Валентина Мальцева - КГБ в смокинге-2: Женщина из отеля «Мэриотт» Книга 1
— Я имею в виду наши ошибки, Юлий Александрович. — Андропов уставился на Воронцова тяжелым взглядом. — Помните об этих людях всегда. Без них нас могут просто лишить постов, правительственных санаториев, прикрепления к кремлевской больнице и персональной пенсии союзного значения. А вот с ними…
— Я понимаю вас, Юрий Владимирович.
— Хорошо, — кивнул Андропов. — Вернемся к нашей проблеме… Может быть, поздравить Кошту с каким-ни- будь праздником?
— Что это нам даст? — Воронцов как-то виновато улыбнулся. — Все уже задокументировано и легло в архивы сразу нескольких спецслужб. Причем с достаточно серьезными подтверждениями Тополева. Что же касается м-м-м… безвременной кончины сенатора Кошты, то она может превратить данную ситуацию и вовсе в бесперспективную. Хотя бесперспективнее, по-моему, не бывает.
— Да уж, — процедил Андропов. — Действительно, бес- просвет какой-то выходит.
— Юрий Владимирович, ну а что, в конце-то концов, страшного? Ну, допустим, выслали они тридцать наших человек с дипломатическими паспортами. Так ведь, не в первый же раз такое происходит. Ну, пошумят, закатят пару нот протеста, несколько месяцев отношения будут натянутыми… Потом же все рассосется. А мы создадим новую сеть…
— Это уже не со мной, Юлий Александрович, — пробормотал Андропов и залпом опорожнил остывший чай. — И, соответственно, не с вами…
Воронцов опустил голову.
— Будьте у себя, Юлий Александрович, — приказал Андропов. — Вы можете понадобиться мне в любую минуту…
Когда Воронцов ушел, Андропов нажал кнопку селектора.
— Слушаю, Юрий Владимирович.
— В приемной ты один?
— Так точно!
— Тополев. Камера 81. Ко мне. На моем лифте. Без сопровождающих. Только ты и он. Срочно!
…Андропов предполагал, что две недели, которые бывший подполковник, а также личный помощник и консультант председателя КГБ СССР Матвей Тополев провел после возвращения из Швейцарии в камере-одиночке во внутренней тюрьме КГБ, изменят его до неузнаваемости. Однако когда Тополев появился в его кабинете, Андропов был поражен. Потому, что внешне Матвей выглядел вполне пристойно: свежая рубашка с расстегнутым воротом, ладно сидящий на атлетической фигуре пиджак, чисто выбритое лицо… Правда, его выражение не оставляло и тени сомнений: Тополев с трудом сдерживал себя.
— Неплохо выглядите, подполковник, — натянуто улыбнулся Андропов.
— Я уже не подполковник, Юрий Владимирович.
— Ты ВСЕ ЕЩЕ подполковник, Матвей. И, вполне может статься, даже получишь очередное звание.
— Но только, если?
— Но только если сумеешь убедить меня в кое-каких вещах.
— Вы же знаете, Юрий Владимирович, что я ни в чем не виноват…
— Матвей, — Андропов поморщился. — Не трать мое время попусту. Поверь, у меня действительно нет даже лишней секунды. Давай разговаривать так, словно ничего не изменилось. Я — председатель КГБ СССР, ты мой помощник, поверенный в моих служебных делах. И говорить мы будем о человеке, по имени Матвей Тополев. Вернее, о том, насколько я могу в дальнейшем рассчитывать на него. Согласен?
Тополев молча кивнул.
— Что ты рассказал обо мне американцам?
— Ничего такого, что могло бы повредить вам, Юрий Владимирович!
— Вот так, да?
— Вы мне не верите?
— А ты что, Матвей, привез с собой из ЦРУ в качестве подтверждения стенограммы собственных допросов с подписью директора ЦРУ и печатью президента США, чтобы я мог проверить твою искренность?
— Почему вы мне не верите?
— А почему я должен тебе верить?
— Потому что я почти пятнадцать лет в органах. Потому, что мне известно столько всякого, что развяжи я по- настоящему язык, рухнуло бы очень многое.
— Тебя проверяли на полиграфе?
— Да.
— Тебе вкалывали химию?
— Д-да.
