб он подавился сливой.
На какой-то миг я даже онемела — настолько прекрасно, невинно и, учитывая всю незавидносгь моего положения полушпионки, полубеженки, иррационально выглядел этот сказочный торт.
Юджин, не сводивший с меня взгляда, был явно польщен.
— Зачем все это?
— На десерт.
— Но это невозможно съесть. Даже теоретически.
— А с чего вы взяли, Вэл, что это нужно есть? — Юджин кивком поблагодарил официанта и вновь уставился на меня. — Как правило, десерт не едят, им любуются.
— Боюсь, в редколлегии «Книги о вкусной и здоровой пище» вас бы не поняли, молодой человек.
— А что бы они сказали?
— Что подобное отношение к продуктам питания является типичным проявлением мелкобуржуазности.
— В данном случае меня волнует только то, что скажете вы, Вэл.
— Ваша любезность, наверно, еще более приторна, чем этот торт.
— Я вам активно не нравлюсь?
— А задание было — активно понравиться?
— Если вы ответите на мой вопрос, я отвечу на ваш.
— Нет.
— Нет.
— Обменялись ложью?
— Я не лгал вам, Вэл...
Тон, которым была произнесена эта фраза, заставил меня оторваться от торта и прямо взглянуть на Юджина. У него был прекрасный подбородок — четкий, резко очерченный, без намека на пошлые ямочки. Почему-то я представила себе, как он бреется.
— Юджин, возможно, я чего-то не понимаю, но у меня такое ощущение, что наши задушевные беседы подходят к концу. Весь этот вечер в ресторане, горящие свечи, этот несуразный торт и ваш великолепный смокинг чем-то напоминают мне выпускной бал. Это верное ощущение?
— А вы никогда не задумывались над тем, что именно проницательность является причиной ваших бед?
— Вы не ответили.
— Думаю, что да.
— Мы можем поговорить серьезно?
— Вэл, вы решили форсировать события?
— Я прошу вас... — как всегда, того, что нужно было больше всего в эту минуту, под рукой не оказалось. Я начала шарить в бесчисленных отделениях своей гэдээровской сумки и нашла наконец то, что искала.
— У вас есть с собой противогаз?
— Вы намерены пустить мне в лицо паралитический газ?
— Я намерена закурить «Яву».
— Бога ради, Вэл, ни в чем себе не отказывайте. Как все офицеры, я проходил интенсивный курс химзащиты.
— Ваша любезность начинает действовать мне на нервы, — пробормотала я, щелкнула зажигалкой и выпустила полноценную струю дыма. Несмотря на курс химзащиты Юджин слегка поморщился.
— Так о чем вы хотели меня попросить?
— Давайте завершим наши шпионские игры здесь, в ресторане. Тем более что повод для продолжения беседы у нас есть, — я кивнула на торт.
— Что ж, попробуем.
— Ваши допросы дали необходимую информацию?
— Судя по тому, что вы перешли на телеграфный стиль и перестали рисоваться, это решение явно не в мою пользу.
— Смотря с какой стороны взглянуть на него.
— Возможно, вам это покажется наглостью, но я бы попросила вас взглянуть на него с моей стороны.
— Вы знаете, Вэл, ваша история удивительна...
— Да что вы говорите?
— Вам угодно, чтобы я вернулся к телеграфному стилю?
— Простите, молчу...
— Не будь я сотрудником известной вам организации, то посоветовал бы вам как профессионалке сделать сценарий для Голливуда...
— А вас привлечь в качестве консультанта?
— На такую честь я не рассчитываю. К тому же Голливуд по-прежнему в США, а мы с вами — в
пропуск стр 312матическим каналам добиться вашей выдачи. Но есть и другой закон — закон спецслужб. Действие этого закона распространяется на закулисную часть нашего с вами бытия, Вэл. О вашем пребывании у нас никто не знает...
— Никто?
— Никто. Ибо люди, направившие вас сюда, молчаливо примут все, что может произойти с вами. Вы выполнили свою миссию и дальнейшего интереса для своих друзей в КГБ уже не представляете. Да и к чему шум? В спецслужбах это не принято. Мы же не направляем вашему посольству ноту протеста в связи с убийством пяти граждан США. Так с чего вы взяли, что посольство СССР в Аргентине начнет шуметь по поводу дорожной катастрофы, жертвой которой по слепому стечению обстоятельств стала некая Валентина Мальцева?
— Значит, мне вынесен смертный приговор?
