Валентина Мальцева - КГБ в смокинге. В ловушке
Впрочем, надежд на благополучный финал этого кошмарного сна у меня, но сути, не оставалось. По мере того как раскручивалась (а вернее сказать, закручивалась) эта дикая история, я, но всем законам логики, уже должна была, перестав удивляться, смиренно топать маршрутами, которые любезно указывали мне многоопытные лоцманы с площади Дзержинского. По я ничего не могла с собой поделать. Я продолжала изумляться тайнам «живых» шахмат, где людьми жертвуют, как дешевым пешечным материалом. Я по-прежнему тешила себя надеждой, что машина с молчаливым шофером, мчавшая меня по довольно оживленному шоссе, остановится в конце концов у моего замызганного парадного и я кину водителю семьдесят копеек исключительно для того, чтобы услышать казавшееся теперь таким родным московское: «Что, бля, кошелка, иа паперти центы собирала?».
Сытая по горло вкуснейшей сдой и центнером всевозможных инструкций, которыми меня двое суток кряду усердно потчевал Габен, я возвращалась туда, где мне было очень страшно и плохо, куда бы я никогда не вернулась своими ногами и куда меня везла зеленая, как моя тоска, машина.
— Запиши адрес: улица Клодин, 124, — вспоминала я наставления лучшего кулинара среди советских шпионов. — В машине молчишь как рыба. Прежде чем подойти к зданию, внимательно по
пропуск стр.-алый стяг моей родины. На начищенной, как паникадило, табличке, прикрепленной к ограде, было написано на испанском, английском и русском: «Посольство СССР в Республике Аргентина».
Нет, мне действительно ничего не надо было играть. С такими режиссерами, каким поручил меня Юрий Владимирович, я могла уверенно претендовать на место в основной труппе МХАТа. И хоть я уже многое знала — и о советском посольстве, и о функциях некоторых его сотрудников, и о том, что в подвале этого угрюмого серого дома, вполне возможно, именно в ту минуту в ящик с грифом «Дипломатическая почта» бережно упаковывали моего школьного друга Витяню Мишина, а в другой, значительно больший по размеру — бровастого Андрея, — я почувствовала, как на моих ресницах закипают слезы, а желание рвануться через эти узорчатые чугунные ворота к кусочку единственной страны на свете, которую я пока еще могла называть своей, распирает настолько, что...
— Сеньора Мальцефф? — чья-то нетяжелая, но властная рука опустилась сзади на мое плечо.
— Не будет «если», Марта, — шепнула я про себя и повернулась. — Да, в чем дело?
Передо мной стоял рослый полицейский в темно-синей фуражке с очень коротким козырьком и голубой форменной тенниске с маленькими опереточными погончиками, под один из которых была продета коричневая портупея.
— Сеньора говорит по-испански?
Я покачала головой.
— По-английски?
— Hoy.
Полицейский поскреб затылок под фуражкой, явно не зная, что делать дальше.
— Может, по-французски? — в этот момент я как-то даже не подумала, что мое желание пообщаться с блюстителем порядка хоть на каком-нибудь языке может показаться назойливым.
Теперь пришла очередь качать головой полицейскому. Наконец он принял решение и перешел на интернациональный язык жестов, показав вначале на меня, потом на стоявший неподалеку «ситроен» с синей мигалкой на крыше, после чего ткнул себя пальцем в широкую грудь, а затем перевел его в сторону исстрадавшейся моей.
— Вы хотите отвезти меня в полицию? — я перешла на русский, поняв, что продублировать этот вопрос жестами у меня не хватит физических сил.
— Полисия, нолисия, — радостно закивал служивый и вновь сделал приглашающий жест в сторону «ситроена».
— Но мне надо в посольство, — я показала пальцем на флаг СССР. — Эмбасси!
— Ноу эмбасси, — врубился наконец полицейский. — Полисия!
— Да иди ты на хер! — четко выполняя инструкции Габена и заодно отводя душу с помощью родного русского оборота, отмахнулась я от этого аргентинского чурбана, после чего, в строгом соответствии с планом, уверенно направилась к воротам посольства.
— Сеньора Мальцефф! — на сей раз голос полицейского звучал уже не так вежливо.
