Васил Иванов - Час пик. Кто убил Влада Листьева?
«…простите, я хочу…»
«…обождите…»
«…я хочу сделать заявление…»
«…не видишь, я занят…»
Хлопнул папкой с маленькими синими змейками вместо тесемок, завязал на хвостики, отложил в сторону и — устало:
— Чего?
— Пришел сделать заявление…
— Слушаю.
«…тот, что по телевизору… сегодня… передали… портрет на черном фоне… ну, Влад Листьев — убит… Короче — я его и убил…»
Милиционер недоверчиво посмотрел, почесал обгрызенным карандашом за ухом.
— Эй, Вась, а Вась, иди — ка сюда…
Из — за неплотно заткрытой двери:
— Чё те, Витек?
— Да вот, еще один…
— Что?
— Ну, сознаваться…
— Который за сегодня?
— Четвертый…
— Гони в шею.
Захлопал ресницами, оглянулся — из двери соседнего кабинета уже выходил Вась…
Маленькие, цвета заполярного неба глазки, серая кожа, крупинки перхоти на лацканах, прокуренные желтоватые усики.
У большинства московских ментов абсолютно одинаковая внешность: наверное, когда они сюда на лимитные места устраиваются, то вместе с засаленной предыдущей партией лимиты униформой получают в каптерке и эти обесцвеченные водкой глазки, и поджатый рот, и светлые усики, и обкусанные ногти на сосисочных пальцах, а вместе со всем этим — чувство безграничной власти надо всем, кто этими вещами не обладает.
Подсел, улыбнулся, дохнул табачищем — точно старому другу.
— Убил, гришь?
— Да…
— Ну, расскажи…
— Что?..
— Как убил?
— Застрелил.
— Из чего?
— Из пистолета.
— Пистолет где?
— Выбросил.
Недоверчивая усмешка, полупрозрачное лицо иди— ота — службисга, голубые, пропитые глаза.
— Куда выбросил?
— В речку…
— Где выбросил?
— С моста, на Кутузовском…
— Когда выбросил?
— Сразу, как убил.
— Почему выбросил?
— Испугался…
— Чего испугался?
— Что найдут…
— Что найдут?
— Пистолет…
— Кто найдет?
— Вы…
— Откуда он у тебя оказался?
— В траве нашел.
— Когда нашел?
— Года полтора назад…
— Где нашел?
— Под зданием Парламента…
— Пришел сюда зачем?
— Признание сделать…
— О чем?
— Об убийстве…
— Документы есть?
Да, паспорт взял с собой, ведь знал, куда шел, зачем шел, тем более, что там ведь сразу, на первой же странице красивым каллиграфическим почерком раба — писца выведено:
Имя: Марк
Отчество: Юний
Фамилия: Брут.
«Aut Caesar, aut nihili»
Полистал паспорт, глянул зачем — то прописку, протянул обратно.
— А убил зачем?
Не скажешь же этому Вась, зачем убил! Может быть, банк «Империал» он еще и знает, но — не дальше.
А тот смотрит недоверчиво своими пропитыми глазками, маленькой змеиной головкой качает:
— Ну — ну…
Отвернулся — будто бы пустое место перед ним, а не сверхчеловек со своим священным эго.
— Витек, помнишь, нас подполковник предупреждал, когда Александра Меня, ну, попа этого, выкреста, грохнули, человек семьдесят созналось?
Витек — не глядя:
— Угу… Семьдесят семь.
— И все, как один — психи.
— Точно.
— Всех на обследование в дурдом отправили?
— Ага…
— Сегодня ко мне уже двое приходили, посмотрел — тьфу, пидарасы, малолетние. Один, идиот хренов, еще и вязаную шапку горшком специально натянул — ну, как у того, что на фотороботе. — Обернулся, наконец: — ты вообще кто такой?
— Студент.
— Что учишь?
— Историк.
— Истории сочиняешь?
— Изучаю.
— Чё там за истории?
— Ну… Древний Рим, Цезарь, Брут, там. всякое, короче…
— Значит — ты его грохнул?
— Ну да…
— Ну — ну… Листьева этого …ва киллеры профессиональные грохнули, мафия там какая — то с «Останкино», с рекламы — рекламу смотришь? Не нашли, значит, языка с этим клиентом, газеты читать надо. Киллеры, а не студент. — Протянул портреты фоторобота: — Ну, на кого из них ты похож? Ни на кого. И их двое было, а не один. В следующий раз, когда еще кого — нибудь грохнут, если сознаться захочешь, то сперва хоть «Вести» смотри или газеты читай. Овладевай знаниями, понял? Ленин чё сказал? а то сказал: «учиться учиться и учиться…»
— Товарищ старший лейтенант…
— Чё?
— Но я…
— Чё еще?
— Признание…
— Ну, хорошо. Писать умеешь?
