Маргарет Трумен - Убийство в Верховном суде
— Возьми мне что-нибудь выпить, — попросил Брейжер.
— Непременно. Здесь? — Он указал на бар прямо по соседству с вестибюлем.
— Можно и здесь.
Они отыскали свободный столик, сели, заказали напитки. Чайлдс достаточно быстро понял, что Дэн уже несколько навеселе — по неразборчиво произносимым словам, по немигающему, слегка остекленелому взгляду. Когда их обслужили, Чайлдс спросил:
— Ну, что нового, Дэн?
— Какие могут быть новости у вышедшего в тираж безногого газетчика? Коротаю остаток жизни.
— А кто такая Шерил?
— Будто не понимаешь. Сожительница.
— Ты крепок, хорошо выглядишь. Живешь где-нибудь поблизости?
— Брось, Морган. Ты отлично знаешь, где я живу, — в доме, на который ты глазел с другой стороны улицы.
Чайлдс хотел было возразить, но Брейжер не дал ему:
— Та же Шерил рассказала мне о чудаке, что простоял битый час на противоположной стороне улицы, не сводя глаз с моего убогого жилища.
— А почему ты так уверен, что это был я?
— Интуиция старого газетного волка. Она сродни женской — не подведет. Даже если ты наведался, чтобы выяснить, куда приходят пересылаемые по почте чеки, и то греет душу — значит, тебе не все равно, значит, что-то теплится еще. Ну и как, понравилось у нас? Невелик, конечно, кварталец, но затейлив! Между прочим, мистер верховный судья, с девчушкой-то отчего не пошли, она же от всей души предлагала?
— С какой девчушкой, о чем ты?
— С Бобби, проституточкой юной, от которой вы, поджав хвост, умотались вдоль по улице. Она, говорят, свое дело знает, может даже…
Чайлдс прервал его:
— Пишешь или бросил? — спросил он резко.
— Бросил. Решил, что ежедневное сидение за машинкой и пачканье бумаги — бездарная трата времени, которой зрелый человек позволить себе не может и не должен. Нет, я, как и положено пенсионеру, просиживаю днями напролет у окна, наблюдаю текущий мимо поток жизни. Хлеба насущного пока не лишен, спасибо правительству Соединенных Штатов и отдельным бывшим друзьям.
Горькая интонация его ернической тирады не ускользнула от Чайлдса. Он взял со стола свой стакан с виски:
— Выпьем за бейсбол по-корейски.
Брейжер, не поднимая стакана, посмотрел ему в лицо тяжелым, колким взглядом и, не отводя глаз, растянул губы в тонкой, напряженной улыбке.
— Я прошу тебя со мной выпить, — повторил Чайлдс.
— Отчего ж не выпить с хорошим человеком, — Брейжер взял в руку стакан, чокнулся с Чайлдсом. — За жизнь, мистер верховный судья, а еще лучше, за вполне даже сносное ее подобие!
Чайлдс взглянул на него поверх стакана:
— Сколько же в тебе горечи, Дэн, аж грустно делается!
— Горечь, говорят виноделы, есть субъективное ощущение дегустатора. Я жизнь отдегустировал под завязку. Она — горькая! И точка.
Возвратившийся в бар пианист заиграл попурри из некогда популярных бродвейских мелодий.
— Чем я могу тебе помочь, Дэн? — участливо спросил Чайлдс. — Нередко мне становится жаль, что мы разошлись, не сохранив прежней близости. Но решение отдалиться, отгородиться пространством принял ты. Со своей стороны, я продолжал поступать так, как считал правильным и…
— И практичным, так ведь? Ты всегда был прагматиком до мозга костей, Морган, стремившимся прежде всего к выживанию…
— А что в этом плохого? Ты посмотри, мы ведь все выжили и сейчас живем…
Брейжер посмотрел вниз, туда, где должны были находиться его ноги.
— Извини, Дэн, мне, конечно, легко так говорить, а тебе… Но ведь даже так лучше, чем гнить в могиле… — Чайлдс медленно вертел в руке стакан, вглядываясь в янтарный блеск напитка внутри него. — Послушай, мне вспоминается в этой связи одна история о Луисе Армстронге. С ним на гастроли всегда ездил старик по прозвищу Доктор, так как в поездках на него возлагалась одна-единственная обязанность: следить, чтобы Армстронг вовремя принимал лекарства. Арти Шоу, зайдя однажды за кулисы, увидел, что Доктора нет, и спросил, что с ним. «Он умер», — ответил Армстронг. «Вот те на, — удивился Шоу. — А что у него было не в порядке?» — «Человек умирает, — ответил мудрый Армстронг, — оттого, что у него все не в порядке».
— Окстись, Морган, ты слишком стар разыгрывать из себя Полианну.[5] Мне не нужны успокоительные байки, особенно от тебя.
— Тогда скажи, что тебе от меня нужно, Дэн? Может быть, присылать побольше денег?
