Грэм Грин - Доверенное лицо
— Как ужасно, он слышал все, что я говорил о нем!
Роз перешла в наступление:
— Ваш чайник расплавится.
Он посмотрел на них, переводя взгляд с одного на другого: что-то тут было не так.
— Да, возможно. Я ведь не собирался задерживаться. — Он снова перевел взгляд с Д. на Роз, словно ища поддержки: этой ночью ему будет не до сна. — Ну что ж, мне пора идти. Доброй ночи.
Они следили, как он шагнул за порог, в свой безопасный, привычный, спокойный мирок. На лестничной площадке он обернулся и вяло помахал им рукой.
Часть третья
Последний выстрел
I
Тихие просторы Мидленда еще были окутаны тьмой. Огни высвечивали лишь маленькую станцию, словно последнюю новинку на затемненной витрине магазина. Вдоль зала ожидания горели масляные фонари, над перроном чернел железный переходный мостик. Порывистый холодный ветер выхватывал из-под паровоза клубы пара и швырял на перрон. Наступало воскресное утро.
Хвостовые огоньки поезда сверкнули двумя искорками и исчезли, потушенные невидимым туннелем. Д. остался один, если не считать старика-носильщика, катившего, прихрамывая, тележку с того места, где только что стоял багажный вагон. За последним фонарем перрон обрывался, оставляя в темноте путаницу подъездных путей. Где-то неподалеку пропел первый петух, и повисший над путями огонек вдруг из красного сделался зеленым.
— Поезд на Бендич отсюда уходит? — спросил Д.
— Отсюда, — сказал носильщик.
— А долго ждать?
— Да уж с часок — это точно… Если не опоздает.
Д. поежился от холода и похлопал себя по бокам, чтобы согреться.
— Долговато, — протянул он.
— А что ж вы хотите? — откликнулся носильщик. — По воскресеньям всегда так.
— А может, какой-нибудь проходящий есть?
— Были, когда работали шахты… А теперь кому надо в Бендич?
— Нет ли тут ресторанчика? — спросил Д.
— Ресторанчик! — воскликнул носильщик, внимательно приглядываясь к нему. — Кому он нужен здесь, в Виллинге?
— Ну, хотя бы посидеть…
— Я вам открою зал ожидания, если хотите, — сказал носильщик. — Только там холодно. Лучше ходить, чтоб не замерзнуть.
— Печка не топится?
— Может, еще и теплится. — Старик вынул из кармана здоровенный ключ и отпер коричневую дверь. — Вроде и не так уж плохо. — Он зажег свет.
На стенах желтели выцветшие фотографии отелей и курортов, по бокам тянулись привинченные к полу скамьи, а в центре — три или четыре громоздких стула и огромный стол. От печки едва тянуло теплом. Скорей это было воспоминание о тепле. Носильщик взял чугунный совок и кинул угольной пыли на едва тлевшие угольки.
— Так-то оно будет лучше.
Д. сказал:
— А стол? Для чего здесь стол?
Носильщик посмотрел на него с явным подозрением:
— Чтоб сидеть за ним. А то для чего же?
— Но ведь скамьи-то к нему не подвинешь.
— Это точно. Не сдвинешь. Смотри-ка, двадцать лет я здесь, а этого не замечал. Вы, наверное, иностранец, а?
— Верно.
— Востры вы, иностранцы! — Он угрюмо уставился на стол. — У нас на нем все больше сидят, — сказал старик.
Снаружи послышался резкий, как окрик, гудок паровоза, потом проплыло облако белого пара, простучали и смолкли вдали колеса, и снова наступила тишина.
— Это четыре пятьдесят пять, — сказал носильщик.
— Экспресс?
— Товарняк.
— На шахты?
— Нет, в Вулхэмптон. На военные склады.
Засунув от холода руки в карманы, Д. медленно ходил по залу. Струйка дыма тянулась из печки. Он принялся разглядывать одну из фотографий — джентльмен в сером котелке и куртке с двумя нагрудными карманами беседует, облокотившись о перила пирса, с дамой в живописной шляпе и белом муслиновом платье на фоне фланирующей публики с зонтиками. Д. ощутил странное счастье, словно он тоже оказался вне времени и уже принадлежит истории, как и этот джентльмен в котелке: нет больше вражды и насилия, кончились так или иначе войны, ушла боль. На заднем плане снимка, позади трамвайной линии громоздилась готическая башня с вывеской «Отель Мидленд», рядом — свинцово-серая статуя человека во фраке и общественная уборная.
— Вот-вот, — заметил носильщик, помешивая угольную пыль сломанной кочергой, — это и есть Вулхэмптон. Я там был в тысяча девятьсот втором году.
— Бойкое, должно быть, местечко.
