Росс Томас - Прилипалы
— Это Хармс. Ко мне заявились двое копов, чтобы арестовать за хранение наркотиков. Сегодня-то мне никак нельзя в тюрьму.
— Да, сегодня все и должно быть.
— В том-то и дело.
— А без тебя ничего не получится.
— Знаю. Потому и звоню.
— Я рад, что ты позвонил мне. Адвокаты тебе сегодня не помогут.
— Думаете, вы сможете что-нибудь сделать?
— Уже делаю, — и Индиго Бун положил трубку.
Хармс поднялся наверх, оделся, велел жене позвонить адвокату, а всем остальным говорить, что она не знает, где он. Шагая между двух детективов к черному «форду», он повернулся к Бауэру.
— Кому-то этот арест обошелся в кругленькую сумму. Не знаете, в какую именно?
В глазах Бауэра на мгновение мелькнула злость. А потом он снова заулыбался.
— Возможно, вы правы, мистер Хармс, этот арест мог дорогого стоить, но я могу кое-что вам сказать, если вам это интересно.
— Скажите.
— Если и платили, то не деньгами.
Индиго Бун положил трубку, подошел к окну, посмотрел на Мидуэй, на серые здания Чикагского университета. После звонка Марвина Хармса он звонил уже третий раз и понял, что звонить кому-то еще не имеет смысла. Тот, кто организовал этот арест, подготовил его более чем основательно, так что этому мальчику он ничем помочь не мог. До семи вечера сам Господь Бог не вытащил бы его из тюрьмы. А в семь его отпустят и так. После того, как закроются избирательные участки.
В вашингтонском кабинете Уолтера Пенри телефон зазвонил в половине девятого. Уолтер взял трубку после первого звонка. Поздоровался, затем кивнул Питеру Мэджари, сидевшему у его стола. Послушал, потом заговорил сам.
— Я высоко ценю твое содействие, Рон. И скажи боссу, что я ему очень благодарен. И еще, если представится случай, скажи ему, что в следующем месяце я хотел бы угостить его обедом, если ему удастся выкроить время. Еще раз спасибо. Я тебе позвоню.
Пенри положил трубку и улыбнулся.
— Они арестовали Хармса полтора часа тому назад. И продержат его за решеткой до семи вечера.
— Что ж, значит, в Чикаго они не подтасуют результаты выборов. Без Хармса у них ничего не получится.
Пенри кивнул.
— Возможны ли другие неприятности, не предусмотренные нами?
Мэджари покачал головой.
— Нет, по-моему мы учли все, что могли.
Утром семнадцатого октября Дональд Каббин проснулся в номере отеля «Хилтон» в Питтсбурге безо всякого похмелья. Бреясь, он даже поймал себя на том, что посвистывает, чего не случалось с ним давным-давно. В понедельник он только дважды прикладывался к спиртному, в воскресенье — трижды. Даже сломанный палец не беспокоил его. Может, я вообще брошу пить, думал он, втирая в кожу лосьон после бритья. Зачем оно нужно, это спиртное.
Добавили Каббину хорошего настроения и опросы, проведенные среди членов профсоюза после воскресной телепередачи. Его рейтинг существенно возрос. Завязывая галстук, Каббин всмотрелся в зеркало. Увиденное приятно удивило его. «Да, ты этого хочешь, — сказал он себе. — Все еще хочешь почета, уважения, комфорта, ждущих тебя лифтов, всей этой суеты. Более того, тебе нравится, когда люди сидят и ждут, что же ты скажешь, да или нет, потому что именно у тебя есть на это право. И люди эти зачастую умнее тебя и несравненно богаче, но последнее слово остается за тобой, а не за ними. А тебя это или вдохновляет или пугает до смерти, так пугает, что ты ищешь убежища в бутылке. Что ж, — думал Каббин, разглядывая себя в зеркале, — больше мне прятаться незачем».
Ему нравились эти мысли, но еще больше нравились воспоминания о прошлой ночи. Впервые за последние месяцы у него все получилось, так что сегодня он не собирался пить, чтобы повторить пройденное и в ночь грядущую. «В ней вся причина, — думал он, — в выпивке. А у него-то все в порядке. Прошлую ночь он отработал неплохо, во всяком случае, для шестидесятидвухлетнего старикана. Черт, почти что шестидесятитрехлетнего, — поправил он себя. — Пора быть честным, хотя бы наедине с собой».
Из ванной, где одевался, он вышел тихонько, чтобы не разбудить Сэйди. Раньше он даже не подумал бы об этом. Она, однако, уже проснулась, но лежала в кровати, улыбалась.
— Доброе утро, милый.
— Как ты, дорогая?
— Отлично. Просто отлично. Еще две такие ночи, как прошлая, и я не выпущу тебя из кровати.
