Станислав Меньшиков - Тайна папок Йонсона
На озере поднялся ветер. Откуда-то набежали тучи. Нефедов упорно сидел на открытой палубе, хотя большинство пассажиров ушли в закрытые помещения. Можно спуститься в ресторан, но сидеть за кружкой пива и из окна взирать на склоны Альп скучно.
«Первое февраля сорок пятого…» — вспомнил он строчки из записки Картни. Какая точность! Кстати, Лос-Аламос находится в пустыне Нью-Мексико, что довольно далеко от Сьерра-Невады и Смитова Кармана. Что Картни делал тогда в Лос-Аламосе двадцать дней? Беседовал с учеными, раскрывшими ему страшную силу изобретенного ими оружия? Он вел дневник, у военных его профиля было достаточно времени для размышления. Женитьба, возвышение, богатство пришли позже. А тогда он записывал мысли, возникшие за день. «Второе апреля»… Почему именно второе, а не пятое или четырнадцатое? Ведь Рузвельт был еще жив, беспокоиться, казалось бы, было еще не о чем. Нет, Картни уже тогда понимал, что будущее таит в себе большие опасности…
Когда пароходик подходил к Лозанне, шел уже сильный дождь. Сергей сошел на пристань и, жалея, что не взял зонтика, быстрым шагом дошел до вокзала. Поезд на Женеву отправлялся только через час. Нефедов сидел в баре, пил пиво и глядел в окно на мокрый перрон.
Оказывается, Картни знал Трумэна и даже переписывался с ним. Прошло четыре года, прежде чем он решился послать президенту мольбу о прекращении только начинавшейся атомной гонки. Эти даты врезались в старческую память: шестнадцатого апреля он послал письмо, а ответ получил восьмого мая. Не быстро ответил президент, но вежливо. Должно быть, уже в те годы молодой Картни давал деньги в кассу демократической партии. А почтальон принес письмо в шесть вечера. Теперь почтальоны в Америке ходят только по утрам. Но то письмо от президента, должно быть, имело штамп «Специальная доставка», и его могли принести когда угодно.
Подошел женевский поезд. Сиденья были удобные, не то что в том лондонском вагоне несколько дней назад. Как он обрадовался тогда списку фирм, у которых через «Клейтон» скупались акции ВВФ. И вот теперь этот старик уперся. Чего-то боится. Отговаривается давнишними антиядерными убеждениями. Тем более должен был бы помочь.
В Женеве дождь был мелким и противным. Пришлось взять такси, чтобы не промокнуть окончательно.
Поздно ночью, растянувшись на диване в номере гостиницы, он спал, но сон был тяжелым. Ему продолжали мерещиться цифры в письме Картни: первое февраля сорок пятого, двадцать дней, второго апреля… И первая фраза: «Как раз в том месте, где Сьерра-Невада переходит в волнистые предгорья…»
«Минуточку, — сказал себе Сергей, проснувшись, как от толчка. — В письме сказано «первая строчка», а не первая фраза. А вдруг — шифр? Попробуем-ка». Он встал и зажег свет. Написал строчку на листе бумаги.
Допустим самое простое: цифры обозначают порядковый номер букв в первой строчке. Тогда один — это «к», два — «а», сорок пять — «л», двадцать — «ь», два — «а», четыре — «р». Кальмар? Допустим, а дальше? Четыре — это «р», шестнадцать — «г», четыре — опять «р», еще четыре — еще «р», восемь — «т», пять — «а», шесть — «з». Итого «ргрртаз». Полный абсурд.
Надо менять метод. Первая строчка указана прямо. А затем: «Через четыре года». Это может значить — на странице четыре.
Нефедов открыл на четвертой странице. Шестнадцая строчка, четвертое слово — «под». Восьмая строчка, пятое и шестое слова — «Сан-Франциско». Итак, «Кальмар под Сан-Франциско».
— Спасибо, старик! — сказал Нефедов вслух. — Все-таки я тебя убедил.
Погода была неважной. Мостовые высохли, но низкие тучи на большой скорости неслись над городом и аэропортом Куантрэн. Невзирая ни на что, самолет компании «Свиссэйр» принимал пассажиров на борт. Усевшись на свое место, Сергей обрадовался, увидев в кинопрограмме полета старый боевик о Джеймсе Бонде. Цирковые фокусы агента 007 его успокаивали. После кино подадут обед, он поспит, проснется, а под крылом уж появится Лонг-Айленд. Самолет пересечет Куинс, развернется над океаном и, пролетев совсем низко над пляжами Бруклина, сядет в аэропорту Кеннеди. Все это было хорошо знакомо и много раз испытано.
17
— Я едва вас дождался, — сказал Йонсон по телефону.
Он позвонил Нефедову поздно вечером, едва только тот ввалился в свою нью-йоркскую квартирку. Возвращение из Женевы сложилось не так гладко, как он ожидал. Редкий случай: и погода в Нью-Йорке была отличной, по пути через океан самолет ни разу не тряхнуло, а все же их внезапно посадили в Бостоне. Пилот объявил, что возникла какая-то «техническая проблема».