Брейжер отрицательно покачал головой:
— Да не нужны мне твои деньги. Я живу вполне обеспеченно, Морган, хотя по моему виду тебе, наверное, кажется иначе. Шерил — славная женщина, замечательная хозяйка, очень трогательно обо мне заботится, что еще человеку нужно? Хорошо ем, хорошо пью, даже любовью занимаюсь тоже, по отзывам, хорошо… — Он вздел указательный палец: — И сон у меня хороший, понимаешь, Морган? А ты — тебе хорошо спится в последнее время?
Чайлдс бегло огляделся: бар начал заполняться посетителями.
— Я прекрасно сплю, Дэн, — ответил он твердо.
— Ну, еще бы! Хозяин своей судьбы, на вершине власти. Возьми мне еще порцию.
— Мне надо идти, Дэн. Завтра вылетать ни свет ни заря.
Брейжер цепко схватил его за руку.
— Всего одну порцию, Морган, ради старой дружбы. Кто знает, может, никогда больше не увидимся.
Чайлдс взглянул на часы. В этот момент одна из женщин за соседним столиком узнала его и подошла с просьбой дать автограф.
— Я автографы не даю, — ответил он. — Считаю это…
— Ну зачем же отпугивать поклонниц, мистер верховный судья? — протянул Брейжер, крепче сжимая его руку.
Чайлдс черкнул свою фамилию на листке из блокнота, протянутом ему любительницей автографов.
— Благодарю вас! — с этими словами она удалилась.
Чайлдс улыбался, а Брейжер тем временем ухитрился изловить официантку и заказать очередную порцию спиртного. Потом заговорил о президентстве Джоргенса, которого явно не любил. Чайлдс при этом обходился междометиями, не соглашаясь, но и не переча его доводам. Беседуя таким образом, они добрались, в конце концов, до убийства Кларенса Сазерленда.
— Вчера в последних известиях передали, что обнаружено орудие убийства. Ты что-нибудь знаешь об этом, Морган?
— Только то, что прочел в газетах.
— Похоже, в следствии теперь произойдет перелом. — И прежде чем Чайлдс успел ответить, торопливо договорил: — Я, как услышал, тут же подумал о тебе.
— Вот как? В какой, интересно, связи?
— Так ты же еще с армейских времен коллекционируешь оружие, если мне память не изменяет. В бытность мою в Вашингтоне я своими глазами видел твою коллекцию. Помню, ушел под большим впечатлением.
— Если ты хочешь спросить, не мне ли принадлежит пистолет, то могу ответить тебе категорически — нет! Предполагают, что он принадлежит судье Коноверу.
— Это мне известно. Кто же, по-твоему, убил Сазерленда?
— Понятия не имею, а что тебе до этого?
— Он мне звонил, знаешь ли, незадолго до смерти.
— Знаю.
— От кого, от него самого?
— От кого же еще? Ты же не пожелал меня известить.
— Сволочью он был распоследней, — жестко сказал Брейжер.
— Да, его не особенно любили.
— И что он рассказал о звонке сюда, ко мне?
— Да чушь какую-то.
— Стало быть, чушь рассказал? Понятно. Что ж, его уже нет в живых, и это тебе, между прочим, на руку.
— А вот это мне очень не нравится.
— Что, правда глаза колет?
Чайлдс допил виски, провел пальцами по губам.
— Рад был с тобой повидаться, Дэн. Желаю всего наилучшего.
— Вам не удастся от меня избавиться, мистер верховный судья.
— Зови меня по-прежнему — Морган. Мы пока еще друзья.
— Именно, Морган, именно, друзья не разлей вода, а в эти дни, пожалуй, даже больше, чем раньше. Благодаря Сазерленду.
— Не понимаю, при чем тут Сазерленд?
— Нет, ты все прекрасно понимаешь, Морган. Наверняка тебе здесь предоставили приличествующий званию номерок. Небось, поселили в люксе для новобрачных, сознайся. Кстати, как поживают Пегги и дети?
— Хорошо, спасибо.
— Так я прав, у тебя — люкс?
— Дэн…
— Очень хотелось бы на него взглянуть.
— В другой раз, Дэн.
— Почему же не в этот, дружище? Да и будет ли другой раз?
— Только не насилуй меня, дружище.
— Избави Бог. Доктор Сазерленд назвал бы такое поведение агрессивно-непосредственным, эгоистическим, направленным на удовлетворение собственных желаний и потребностей. Он же обучил меня в свое время трезво оценивать собственные достоинства и закрывать глаза на несовершенства характера.
— Где ее черти носят, — пробормотал Чайлдс, ища и не находя в переполненном баре официантку.
— Не волнуйся, Морган, не трепли себе нервы. Ты же был так невозмутим в Корее.
Не обращая на него внимания, Чайлдс продолжал поиск официантки и, обнаружив, буквально вырвал из ее рук счет и швырнул на стол банкноты.
