Джозеф Файндер - Московский клуб
Анатолий вылез из-под разбитых «Жигулей», приподнятых домкратом. Он был весь перепачкан мазутом.
— Я думал, ты уж не придешь. Такой весь добропорядочный и культурный…
— Слушай, давай о деле, — прервал его Стефан.
— Я уже сказал тебе, что я твой должник. Хочу уплатить по счету. То, что я для тебя достал, стоит на черном рынке очень больших денег. Да еще попробуй достать. Ты бы ни за что не смог. Я лично не думаю, что у тебя есть талант на это, который ты здорово скрываешь. Скажу тебе откровенно: из-за этого я проторчал под чертовыми машинами очень много вечеров.
Федоров ушел в глубь гаража и вернулся с потрепанной картонной коробкой в руках. Сначала Стефану показалось, что она полна какого-то хлама: ненужных проводков, железяк, шурупов. Но, рассмотрев их поближе, он понял, что это такое: те штуки, о которых он узнал во время лекций на тюремной крыше. Но там они представлялись ему несколько иначе. Коробка была полна блоков пластиковых взрывателей, упаковок с динамитом и т. д. и т. п. Там лежала также пара дистанционных передатчиков и несколько капсюлей.
— О Боже! — послышался в темноте голос Стефана.
— Тут на две, а то и на три бомбы. Ты же не собираешься снести с лица земли здание ЦК или какое-нибудь учреждение. А внимание к себе ты привлечешь как пить дать, можешь мне поверить. Необходимо свалить несколько деревьев. — Он просто сиял от радости. — На, бери и пользуйся. Считай, что я отдаю тебе долг.
Стефан не знал, что ответить. Все это было ужасно, непостижимо. Конечно, мысль о брате приводила его в бешенство, но сейчас, держа в руках настоящее орудие терроризма, он просто потерял дар речи. Нет, не мог он решиться на такое, не мог.
— Я не могу… — выдавил он из себя.
— Да это в знак, так сказать, признательности! Бери, бери, — настаивал Федоров.
— Но я действительно не могу. Я имею в виду, что…
— А-а-а, ты боишься.
— Да, я боюсь, — медленно ответил Стефан.
— Слушай, они не выпустят твоего брата. Никогда не выпустят. А если им почему-то и придется это сделать, то ты его просто не узнаешь.
Стефан кивнул и оглядел измазанный мазутом гараж. Ему было страшно даже подумать, что кто-нибудь может увидеть его в этом ужасном месте. Больше всего ему хотелось поскорее уйти отсюда. И все же он не мог отказаться от такого ценного и, возможно, очень полезного подарка.
— Я здесь часто бываю, друг. Ты теперь знаешь, где меня можно найти. И ты придешь ко мне, вот увидишь, придешь.
15
Нью-Йорк
Боль пронзила его тысячами иголок, взорвалась миллиардами звезд, брызнула снопами искр. Стоун отнял марлевый тампон, смоченный спиртом, от длинного пореза на щеке и выключил режущий глаза свет в аптечке. Состояние его оказалось даже хуже, чем он ожидал: руки и лицо были покрыты порезами, ушибленный затылок сильно ныл.
Но, к счастью, все это было не слишком серьезно. Уже сейчас боль в голове начала утихать. Чарли прошел в спальню, повалился на кровать и начал рассматривать конверт присланного Солом письма.
Конверт… Его всунули под дверь. Он лежал на полу в прихожей, дожидаясь возвещения адресата… Голос из могилы.
Несколькими минутами раньше он, запыхавшийся и окровавленный, позвонил в нью-йоркский департамент полиции и сообщил об убийстве Сола Энсбэча. Быстро выложив информацию, Чарли положил трубку, чтобы они не успели засечь, с какого телефона произведен звонок. Ему вовсе не хотелось быть замешанным в этом деле.
Сол… Старый друг… Убит. Стоун закусил нижнюю губу.
Человек, который предпочел темный мир разведки спокойному, тихому, безмятежному и упорядоченному миру корпоративного права.
Кто бы ни был убийцей Сола, он должен был… он хотел помешать его расследованиям… Что Сол говорил тогда по телефону? «Это чертовски важное дело, Чарли». И: «Я не доверяю их телефонам…» Кого он боялся? Какой смысл ЦРУ убивать своего же работника, да еще такого ценного, как Энсбэч? А может, смысл все же был?
«Интересно, когда придет моя очередь? — подумал Чарли. — Может, меня уже взяли на мушку?»
Он вскрыл конверт из плотной бумаги и вынул черно-белую фотографию размером 6 на 10.
