Васил Иванов - Час пик. Кто убил Влада Листьева?
И почему с утра такая сильная эрекция? Кровь так и пульсирует, чувствуется, как приливает туда, вниз, все сильней и сильней…
Физиология?
Или потому… потому, что вспомнил, как это все вчера происходило?
Но, по любому — очень приятно. Плохо только, что от одной мысли об этом можешь кончить раньше, чем хочется…
* * *Да, вчера он (Маньяк) долго стоял, дожидаясь своего Гая Юлия.
Почему именно этого, почему его, а ни какого— нибудь другого?
Сам не знал. Просто тогда, зимой, во время тоскливой предсессионной зубрежки латинских выражений, вернувшись из ванны с расстегнутым еще замком— молнией, включил телевизор — ага, «Час пик», знакомый образ.
Видимо, просто наложилось друг на друга: мысли о Марке Юнии и Гае Юлии на посещение ванны, а передача — на то и на другое, наложилось, значит, и все это само собой выкристаллизовало решение: он. Подходит. То есть то, что надо. Конечно, не Цезарь, но масс — медиа, как говорят — тоже какая — то там власть, третья или четвертая, а, если вдуматься — первая…
«Час пик»… «Пика» по блатной фене — нож. «Время ножей», что ли?
Идея долго зрела подспудно, в вонючей теплоте подсознания — как, наверное, медленно вызревает змеиное яйцо; покуда не вылупилась наружу, высидив положенный инкубационный срок, покуда не отлежалась полооженное природой, свернувшись холодным склизким клубком, а потом вылезла на поверхность, заслонив собой все…
Маньяк.
Вы — «нормальные», то есть — как все, ваша мания — работать «на публику», а у него другая мания — собственное эго.
Что — хотите сказать, хуже?
Ничуть.
Долго выслеживал, где же он живет, специально ездил на старенькой «тройке» к Останкино, прикидывал, сколько времени занимает у него дорога от телецентра до дома, высчитывал шансы, просчитывая возможные варианты, предполагаемые пути к бегству.
Сперва воспринимал эти поездки как игру, что — то вроде детской военно — патриотической «Зарницы», пока в тот самый день, вчера вечером то есть, не увидел его, подъезжающего на машине к дому, и давешняя змея уже сладко шептала на ухо: давай, давай, вот он, вот твой Цезарь, тебе надо только снять с предохранителя, и…
И это у него получилось — с пугающей легкостью получилось!..
«Aut Caesar, aut nihili»
«Случилось стра — ашное… кровь проли — ил…»
Страшное?
Ничуть: наоборот — приятное!
* * *Все, все, все, хватит об этом.
Посмотрел на часы, от нечего делать включил телевизор.
Черный фон, портрет, комментарий к фону и портрету — убит, мол.
Ясно, кому — кому, а ему это известно, наверное, лучше, чем другим.
М — да.
Течение мысли вялое, какие — то незначительные воспоминания — детали проплывают на поверхности, неприятные такие, тонкие, ломкие, переливчатые, как радужная бензиновая пленка по Москве — реке: вот, вспомнилось, что рукоятка пистолета была мокрой от пота, в туфли через верх набрался снег, носки промокли насквозь…
Интересно, а в Москве — реке могут водиться какие— нибудь аспиды доисторические, ихтиозавры, змеи морские, чудища лох — несские?..
Радужные пленки воспоминаний и ассоциаций поплыли дальше, по течению, растворились в мозгу.
Стоп!
А для чего он все это задумал?
Задумал и — сделал?
Для чего?
Взял сигарету, закурил, пожевал фильтр, сплюнул на пол.
А действительно — для чего же?
Затушил окурок, выключил телевизор — на сегодня это все новости, больше, как он понял, уже не будет.
Для кого?
Ясно — для себя: где — то в самом сокровенном закутке мозга есть комната, шикарная такая комната, запретная для всех, и сидит там, свернувшись клубком, это самое эго, и, чтобы поддерживать его, он должен периодически носить в комнату что — нибудь такое… Кормежку, как носят питонам живых кроликов.
Для кого — ясно.
А для чего?
Стоп, стоп…
Что сделал?
Убил.
Правильно, а кого?
Если без персоналиев — то просто всем известного человека.
Своего Цезаря.
Ага, все правильно… А для чего?
Потому что это принесло ему удовлетворение. Это… и это тоже.
Большинство убийств, наверное, происходит только потому, что они приносят самому убийце удовлетворение, каким бы оно ни было.
«Сатисфакашен», удовлетворение — хорошее слово. Название композиции «Роллинг Стоунз». И «фак» есть, и… Хорошее было слово, пока в телерекламе под эту песню не стали «Сникерс» крутить.