По сценарию Габена, тот (или те), кто днем и ночью поджидал «сеньору Мальцефф» у советского посольства, должен был схватить меня под белы ручки и поволочь в машину. Но никто меня не хватал. В последнюю секунду в голове мелькнула капитулянтская мысль: сослаться на нерешительность представителя власти и, сняв с себя таким образом ответственность перед Габеном, рвануть на советскую территорию, от которой меня отделяло всего четыре метра. О том, что в таком варианте меня попросту вытолкнут из посольства в объятия полицейских, я как-то не подумала. Но что-то в голосе полицейского остановило меня. Я повернулась и увидела, что страж закона стоит на том же месте, где секунду назад разыгрывал мизансцену из спектакля для глухонемых, но... Помните любимую книжку послевоенной сталинской детворы под очень подходящим к моей истории названием «Всегда всем весело»? Там приводились две с виду совершенно одинаковые картинки, но надо было найти в них с десяток отличий. Видимо, знакомство с этой книгой помогло мне правильно сориентироваться. Правда, я увидела всего одно отличие, но такое, после которого мне сразу расхотелось прорываться в посольство: в руке у полицейского появился пистолет, очень похожий на те, что фигурируют в вестернах. Да, чуть не забыла сказать, что остальные изменения в картинке происходили уже прямо на моих глазах: из «ситроена» вылезли трое упитанных мужчин в совершенно одинаковых двубортных костюмах и, едва заметно раскачиваясь, направились в мою сторону...
34
Буэнос-Айрес. Дом без адреса
8 декабря 1977 года
...Через каждые полтора часа в гостиную, густо заставленную очень старой и очень красивой мебелью, неслышно входил молодой мулат в смокинге и так же неслышно ставил передо мной высокий стакан с зеленоватым напитком. Поскольку травить меня ядом смысла как будто не было, я пила приятную, чуть отдающую лимоном жидкость с огромным удовольствием. Тем более что этот мини-водопой был единственной передышкой, которую позволял мне Юджин, — приблизительно моих лет высоченный блондин с такими жгучими черными глазами, словно в них регулярно подливали чернила для авторучки...
С момента, когда я очутилась в этом странном доме, прошли сутки. Первую их половину я провела в ванной и в постели, вторую — в удобном кресле с высокой резной спинкой, отвечая, как заводной попугай, на вопросы Юджина. Я уже не смотрела на часы, отмеряя время по стаканам с зеленоватым напитком. Когда мулат принес восьмой стакан, я почувствовала, что сейчас свалюсь и усну прямо на ковре, у йог моего белокурого потрошителя.
— Мы практически закончили на сегодня, — предупредил мои поползновения Юджин. — Еще буквально пара вопросов...
— Может, оставите их на завтра?
— У меня нет оснований считать его сотрудником КГБ.
— Такие основания есть у нас. И не только в отношении вашего редактора. Ладно, оставим пока эту животрепещущую тему. Я хочу сообщить вам весьма конфиденциально одну информацию.
— Стоит ли рисковать?
— Я вынужден, поскольку не вижу другого способа объяснить вам всю неординарность положения.
— Выдача государственных тайн как-то отразится на вашей карьере?
— Вряд ли, поскольку она санкционирована моим прямым начальством в Вашингтоне...
— Господи, и ради этого вы поперлись в такую даль?
— А не стоило?
— А стоило?
— Еще как! Правда, если быть совсем честным, я мечтал встретиться не с вами...
— Догадываюсь, хотя мне и не очень приятно слышать это.
— А раз догадываетесь, то помогите нам отловить ваших милых друзей.
— Я уже говорила вам, что, во-первых, они мне не друзья, а во-вторых...
— Знаю, — отмахнулся Юджин. — Знаю и очень хочу верить вам. Но не могу. Вы уж извините, госпожа Мальцева...
— Вчера, после встречи с тем полицейским у посольства я дала себе слово, что если еще раз услышу обращение «госпожа Мальцева», то вспорю себе вены из-за комплекса буржуазной неполноценности.
— О’кей, — улыбнулся американец. — Тогда скажите, как к вам обращаться?
— Без «госпожи» и без фамилии. Если можно.
— Тогда — Вэл?
— Типичный американизм, да?
— Но ведь и Юджин когда-то был Евгением.
— Вы из России? — спросила я автоматически. Так наши бросаются за границей к первому встречному, похожему на русского.
— Предки, не я... — Юджин посмотрел на часы. — Вэл, вы единственный человек, способный пролить хоть какой-то свет на то, что случилось. У вас на глазах убили нашего человека. И еще четверых. Вы сознаете, что это такое?
— Вы собрались сообщить мне конфиденциальную информацию. Раздумали?
— А разве я уже не назвал число наших потерь? Пять ценных сотрудников ЦРУ. Пять отцов и сыновей...