— Это точно. А гостиница — лучшей во всем Мидленде не сыщешь. Наш профсоюз там обед устраивал — в тысяча девятьсот втором. Воздушные шарики, певица пела, красота… Там и турецкая баня есть.
— Перебраться в Вулхэмптон не думаете?
— Да, нет, пожалуй. Любое место по-своему хорошо, я так считаю. Конечно, к Рождеству, бывает, потянет — рождественские представления в Вулхэмптоне знатные, с клоунами. Ну, а здесь зато для здоровья полезно. — Он вовсю орудовал кочергой.
— Ваша станция — тоже не захолустье, не правда ли?
— Была, по ту пору, пока шахты работали. Вот в этом самом зале дожидался поезда сам лорд Бендич. И дочка его, почтенная мисс Роз Каллен.
Д. поймал себя на том, что, как влюбленный мальчишка, жадно ловит каждое слово.
— Вы видели мисс Каллен?
Опять пробасил паровозный гудок, издалека на него откликнулся другой, паровозы перелаивались, как собаки в пригородах.
— Точно, видел. Последний раз я видел ее здесь за неделю до того, как ее представили ко двору, королю и королеве.
Ему стало грустно. Светская жизнь… Роз купалась в ней, а он к той ее жизни не имел никакого отношения. Он почувствовал себя, как разведенный муж, чей ребенок теперь живет в доме более богатого и талантливого человека, чем он сам, а его удел — по журналам следить за успехами этого удачника и счастливца. Ему вдруг захотелось предъявить свои права на Роз. Он вспомнил, как на платформе в Юстоне она сказала ему. «Несчастные мы люди — не верим в Бога. Так что молиться бесполезно. Если б мы верили, я б молилась, перебирая четки, свечи б за вас ставила, Господи, да чего бы только ни делала. А так остается одно — пальцы скрестить на счастье». — В такси она по его просьбе вернула ему револьвер, сказав: «Ради бога, будьте осторожны. Вы ведь такой глупый. Вспоминайте Бернскую рукопись. Вы ведь не Роланд. А поэтому, прошу вас, не проходите под лестницами, не рассыпайте соль, это приносит несчастье…»
Носильщик вспомнил:
— Ее мать из здешних мест. Говорят, что…
Здесь, на этой маленькой заброшенной станции, он на время был отрезан от жестокого мира. Но сама безопасность и изолированность этого холодного зальчика лишь еще больше подчеркивали, насколько мир жесток.
И кто-то еще говорит о предначертаниях свыше! Какая безумная мешанина — Роз представляют к королевскому двору, его жену расстреливают в тюремном дворе, картинки из светской жизни в журнале «Татлер» и падающие с неба бомбы, и все это безнадежно смешалось, скрепленное их близостью, когда они стояли рядом над телом мистера К. и разговаривали с Фортескью. Будущая сообщница убийцы удостаивается приглашения на королевский прием в саду!
Словно он задался целью соединить в химической реторте элементы абсолютно не соединимые. А его собственная жизнь? Какой невероятно долгий путь от лекций по средневековой литературе до бессмысленного выстрела в мистера К. в ванной комнате подвальной квартиры, принадлежащей незнакомой женщине. Как же после этого можно, ничтоже сумняшеся, строить жизненные планы и заглядывать в будущее?
Но ему от этого не уйти, ему надо заглянуть в будущее.
Он остановился перед фотографией, на которой был изображен пляж. Будки для переодевания, ребячьи замки из песка, грязь и убожество, воспроизведенные с удивительной четкостью — изорванные газеты, объедки бананов. Правильно кто-то посоветовал недавно владельцам железнодорожных компаний заменить фотографии на вокзалах картинами. Он думал: если меня поймают, тогда будущего нет — в этом случае все просто. Но если ему как-нибудь удастся ускользнуть и вернуться домой, вот это уже проблема. Она ведь сказала: «Теперь вам не так-то легко отмахнуться от меня».
Носильщик продолжал:
— Когда она была еще крошкой, она вручала призы за лучшие привокзальные цветники. Еще до того, как умерла ее мать. Лорд Бендич уж очень розы любил…
Она не может вернуться с ним туда, в его жизнь, жизнь человека, которому не доверяют, в страну, охваченную войной. Да и что он мог ей обещать, в конце концов? Его крепко-накрепко держит могила.
Он вышел на платформу. Ее еще обступала тьма, но чувствовалось, что рассвет совсем близок. Где-то далеко, у края земли, в темноте проглянула серая полоса и прозвенел звонок, словно о чем-то предупреждая. Он стал прохаживаться взад и вперед, туда и обратно. Выхода не было — только тупик, поражение… Он остановился у автомата — обычный набор: изюм, конфеты, спички, жевательная резинка. Он бросил монетку, решив купить изюма, но пакетик не появился. Сзади вырос носильщик и сказал с укором:
