Кирилл Казанцев - Кремлевские войны
– Привет, Жора! Давай сегодня вечерком в кафе встретимся, посидим, поговорим.
– Отличная идея! – отвечал его собеседник. – Буду ждать!
Больше ничего говорить не требовалось, и Николов отключился. Состоявшийся разговор был полностью зашифрованным, от первого до последнего слова. Собеседника звали вовсе не Жора, а Василий. Он был одним из давних соратников и помощников Николова. Сейчас, когда создатель пирамид скрывался в Белгороде, Василий, живший в соседнем Курске, стал его правой рукой.
Вера Хохлова на эту роль не годилась. Во-первых, у нее недоставало деловых качеств, некоторые вещи ей приходилось разжевывать. А во-вторых, это было бы опрометчиво – вести дела там же, где находится твое убежище. Да и просто по-человечески подставлять Веру не хотелось.
Николай Георгиевич, правда, уже не жил в домике веселой вдовы. Сразу после отъезда Вити Прокофьева он попросил Веру снять ему квартиру. Только непременно с отдельным входом. Никаких соседей, никаких бабушек на лавочке! Ничьи любопытные глаза не должны были видеть, как часто жилец этой квартиры выходит из дома, когда возвращается.
Вера поручение выполнила быстро и точно. Квартира располагалась в центральной части города, на первом этаже, и хозяева ее перестроили – сделали себе из окна отдельный выход на улицу.
Вера здесь бывала часто. Можно даже сказать, была здесь хозяйкой: прибиралась, готовила, не оставляла жильца без женской ласки. Но только днем. После того как сын вернулся из спортивного лагеря, Вера никаких вольностей себе не позволяла. Костя не должен был подумать о матери плохо. Она и Бориса Сергеевича от дома отвадила, хотя Костя уже привык, что музыкант частенько к ним захаживает. Какой Борис Сергеевич, когда Коля вернулся!
Вернувшись, сын обнаружил во дворе дома потрепанную, но еще вполне живую «девятку». Как и учил ее Николай, Вера объяснила сыну, что машину купила по случаю. И пусть она сама водить не умеет, но будет учиться. Хотя вообще-то машина – подарок ему, Косте, к началу учебного года. Права он сможет получить, когда исполнится 18, то есть через два года. А пока хорошо бы ему поступить в детскую автошколу: и машину досконально изучит, и водить научится, да и гаишники, которые ведут там некоторые занятия, будут его знать.
Машина и в самом деле была подарком. Перед отъездом Прокофьев сходил с Верой в белгородское МРЭО, и там они оформили акт купли-продажи. Выходило так, что Прокофьев продал «девятку» Вере Хохловой. На деле она к тому моменту уже фактически принадлежала Николову. А тот объявил Вере, что дарит машину своему сыну.
Встречаться с Костей Николай не стал. Издали, на улице, поглядел на сына, когда тот разговаривал с матерью, и ушел. На душе у него после этого, с одной стороны, потеплело, радость какая-то появилась. А еще было приятно от сознания, что он только что подарил сыну машину, пусть и потрепанную. А с другой – какой-то мутный осадок был. Сын был похож на него – и лицом, и манерой разговаривать. А подойти к нему, поговорить, поделиться немалым жизненным опытом Николов не мог. И это рождало горькое чувство. Враги все-таки оказались сильнее его: загнали в яму. Ни развернуться по-настоящему он не может, ни даже с сыном пообщаться.
Другие топили подобные горькие мысли в стакане вина. Но Николай Николов к их числу не относился. Он никогда не жалел себя, никогда не предавался воспоминаниям, не размышлял: что было бы, если бы в свое время поступил не так, а иначе. Всякая рефлексия, как и сентиментальность, были ему совершенно чужды. Сознание своего угнетенного положения рождало в нем лишь одно желание: выбраться из него, бороться, исправить ситуацию. Его нельзя было сломить, лишить воли. Уж чего-чего, а воли у него хватало на десятерых.
Поэтому Николов не слишком удивился и огорчился, узнав об аресте счетов многих тысячников. Да, это означало серьезный подрыв доверия к организации «ННН». Вряд ли кто-то теперь понесет в нее деньги. Наоборот, сейчас все кинутся снимать. Надо приостановить платежи, прекратить всякую деятельность, а затем решать, что делать дальше.