— Посмотрим, как пройдет следующая, — подмигнул ей Каббин.
— Ты обещаешь, что она будет не хуже?
— Обещаю.
— Тогда поцелуй меня.
Каббин наклонился и поцеловал ее в теплые, мягкие губы.
— Ты должен идти?
— Я должен проголосовать.
— Да, конечно. Я совсем об этом забыла.
— К ленчу вернусь.
— Хорошо, дорогой. До встречи.
— До встречи.
В гостиной Каббина ждали четверо мужчин. Оглядев их, Каббин подумал, что более ему ни к чему держать их при себе. Разве что Келли. Келли — отличный малый. Но не Фред Мур. Фреда завтра здесь не будет. А Имбер и Гуэйн уплывут сами, при любом исходе голосования.
— А теперь, — Каббин хлопнул в ладоши и широко улыбнулся, — поедем голосовать за достойного кандидата.
— Подождите пару минут, Дон, — остановил его Фред Мур. — Я разберусь с лифтом.
От «Хилтона» они поехали на юг, а потом на запад. Каббин сидел на заднем сиденье, между Имбером и Гуэйном. Машину вел Фред Мур. Келли устроился рядом с ним.
— Видите это новое здание? — указал Каббин, когда они проехали несколько кварталов. — Здесь раньше находилась «Школа бизнеса» старика Петтигрю. Он устроил меня на работу в профсоюз. Его руководство часто пользовалось ненормативной лексикой и не желало брать в секретари девушку.
Они миновали еще три или четыре квартала.
— А на месте этой автостоянки был завод Сэмпсона. Летом тридцать восьмого года я провел там сорок один день. Господи, какая же тогда стояла жара. А питались мы лишь запеченными в тесте котлетами да консервированной фасолью, которые нам передавали через окно в корзине. Рабочие проводили сидячую забастовку, и старик послал меня к ним для поддержания духа. Наверное, это были самые ужасные дни в моей жизни. Я помню, что поначалу ночью к нам приходили две девчушки, которые ублажали каждого, у кого находился четвертак. Несколько дней спустя они снизили таксу до пятнадцати центов. Господи, какие же это были уродины.
Каббин несколько минут помолчал.
— Питтсбург меняется. Раньше он был куда более грязный.
— Там, куда мы едем, он и остался грязным.
— То есть за рекой?
— Да.
— Ты, конечно, прав.
Зеленый «олдсмобил» пересек Мононгахелу. Теперь они ехали по серым, мрачным улицам. Когда они остановились на красный сигнал светофора, какая-то женщина, в бесформенном коричневом пальто, с коробкой в руках, заполненной банками пива, всмотрелась в сидящих на заднем сиденье. Внезапная улыбка осветила ее морщинистое лицо. Она помахала Каббину рукой.
— Привет, Дон.
Каббин заулыбался, опустил стекло, перегнулся через Имбера.
— Привет, подруга.
— Сегодня я проголосую за тебя.
— Хорошо, мне дорог каждый голос.
— Все равно ты победишь.
— Надеюсь на это.
Красный свет сменился зеленым, и «олдсмобил» набрал ход.
— Кто это? — спросил Имбер.
Каббин радостно рассмеялся.
— Понятия не имею.
Здание первого отделения располагалось на боковой улочке, напротив квартала двухэтажных домов, первые этажи которых занимали магазины, а на втором жили их владельцы. По зданию, построенному из красного кирпича, чувствовалось, что заказчики хотели обойтись минимальными средствами.
На тротуаре их уже поджидали съемочные группы всех трех телекомпаний. На лестнице, ведущей к дверям, собрались функционеры первого отделения, мимо которых шествовали рядовые члены профсоюза, одни к избирательным урнам, другие — в противоположном направлении, уже выполнив свой долг. Голосование проходило активно, потому что, согласно контракту, каждому члену профсоюза оплачивалось три часа за участие во внутрипрофсоюзных выборах, проходящих каждые два года.
Камеры сопровождали Каббина от автомобиля до лестницы, где он остановился, чтобы пожать руку местным профсоюзным боссам. Покончив с этим, Каббин повернулся, чтобы идти дальше, но тут к нему подскочил старичок лет семидесяти, с бакенбардами и в потрепанном сером пальто. Обнял Каббина, чмокнул его в щеку и срывающимся голосом воскликнул: «Благослови тебя Бог, Дон Каббин, потому что ты — хороший человек».
Каббин не смог сдержать слез, навернувшихся на его глаза. Он смахнул их левой рукой, а правой пожал руку старика.
— Спасибо тебе, приятель. Большое спасибо.
— Сколько это тебе стоило, Чарли? — спросил Гуэйна репортер Эн-би-си.
— Пятьдесят баксов, — ответил Гуэйн.
— Отличный кадр, мы его обязательно используем.