Пьер Дэкс - Убийца нужен…
Это было похоже на Максима, и Лиз поверила. Она подумала даже, что он, вероятно, украл и заложил драгоценности своей матери. Она была не виновата в том, что он проигрался в казино, но его вид опечаленного бычка действовал ей на нервы. Она согласилась постоять на стрёме. Лиз и Максима смущала близость полицейского комиссариата на улице Баллю, но Даниель легко их успокоил. Операция была назначена на вечер Первого Мая, который приходился на субботу. В праздничный вечер в этом шумном уголке Монмартра никто не обратит внимания на то, что происходит в соседней квартире…
Внезапно Лиз заметила, что Максим совершенно пьян. Он смотрел на нее в упор, и его опухшее лицо показалось ей отвратительным. Слишком короткий бобрик — такой короткий, что волос почти не осталось, — придавал ему глупый вид. Максим напоминал ребенка, который состарился, так и не став взрослым.
Чтобы сбежать из бара, Лиз притворилась, что плохо себя чувствует. Она села в свою «Дину» и поехала по местам, где рассчитывала встретить прежних товарищей. Ей надо было развлечься и не думать о предстоящем.
Даниель не возражал. Теперь он крепко держал Лиз и вполне мог подождать, ему было не к спеху.
В тот же вечер он сообщил Лэнгару о приготовлениях к операции. Начальство одобрило его действия и обещало прислать в назначенный день специалиста по несгораемым шкафам.
Кроме того, Даниель тут же получил из гаража в свое полное распоряжение машину. Это была еще вполне приличная колымага, но, к сожалению, ее надо было бросить сразу после операции. Целую ночь Даниель наслаждался, на бешеной скорости гоняя машину по улицам Парижа и подготавливая маршрут предстоящего бегства.
XVI
Все семейство вернулось из виллы Кап-Ферра в Париж. Супруги Кадус и дети с гувернанткой прилетели из Ниццы самолетом. Кристиана и Филипп приехали на «Фрегате», который вели поочередно. Чтобы продлить удовольствие, они сделали крюк и поехали через Альпы.
Узнав, какой оборот принимает следствие по делу об убийстве его шофера Джо Картье, Филипп счел необходимым слетать в Сайгон. Вернувшись в Париж, он думал только об одном — поскорее забрать жену и поехать с ней к детям в Кап-Ферра. Однако после визита Даниеля он понял, что должен заблаговременно приготовиться к защите от возможного нападения со стороны Лэнгара. Он мечтал как о празднике, что в первый раз в жизни сможет провести пасхальные каникулы в семье, но его планы сорвались. Ему удалось приехать лишь в самом конце каникул и только затем, чтобы отвезти Кристиану домой.
Филипп прибыл в Сен-Жан как раз в те дни, когда Бидо предпринимал последние попытки добиться американской интервенции в Индокитае. Когда Филипп оказался рядом с Кристианой и малышами, мысль о предстоящей войне породила в нем новое чувство — опасение за счастье, к которому он уже начал привыкать. Косвенно он становился уязвимым для ударов, которых надо было ожидать со стороны Лэнгара и Лавердона. Он открылся тестю и Кристиане. Семейный совет успокоил Филиппа: мсье Кадус обладал могуществом, о каком его зять и не подозревал. Надежная клиентура, многолетние дружеские отношения — это были связи несколько иной природы, не принятые в джунглях, однако они были действенны и безмолвны, ибо тесно сплетались с механикой управления государством.
Оказалось, он сам, Филипп, был наивен, как мальчик из церковного хора. Замкнувшись в кругу парвеню — мсье Кадус обожал язык классической литературы, — Филипп и не подозревал, что старый порядок незримо существует, что он не только цел и невредим, но даже побеждает. Оказалось, Филипп совсем не знал своей жены; потребовалось совершить это путешествие, чтобы узнать ее глубже и полнее.
В начале их брака Филипп считал Кристиану терпеливой и упрямой. Позднее он заметил, что в ней любопытно сочетаются вспышки возмущения и безразличие. Теперь он понял, почему так противоречивы ее оценки. В детстве Кристиана была разумной, послушной и одинокой. Единственная дочь Кадуса, она рано поняла, что на нее возлагаются большие надежды. Даже играть она могла, лишь освободившись от матери и гувернантки, когда оставалась одна, или в те редкие минуты, когда ею завладевал отец. Остальное время она занималась изучением наук, а также приобретала познания, необходимые для правильного ведения хозяйства. Сюда относились тонкости кухни, найм прислуги и надзор за всеми домашними работами. Существовала старинная семенная аксиома: для того чтобы управлять людьми, следует хорошо знать выполняемую ими работу и помнить, что время нужно тратить так же бережливо, как и деньги.
Лицей — все Кадусы были свободомыслящими и противниками католического воспитания — дал Кристиане возможность играть в обычные детские игры и впервые испытать чувство обретенной свободы. Отец учил ее смотреть в корень вещей и принимать лишь то, что кажется логичным. Он дорожил ее откровенностью и радовался, что она похожа на мальчика. «Понимаешь, Филипп, — говорила она, — он хотел, чтобы я считала свое будущее замужество капиталовложением, экономическим договором, направленным на укрепление фирмы „Кадус“. Я не должна была ожидать от брака слишком многого. Во всяком случае, не больше, чем мог бы ожидать на моем месте его сын, Кадус младший…»
Филипп подумал, что это довольно низменное доктринерство. Ему еще предстояло узнать от Кристианы, что существуют кварталы крупной буржуазии, как раньше существовали кварталы аристократии. Эта буржуазия могла позволить себе быть просвещенной. Он узнал, что можно быть почти ровесниками и обладать примерно равными капиталами и прерогативами, но что это еще далеко не все. Ее детство прошло в парке Монсо и Булонском лесу, а он вырос на заднем дворе дома на авеню д'Орлеан, его отец был сапожником. Он играл в заброшенных развалинах старинных укреплений. Две столь различные жизни могут соприкоснуться, даже соединиться, но они навсегда останутся различными.
Филипп, никогда и никого не уважавший, стал уважать Кадусов, Он был слишком умен, чтобы не видеть, как, несмотря на старомодную внешность, Кадус умело и тонко ведет крупнейшие дела. Филипп, в шестнадцать лет оставшийся сиротой, был приучен к мысли, что удар кулаком по столу и грубость — основные и решающие доводы. Препятствия надо устранять — побеждает всегда тот, кто меньше стесняется. Став постарше, он выучился стрелять первым, пока противник еще не успел вытащить пистолета. На войне — во времена безудержного зверства — такие методы были единственно правильными. Когда Филипп вынырнул на поверхность, план Маршалла начал свое победное шествие. В общей драке за доллары, кинутые «на шарап», его знания очень ему пригодились.
Кристиана помогла Филиппу разобраться в том, как умело рассчитывает ее отец сложность возникающих препятствий. Кадус никогда не шел напролом, он предпочитал обходные маневры, и не потому, что был рутинером или малодушным: такова была его стратегия. Она диктовалась не тактическими задачами, а жизненным опытом. «Мой отец — старый либерал», — говорила Кристиана. Теперь Филипп научился правильно понимать это определение. Оно подразумевало строгую экономию средств и уверенность в том, что любая договоренность лучше самого верного судебного процесса, что применение силы выгодно лишь в одном случае — если обеспечено полное уничтожение противника.
Филипп понял, насколько безнадежно отчаянной была его юность. Он всегда стремился к немедленному удовлетворению всех желаний, немедленному наслаждению победой. У него не было завтра, ибо завтра, как и в любой другой день, к нему могла прийти смерть.
Когда он предложил папаше Кадусу свои услуги, он считал себя хозяином положения. Мировой скандал с пиастрами дал ему незримую политическую власть, ибо он знал слишком много. Он сговаривался с Кадусом действовать против американцев и создавал собственное поле деятельности. Одновременно он послал Дору вновь завязать отношения с Лавердоном и, кроме того, получил некоторые гарантии со стороны Лэнгара. Он поступал, как игрок, ставящий на всех возможных победителей одновременно. Постепенно Филипп понял допущенные им ошибки в оценках. Кадус никогда не говорил ему: «Мне нужны ваши миллионы, а вам — моя дочь». Кристиана ничуть не нуждалась в нем как в главе семейства, продолжателе династии Кадусов и прочего, что предусматривал Гражданский кодекс Наполеона. Лавердон принимал помощь Бебе лишь как свидетельство его раскаяния. Наконец, Лэнгар ни минуты не собирался честно работать с ним, а только и думал, как его обмануть. Все они смотрели на Филиппа как на бедняка, опьяненного почти невероятным успехом. В их глазах он был паразитом, которому удалось использовать небывалую неразбериху в мировом хозяйстве, но которого любой политический поворот мог стереть с лица земли.
Союз с Кадусом со временем стал для него не просто капиталовложением, но и новой базой деятельности. Авантюрист превратился в капиталиста. Он начал подумывать о том, что рисковать можно не только своей шкурой, и заранее подсчитывал возможные убытки. В нем происходила медленная и трудная работа, а Кристиана была живой связью между ним и его деньгами.
