Лев Гурский - Убить президента
Нет, подумал я с сожалением, отменять звук на ТВ, пожалуй, нельзя. Президентские указы лучше всего читать с экрана вслух. С чувством, с толком, с расстановкой. Чтобы все прониклись. Указ номер 1… Указ номер 2… Указ номер 314… Итак, телевидение спасено. По крайней мере на два дня звук я ему оставлю. Жаль, что на ТВ пока так и не узнают, какой я им сейчас царский подарок сделал. Мог бы отменить звук, но оставил. Цените своего государя. Государь суров, но справедлив.
Пока я придумывал и отменял нововведения на ТВ, на экране возникли кадры какой-то кинокомедии. Что-то из современной жизни. Как я успел заметить, действие фильма происходило в казино. Начала я не видел, поэтому не знал, из-за чего там разгорелась ссора. Но сцена погони снята была очень смешно. Да и актер с нашлепкой на щеке играл очень убедительно. Талантливо играл. Можем ведь, когда захотим. Не хуже ваших хваленых американцев. Нет, определенно снято удачно. Причем, этот, с подбитой щекой, чем-то напоминает одного из наших соколов. Только сокол тот дубина, а актер этот щекастый, видимо, очень способный комик. Надо бы поощрить. Жаль, что я не посмотрел в титры и не знаю фамилию. Завтра нужно, будет при случае спросить у Павлика. Он-то с телевизором почти сроднился и все эти киношные дела должен знать. Может, прямо сейчас ему снова позвонить? Да ладно, потерпит до завтра.
Taken: , 1Глава 42
МАКС ЛАПТЕВ
– Ничего я вам не скажу! – Маленький сухонький Сапего сердито посмотрел на меня. – Вы обманом проникли в мою квартиру, а теперь задаете мне нелепые вопросы. Я имею полное право на них не отвечать… Демократический Альянс, видите ли, вас заинтересовал. Вспомнили прошлогодний снег!
Разговор происходил в большой гостиной квартиры господина Сапего Андрея Юрьевича. Гостиная была похожа на музей. На столе громоздились какие-то пожелтевшие пергамента, в простенках между книжными шкафами висели старинные портреты усатых вельмож с надменными лицами. На одном из портретов был запечатлен, кажется, сам гетман Мазепа с гетманской булавой в правой руке (впрочем, может быть, это был даже вовсе не Мазепа, а просто похож). Книги на полках были современными, но имена авторов какие-то сплошь незнакомые – Квитка-Основьяненко, Котляревский, Винниченко, Хвылевый, Лазарчук. Гоголя же я, сколько ни вглядывался, на полках не обнаружил.
Пока я осматривался, Сапего чрезвычайно неприязненно наблюдал за мной. По габаритам своих усов Сапего вполне мог бы претендовать на соседство своего портрета с гетманскими. Жаль, что комплекцией он не вышел: даже великий Кобзарь на одной из здешних картин, человек не богатырского роста, был выше Сапеги чуть ли не на целую голову. Заметив, что я перестал наконец озираться по сторонам, хозяин квартиры извлек из наружного кармана своей нарядной вышитой рубахи книжечку желто-голубой раскраски и с торжеством сунул ее мне под нос. Судя по всему, это был его решающий аргумент.
– К вашему сведению, я иностранный подданный, – заявил он. – И наш дальнейший разговор возможен только в присутствии украинского посла. Вам ясно, господин хороший?
Я задумчиво посмотрел на часы. Беспокоить посла было определенно поздновато.
– Сегодня с послом вряд ли что получится, – объяснил я Сапеге.
– Ничего, я не тороплюсь, – величественно надувая щеки, произнес иностранный подданный Сапего. – Придете завтра.
Я лениво перелистал желто-голубой Сапегин паспорт, но хозяину его возвращать не спешил. Сапего чуть встревожился.
– Видите ли, Андрей Юрьевич, – начал я негромко. – Я из отдела по борьбе с терроризмом. Сейчас мы расследуем дело о готовящемся покушении на жизнь одного из руководителей Российской Федерации. Вас никто ни в чем не подозревает, но вы могли бы нам кое в чем серьезно помочь, ответив на пару моих вопросов. Даже не вопросов – так, вопросиков.
– Только в присутствии посла, – отрезал Сапего несколько менее уверенным тоном.
– Андрей Юрьевич, дорогой, у нас очень мало времени, – продолжил я максимально задушевным голосом. – Теракт может состояться уже завтра. И знаете, как тогда наше ведомство расценит ваш отказ помочь?
Сапего еще больше встревожился, но промолчал.