— Значит, ты сказал все, что знал, Матвей Тополев, — негромко произнес Андропов и, словно ставя восклицательный знак в конце предложения, воткнул изящный серебряный ножичек для фруктов точно в серединку крупного крымского яблока. — А известно тебе было, к сожалению, действительно немало. И знаешь, Матвей, в чем заключается действительно большая проблема? В том, что ныне, по твоей милости, все мы обречены на пассивное ожидание. Мы даже подумать не можем ни об одном из наших проектов двух-трехгодичной давности — ты о них все сказал в Лэнгли. Согласен: ты этого не хотел, так получилось. Но что это меняет? Отныне мы можем только начинать ЗАНОВО. Ты понимаешь, Матвей, что значит для серьезной внешней разведки, каковой, собственно, является наша организация, все начинать заново? Ты хоть представляешь себе, во что это обойдется нам с тобой, нашим товарищам за границей, нашей стране?
Тополев молчал, опустив голову.
— Но не из-за этого мне хотелось поговорить с тобой… — Андропов точными движениями разрезал яблоко на дольки и отправлял их в рот, тщательно пережевывая. — Есть еще один важный вопрос. Лично для меня важный… Скажи, Матвей, тебя навещал в камере генерал Цвигун?
— Нет, Юрий Владимирович.
—А генерал Цинев?
— Навещал.
— Когда?
— Позавчера.
— О чем вы с ним говорили?
Тополев запустил обе пятерни в свои жидкие волосы.
— Неужели это было так давно? — грустно улыбнулся Андропов, расправляясь с последней долькой яблока. — Неужели, чтобы вспомнить разговор с первым заместителем председателя КГБ СССР тебе, Матвей, необходимы такие титанические усилия? Да и к тому же, как я понимаю, Цинев был единственным представителем руководства КГБ, который встречался с тобой в нашей тюрьме, не так ли?
Тополев кивнул.
— Так о чем он с тобой разговаривал?
— Понимаете, Юрий Владимирович…
— Матвей, — Андропов аккуратно промокнул губы льняной салфеткой и швырнул ее в мусорную корзину под столом. — Либо ты говоришь ВСЕ, либо возвращаешься в камеру. Я ясно выразил свою мысль?
— Вполне.
— Отвечай только на мои вопросы, Матвей, — голос Андропова стал жестким. — Рассуждения твои пока мне не нужны. Ты сейчас не мой помощник. Ты находишься под следствием.
— Понятно, Юрий Владимирович.
— Ты рассказал ему о латиноамериканской операции?
— Да.
— В деталях?
— Нет.
— Ты назвал имя Кошты?
— Да.
— Ты рассказал Циневу, как именно вербовали Кошту?
— Да.
— Он тебя спрашивал, кому принадлежала идея провести вербовку непосредственно в международном аэропорту Шереметьево?
— Спрашивал.
— Что ты ответил?
— Я сказал, что это была ваша идея.
— То есть, ты солгал первому заместителю КГБ СССР, — уточнил Андропов.
— Но решение действительно принимали вы, Юрий Владимирович…
— Ты рассказал ему о Мишине?
— Только то, что он находится в бегах.
— Он спрашивал, при каких обстоятельствах тебя взяли американцы?
— Да.
— Что ты ответил? Собственно, зачем я спрашиваю? Ты наверняка постарался выгородить себя и изобразить все таким образом, чтобы представить провал в Волендаме как грубую ошибку Центра, верно?
— Я вообще не вдавался в детали, — пробормотал Матвей и покраснел.
— Короче, Матвей, практически ты рассказал Циневу все, что знал?
— Нет, Юрий Владимирович, я только отвечал на его вопросы.
— А Цинев умеет их задавать, — медленно, словно напоминая об этом самому себе, проговорил Андропов.
— Умеет, — унылым эхом откликнулся Тополев.
— Скверно. Очень скверно, Матвей… — выражение лица Андропова оставалось бесстрастным и только глаза как-то неестественно заблестели. — Зачем ты это сделал?
— Он сказал мне, что я покойник, — быстро проговорил Тополев, не глядя на своего бывшего шефа. — Что я — свидетель, которого вы без колебаний уберете сразу же после того, как основательно выпотрошите. И только он может гарантировать мою физическую неприкосновенность. Что только он является гарантом моей безопасности. Идея противовеса, Юрий Владимирович… Его доводы показались мне логичными. В самом деле, Юрий Владимирович, ИМ я необходим как живой свидетель, в то время как для вас я — отработанный материал, мусор, живое напоминание о серии катастрофических провалов… То, что я так о многом рассказал Циневу — это ужасно, я понимаю. Но, с другой стороны, меня тоже можно понять! После того как я очутился в одиночке, со мной практически не разговаривали, меня забыли, Юрий Владимирович!