На ней были двое — мужчина и женщина. Они были заняты серьезным разговором. Другие попавшие в объектив люди были явно русскими. Стоун узнал их по характерной одежде: шляпам, пальто, туфлям. Женщина тоже была русской. Она была очень красива: тонкие черты лица, блестящие черные волосы, собранные на затылке в свободный узел. Мужчину, что-то серьезно говорящего этой красавице, Стоун узнал сразу. Он был как две капли воды похож на самого Чарли. Это был молодой Элфрид Стоун, снятый во время встречи с русской.
Может быть, это и есть Соня Кунецкая?
На обороте фото Чарли увидел штамп «Собственность ФБР. Дело № 002–324».
Кроме фотографии, в конверте была еще небольшая записка на фирменном бланке «Шеффилд и Симпсон». На нем неразборчивым почерком Сола, явно очень спешившего, было нацарапано несколько строк. Некоторые слова и фразы были подчеркнуты одной и даже двумя чертами.
Чарли!
Ты до сих пор не объявился, поэтому я посылаю тебе это с курьером. Надеюсь, что ты, с Божьей помощью, получишь этот конверт.
На фотографии С.К. Это из ФБР.
Билл Армитидж из госдепартамента и некоторые друзья, которым я доверяю, рассказали, что операция «К-3» была проведена в 1953 году. Это была операция по глубокому внедрению агента. Билл считает, что в этом деле что-то нечисто.
«К-3» до сих пор там!
Секретарь Ленина, А. Зиновьева, живет в Нью-Джерси, город Ист-Нек, Уэйнрайт-роуд, 784, под вымышленным именем Айрин Поттер.
Обязательно сохрани фотографию. Твоя сила в информированности. У тебя должно быть что-нибудь против них.
Держись, мой друг.
У Чарли застучало в висках. Он понял содержание записки. Фотография, которую он держал в руках, была сделана ФБР в Москве и использована как улика против Элфрида Стоуна. И Сол достал ее не в ЦРУ, а в ФБР.
Старуха, которая когда-то была секретарем Ленина, живет под именем Айрин Поттер, причем с разрешения американского правительства. Это может означать только то, что она оказала когда-то большую услугу разведке США. Иначе она бы не могла спокойно жить по поддельным документам.
Но самой ужасной была информация, которую Сол получил от своих друзей; информация о мошеннической операции по внедрению американского «крота», о которой не было известно даже очень влиятельным людям из ЦРУ. Он, этот «крот», был до сих пор на своем месте, в Москве. А это могло значить только то, что он занимает там очень высокий пост.
Не он ли тот человек, о котором упоминал в своем донесении «Еж»?
1953 год… Это был знаменательный год… Год смерти Сталина, время великих перемен в Кремле.
Может, Элфрид Стоун был арестован именно с целью скрыть попытку внедрения американского агента в советское правительство?
И теперь, спустя сорок лет, возможно, эта же тайна стала причиной смерти Сола Энсбэча?
Но почему?
Они убрали своего же человека.
Я тоже их человек.
Мысли мелькали в его мозгу, страшные, ужасные мысли.
Кто еще знает об этом завещании Ленина, которое, пока еще непонятно как, связано с операцией «К-3»?
«Я знаю, — сам себе ответил Стоун. — Я и мой отец».
Этот вывод потряс его.
«Теперь они захотят убить меня. Это ясно. И необходимо любым способом обеспечить безопасность отца».
Бостон— Что это с тобой, Чарли?
Элфрид Стоун сидел на кровати. Он выглядел намного лучше, его уже отсоединили от кардиомонитора. Вчера Чарли как мог перевязал порезы на руках, замазал синяки на лице и сегодня предстал перед отцом. В «Парнас» он так и не заходил и даже не звонил.
— Да ерунда, дурацкое происшествие.
— Но ты не в горах своих покалечился?
— Именно в горах.
— В Нью-Гэмпшире?
— Ага.
В палату, не обратив ни малейшего внимания на разговор, ввалилась громадная медсестра-англичанка, с которой Чарли разговаривал в прошлый раз.
— Я только померяю вам давление, — сказала она. — Доброе утро, мистер Стоун.
— Здравствуйте. Очень рад вас видеть, — неискренне произнес Чарли.
Минуту спустя она закончила работу и, не сказав больше ни слова, удалилась.
— Ты знаешь, что Рок Хадсон гомосексуалист? — спросил отец. Старый тик опять донимал его, левое веко дергалось. Он явно сильно нервничал.
— Конечно. А откуда ты-то почерпнул эту потрясающую старую информацию? — Что у него на уме? Знает ли он, что случилось? Слышал ли он о Соле Энсбэче?
— Из журнала «Пипл». А я этого не знал, — старик слабо улыбнулся. Теперь Чарли точно знал, что отец чем-то сильно обеспокоен. — Ну, ладно. Знаешь, кажется, они собираются меня завтра выписать.
— А ты действительно уже выздоровел?