– Правильно, – кивнул я, сделав вид, что не заметил его молчания. – Как соучастие. В лучшем случае при отсутствии прямых улик ФСК будет ходатайствовать в МИД о признании вас нежелательным иностранцем и высылке из страны в сорок восемь часов. Ну, а в худшем случае… – Я вновь перелистал желто-голубой паспорт и сделал вид, будто намереваюсь положить его к себе в карман. Сапего инстинктивно сделал предостерегающий жест рукой. – А в худшем случае, – с нажимом проговорил я, – вы можете быть обвинены во враждебной деятельности в пользу другого государства. Дипломатической неприкосновенности у вас нет, вы не дипломат. Поэтому не будет оснований воспрепятствовать вашему аресту… Так что, может, сделаете для меня исключение и ответите на мои вопросики? – С этими словами я протянул Сапеге его паспорт, но сделал это чуть медленнее, чем следовало бы. Андрей Юрьевич сам подался ко мне, схватил свою желтокожую паспортину и быстро упрятал ее обратно в карман.
– ГБ всегда ГБ, как контору ни назови, – изрек он. – Нет чтобы попросить интеллигентно! Сразу угрозы. Сразу обещания посадить…
– Вы уже имели дело с нашим ведомством? – полюбопытствовал я.
– Имел, – горделиво сказал Сапего. – В девяностом году мы вместе со Старосельской и Трахтенбергом проходили по делу об оскорблений достоинства президента Горбачева. Кстати, я и в Дем.Альянс вступал, чтобы бороться за освобождение Украины. В девяносто первом, естественно, вышел. Дело было сделано.
– И со Старосельской больше не встречались? – спросил я.
– А зачем? – искренне удивился Сапего. – Вмешиваться в ваши московские дела я не собираюсь. Тем более, чего уж греха таить, мне и раньше милитаристские интонации у Леры были несимпатичны.
– Какие-какие интонации? – переспросил я.
– Ну, понимаете, когда человек слишком громко кричит, что будет отстаивать свои идеалы с оружием в руках, его как-то сразу хочется обойти стороной. Неизвестно, как там выйдет с идеалами, а вот что тебя шальной пулей может зацепить – это вполне возможно. Мы с Андроном ее предупреждали, что все эти зажигательные речи добром не кончатся. И, судя по вашему визиту, мы оказались правы…
– Скажите, Андрей Юрьевич, – небрежно и как бы мимоходом спросил я у Сапеги. – А что, эти разговоры об оружии имели какую-то реальную основу?
– Надеюсь, что нет, – развел руками Сапего. – Как говорится, бодливой корове бог рог не дает. Лера близорука и, по-моему, даже пневматической винтовки в руках не держала. Разве что в детстве. Да и не стал бы никто из нас ее учить стрелять. И уж, конечно, Андрон к своему маузеру ее и близко не подпускал…
Ну и работнички, нехорошо подумал я о своих коллегах из бывшего Пятого управления: в досье на Андрона Воскресенского ни о каком маузере сказано не было!
– Андрон, вы говорите? – быстро, чтобы не потерять инициативы, спросил я. – Так что же, у господина Воскресенского был пистолет?
Сапего состроил кислую гримасу.
– М-да, старею, – пробурчал он. – Разболтался. Всякие навыки общения с ГБ потерял, куда это годится?
– Никуда, – поддакнул я. – Вы должны все отрицать, даже свое имя. Ну, так как же с маузером?
Сапего объяснил:
– Сболтнул я, конечно, зря, но с маузером все законно. Это семейная реликвия. Наградной пистолет. Подарок Воскресенскому-старшему от маршала Ворошилова. С таким, доложу я вам, на теракт идти бессмысленно: он ни в одной сумочке не поместится.
Это уж мы сами разберемся, что и куда поместится, подумал я, а вслух сказал:
– И последний вопрос. Только не удивляйтесь. Скажите, кто из членов Дем.Альянса по имени Андрей разделял спорные, с вашей точки зрения, взгляды Валерии Старосельской? В том числе и на утверждение идеалов с оружием в руках.
– Только не я! – с ходу произнес Сапего. Потом, подумав, спросил недоуменно: – А почему по имени Андрей?
– Так надо, – ответил я строго. – Считайте, что проверяем сегодня на букву А.
Сапего задумался, зашевелил губами.
– У нас-то и Андреев в Дем.Альянсе было немного… Может быть, Трахтенберг? Очень шумный парень. Николашин – тот поскромнее держался. Кстати, Николашин тоже Андрей, но это вряд ли то, что вам надо. Скорее все-таки Трахтенберг. Поговорите с ним. Только, конечно, без ссылок на меня.
– А Колокольцев? – спросил я.
– Не помню такого, – проговорил Сапего. – Правда, с молодежью-то я не очень знакомился, сторонился самых крикунов.
– Ага, – согласно кивнул я. – Они были крикуны, Лера все больше насчет вооруженных идеалов, а вы – за независимость Украины. Пестрая компания. Ну так потому он и альянс, да еще демократический. Я правильно рассуждаю?
Сапего снова рассердился, и теперь, кажется, уже не на шутку. Я случайно задел самое дорогое.