Интересно — а Марку Юнию Бруту убийство Цезаря тоже принесло… Ну такое же удовлетворение, как и тебе? Наверное, когда они с заговорщиками забаррикадировались на Капитолии, чтобы вновь провозгласить Республику, он тихонько отошел куда — нибудь за дорическую колонну, распахнул тогу, и…
Такой вот банк «Империал».
Да, дорогой, ты — маньяк, Маньяк, оставайся им и впредь. Но об убийстве Брутом Цезаря Рим узнал сразз же, а об убийстве этого…
Хорошо бы убивать известных людей где — нибудь в Колизее, при большом стечении народа, как убили какого — то там, кажется, Домициана. Впрочем, современные масс — медиа дает аудиторию куда большую, чем все древнеримские амфитеатры, вместе взятые.
А значит…
Не надо закрываться на все замки, не надо придвигать тяжелый шкаф к двери, главное — не надо бояться! Нет никаких змей, не водятся кобры и эфы в Москве, тут только черви на кладбищах да глисты в канализации…
И вообще: всех этих жутких пресмыкающихся выдумали биологи да хичкоки.
Тогда — к чему бояться?
Зачем тогда выслеживал, зачем стрелял? Брутом захотел стать, ну, «паблисити» себе сделать? Все правильно, это принесло тебе удовлетворение, удовлетворение твоему эго.
Скормил кролика.
А теперь остановка за немногим — чтобы об этом узнали все.
Ай — ай — ай!
Как непоследовательно!
Вновь — «на публику», как те, которые… ну, сфые мыши?
Удручающая схожесть волосков на одном месте?
«Норма»?
«Как все»?
Курительная?
Разговоры?
Бляди?
Акты?
Плевать на дефиниции. Главное то, что в конечном итоге тебе это принесет удовлетворение. Тебе, твоему священному эго.
А отсюда — совершенно логический шаг: пойти и сдаться.
Иначе никто не узнает, что это ты. В прокуратуру, в милицию, в ФСК, к черту, к дьяволу — иначе какой смысл было делать это?
* * *Он медлил: легко сказать самому себе — «идти и сдаться». Легко представить себе это, но ведь представление всегда умозрительно!
Ну, придет, заявит, запишут его показания, побеседуют, обрадуются, наверное, что сам пришел, что меньше теперь у них головной боли, чаем угостят, печенье поставят, а потом…
Может быть, будут бить, может быть, распилят тупой пилой на части, может быть, скормят змеям в зоопарке, может быть…
Страх перед физической болью, и опять, хоть тысячу раз себя переубеждай — точно целый клубок гадких, холодных пресмыкающихся: кажется, Клеопатра покончила жизнь самоубийством, дав укусить себя змее фу какая гадость она же скользкая холодная ползет по твоему нежному животу все ниже и ниже щекочет судорога еще одна кожа покрывается мелкими пупырышками а она все ниже опускается ползет жало обнажает…
Укус!
Стоп.
Стоп.
Стоп.
Надо сделать усилие.
Надо превозмочь себя.
Иначе — все было бессмысленно. Иначе не надо было совершать этого. Тут какая — то западня, хитрая ловушка природы: чем больше наслаждение ты хочешь получить, тем больше боли тебе придется испытать, больше неприятного пережить. Все равно — или ли «до», или после. «Тоска после акта», воспетая поэтами «серебряного века», наступает «после». Тебе же по — настоящему повезло — сперва страшная мука, а затем — райское наслаждение… И толстый — толстый слой шоколада.
* * *Поставил машину на стоянку, заглушил мотор.
Отделение милиции: сделанная из старого кинескопа светящаяся вывеска с полустертыми красными буквами, скрипящая на сыром мартовском ветру, заплеванный, пропахший мочой и гуталином темный подъезд, серый, ноздреватый утоптанный снег.
Сюда.
Главное — не волноваться, главное — вести себя с достоинством.
Ты — Марк Юний, а они — плебс. Они должны тебя принять с почтением, подобострастно, чтобы потом внукам об этом визите рассказывать…
И вообще: Caveant consules [20].
Храни достоинство, гражданин Брут.
Осторожно открыл дверь, сдерживая дыхание, вошел в подъезд.
«…простите, а где тут.„»
«…по какому делу?..»
«…хочу сделать заявление…»
«…третья дверь направо…»
Ободранный канцелярский стол, мент поганый за столом — волосы жирные, точно сливочным маслом смазанные, наверное, как в Москву на лимитное место приехал, так и не мылся с тех пор.
«…простите, я хочу…»
«…обождите…»