— Умею…
С мерзким грохотом выдвинул ящик стола, бросил на стол несколько смятых листков сероватой писчей бумаги, прикрыл пятерней с тупыми обгрызенными пальцами.
— Витек, дай ручку…
— Самому нужна.
— Ну, на минутку…
— Да иди ты нах!
— Витек, пусть он напишет и отстанет. Житья от этих … нет, тут с организованной преступностью надо бороться, а они, маньяк на маньяке …вы, только и знают, что под ногами шастают…
Маньяк?
Он так сказал?
Откуда он знает?!
— Витек, только на минутку. Надо, чтобы все по закону было. Ты ж понимаешь…
— На, подавись…
Грохнул пятерней по листу бумаги.
— Пиши.
Писать?
Ну, хорошо. Вот — что только?
Не верите?
Ну, хорошо: сейчас напишем…
* * *Написал. Все подробно, все так, как чувствовал, как понимал, все — и про эго тоже.
Ведь главное — это!
Подвинул листок старшему лейтенанту, с шумом выдохнул воздух — точно гора с плеч.
Уф — ф–ф…
— Все?
— Все.
Взял заявление; прочитал — беззвучно, как все малограмотные читает, шевеля губами.
— Не понял…
— Что, товарищ старший лейтенант?
— …«Марк Юний Брут…», «…он станет моим Цезарем…», «…питоны и гадюки…», «…экзестенциализм…», «…удовлетворение…», «…мое эго…» Эго — что? Эт — то что такое?
Казенные глазки моргают — непонятливо так, усики топорщатся…
— Ты чё это сюда пришел?
— Товарищ старший лейтенант…
Отвернулся.
— Витёк, ручку на!
— Ага… Ну, чё он там написал?
Товарищ старший лейтенант с кривой усмешкой протянул листок Витьку.
— На.
— Чё?
— Почитай.
— Ага…
Читает, подперев голову рукой.
— Ты чё это — издеваться над нами пришел — да?
— Товарищ дейтенант…
— Нет, Вась, он точно маньяк… Еще ручку у меня для такой …ни просил…
Скомкал признание, бросил в мусорку. Поднялся пружинисто, подошел вплотную.
— Так: сейчас сюда приедит один мой друг, хороший такой дяденька в белом халате. Пульс тебе измерит, и все такое остальное…
— Товарищ лейтенант!..
— А потом увезут тебя в место, где нет ни змей, ни экстен… экстен… экзенстенсоциализма. Там только имбицилы тихие по койкам сидят и дрочат, дрочат, дрочат. Удроты …вы. Щас позвоню…
Маньяк уже был в заведении, которое сулил ему товарищ лейтенант: первый раз он не поступил в родную Alma Mater, и пришлось ему, чтобы в армию не пойти, закосить. Почти по классику: «Ярбух унд психоаналитик». Бухгалтер Берлага косит осенний призыв.
А косил он на заветную «статью», освобождающую от знакомства с АК, БМП и БТР по толстому — толстому учебнику для медицинских вузов (во всяком случае, убеждал в этом других). Когда забирали по «скорой», брыкался, царапался, кусался, визжал, рыдал, стонал, ругался, как пьяный пролетарий…
Буйный — да?
Это, коллеги, уважаемый ученый консилиум, обыкновенный шизофренический бред, подробно описан в соответствующей научной литературе, сейчас, дорогой, сперва в укрутку, парашютным стропом, а потом закатаем тебе полну жопу сульфазинчка, и будешь ходить потом по палате, изо рта тухлыми яйцами нести будет на сто километров, и ничего не будет хотеться.
Ага, уже ничего не хочется?
Как — совсем — совсем ничего?
Вкус к жизни потерян?
Вот как?
Безвозвратно?
Этот случай тоже описан, уважаемые коллеги. Это называется типичным маньякально — депрессивным психозом. МДП сокращенно. Тяжело, но излечимо. Сейчас мы тебе, дорогой пациент, инсулинчику полну жопу закатаем, чтобы радость к жизни восстановить, шок тебе такой небольшой сделаем…
Бр — р–р…
И вспоминать не хочется.
Хуже, чем все змеи мира…
Рука с сосисочными пальцами легла на телефонную трубку, но в последний момент товарищ лейтенант почему — то передумал — пожалел, наверное.
Ничто человеческое и им, стало быть, не чуждо, в том числе и жалость к павшим…
Ухмыльнулся желтозубо:
— Вот что: вали — ка ты отсюда. И помни мою доброту. Понял?
— Почти беззвучно, одними губами:
— Понял…
— И больше чтобы мне на глаза не попадался, под ногами не путался. Понял?
— Понял, товарищ лейтенант…
— А если еще раз придешь такие заявления делать, то… Понял?..
* * *Сел за руль, завел двигатель, закурил.
Идиоты, ничего не скажешь.