В Бостоне они прождали часа три. Когда в конце концов они приземлились в аэропорту Кеннеди, то оказалось, что «технические неполадки» были именно здесь. Что-то случилось с прибывшим в середине дня самолетом, нормальный график прилетов был нарушен.
Йонсон хотел прийти к нему сразу же, Нефедов с трудом уговорил его отложить свидание на утро. Он чертовски устал. К тому же он не вполне ясно себе представлял, нужно ли рассказывать Гарри о собранной им информации, обсуждать с ним план последующих действий. Либо же выслушать друга, а самому по возможности промолчать. В конце концов он решил, что поступит завтра так, как подскажет интуиция. Он знал, что без Йонсона ему не обойтись. Наступало время, когда надо было как-то соединять усилия. Это не радовало Нефедова: действуя в одиночку, он сводил неизбежный риск к минимуму.
Придя в Центр, Нефедов едва успел бегло ознакомиться с кипой бумаг, скопившихся в корзине «входящее», как вошел Гарри.
— Ты думаешь, что нельзя подождать до ленча? — спросил Нефедов, стараясь не обижать иксляндца. Но тот был слишком взволнован, нервно стучал по спинке стула, дожидаясь, пока Нефедов закончит размечать бумаги и почту. Наконец русский поднял на него глаза.
— Выкладывай, — сказал он, стараясь улыбкой успокоить Гарри.
— Я упустил вас между Токио и Лондоном, — пожаловался тот, — а по телефону говорить не хотелось. Тем более что моя римская история не получила еще тогда своего развития.
— Извини, — мягко заметил Нефедов, — я еще не в курсе твоих римских похождений.
Гарри подробно рассказал ему о своих итальянских встречах. Слушая его, Нефедов понимал, что тот не смог бы организовать все эти встречи без посторонней помощи. Одна из них — с банкиром из Сиены — была на личном счету Нефедова. А остальные?
— Скажи, — спросил он как бы невзначай, — а этот Лавини — действительно тот, за кого он себя выдавал? Ты твердо убежден в его подлинности?
— Но ведь меня к нему направил синьор Борелли, — быстро возразил Йонсон и вдруг, как показалось Нефедову, смутился и слегка покраснел.
Нефедов отвернулся и посмотрел в окно. Там не было ничего нового. Все та же крыша американской миссии и тот же спичечный параллелепипед Секретариата ООН. Он смотрел в окно, чтобы дать время Йонсону прийти в себя, и еще для того, чтобы тот не мог понять, обратил ли внимание Нефедов на его оговорку. Нефедов прекрасно понимал, о ком идет речь. Со старшим братом Серджо Борелли он был лично знаком, когда тот работал в Нью-Йорке и жил в одном с ним, Нефедовым, доме. Братья Борелли и Трапп были тогда неразлучной троицей. Иногда у Борелли бывал и Йонсон, но скорее на правах соученика Траппа по университету, а не подлинного члена этого клана.
— Ты говоришь, что было «развитие событий»? — спросил Нефедов, переводя разговор в иную плоскость.
— Да, это произошло уже после вашего звонка из Лондона. — Йонсон был вновь взволнован, но, казалось, уже забыл про свое невольное признание. — В то время я был спокоен, так как видел, что вы идете параллельным курсом. В Риме мне стало ясно, что Ватикан и наркобизнес, если они имеют к этому отношение, интересуются не только «Биониксом». Я спросил об этом Лавини напрямик, но он не захотел отвечать. Когда вы попросили меня покопаться в банке данных, я понял, что вы интересуетесь именно этим, и стал спокойно ждать вашего возвращения, чтобы сопоставить наши данные.
Нефедов видел: Гарри всерьез верит в то, что ему наговорили Борелли, Лавини, Антонелли, а быть может, и Трапп. Собственно говоря, это была красивая и вполне правдоподобная версия. Только главная ли она? Не ведет ли она в сторону от убийства Нордена? Правда, она тоже тянется к преступлениям, к неожиданной кончине Лодовиго Менжели на одной из римских улиц. Какое простое и классическое — в некотором смысле — убийство: «мерседес» банкира обходят на полной скорости два мотоциклиста и несколькими очередями прошивают небронированные двери и стекла. Какой контраст с тонким и тщательно продуманным ночным выстрелом в доме иксляндского премьера!
— Что же произошло потом? — спросил он, заметив, что Йонсон замолчал.
— Три дня назад в Нью-Йорк приезжал Антонелли, — сказал тот необычно тихим и дрожащим голосом. — Мы с ним встречались. Он сам позвонил, предложив продолжить наш флорентийский разговор. Я согласился. Он приехал ко мне домой поздно вечером. Настоял на том, чтобы мы разговаривали при включенном телевизоре.