Придя к такому выводу, Николов передал это решение зашифрованной эсэмэской в Курск, своему помощнику Василию. А Вася уже запустил эту информацию в сеть. И теперь по всей стране обманутые вкладчики напрасно требовали у своих сотников обещанные проценты, а те в ответ или твердили, что все операции прекращены по распоряжению Николова, или просто скрывались.
Первый шаг был сделан, теперь надо было решать, как поступать дальше. Сначала – подвести итоги, уяснить создавшееся положение. Итак, что мы имеем? Дружба с правительством не получилась. Как сообщили по ящику, симпатичный мальчик, с которым он вел переговоры, арестован. Теперь ему долго из тюрьмы не выбраться: Николов понимал, как сейчас вцепятся следователи в горло этому клерку. Миллиард, который он перечислил на созданный этим мальчиком счет, можно сказать, пропал зря: ему не удалось купить на эти деньги ни новые возможности, ни общественное положение.
Что же делать? Начать в прессе кампанию по защите своего детища, фирмы «ННН»? Да, это сделать надо, и средства для этого есть. Но ясно, что нужного результата это не даст: подорванную репутацию фирмы вернуть не удастся, и новые вкладчики вряд ли появятся. А без них, без притока дополнительных средств, не удастся возобновить выплаты. Значит, выход один: надо создавать новую организацию. Все начать заново, с нуля.
Но правда ли с нуля? А может, новая организация сможет принять на себя обязательства старой? Это бы значительно повысило его репутацию. Тут надо просчитать…
Николов сел за компьютер и погрузился в расчеты. Он считал долго – был хорошим финансовым аналитиком. Результат получался неоднозначный. Выходило, что, если все вкладчики «ННН», имеющие на руках выпущенные им «николики», сразу после образования новой организации потребуют возврата своих средств, пирамида рухнет. Но если они будут делать это не одновременно, а постепенно, то выплаты удастся осуществить без значительного ущерба для новых участников. Значит… значит, надо ввести очередность по времени вступления в «ННН». Очень простая и логичная вещь. И государство так делало, когда возвращало людям средства по вкладам в Сбербанке, погибшим от инфляции в начале 90-х. Сначала получали те, кто сделал вложения в 70-е годы, потом те, кто в первой половине 80-х, а затем те, кто вкладывал после 1985-го. Вот и он так сделает. Осталось записать выступление, в котором он объявит о создании новой организации, и придумать для нее название. С названием слишком мудрить не надо. Оно должно быть простым и легко запоминающимся. Можно, конечно, назваться «ННН-2012», по примеру его первой организации. Но это будет повтор… Нет, не то… А, вот!
Николов открыл на экране новый файл и написал вверху печатными буквами: «НАМ НУЖНА НОВАЯ НАДЕЖДА». Поглядел на нее некоторое время и остался доволен. Затем взял листок бумаги, набросал тезисы выступления. Это был очень важный момент. Он никогда не зачитывал свои речи по бумажке: так терялось ощущение искренности, доверительности. В любом выступлении – что вживую, что в записи – нужен момент импровизации.
Он добавил в текст еще две-три фразы, затем взял в руки видеокамеру, прошелся по квартире. Где произвести запись? Что будет служить фоном? Это не пустой вопрос. Для тех, кто будет смотреть на домашних компьютерах его обращение, важен будет не только он сам, но и окружение, в котором он находится. Снимать обращение на фоне шкафов и диванов – значит совершить грубую ошибку. Нет, обращение должно быть записано на фоне природы. Это значительно усилит его воздействие. Стало быть, ему понадобится помощник. Точнее, помощница. Николов взглянул на часы. Что ж, ожидать прихода помощницы осталось недолго.
Действительно, спустя двадцать минут дверь (предусмотрительно отпертая) открылась, и в квартиру вошла Вера. Как всегда, когда она спешила на свидание с Николаем, она была раскрасневшаяся, оживленная, помолодевшая лет на пять. Он подхватил у нее сумку с продуктами, поцеловал в уголок рта, но от второго поцелуя – страстного, огненного – уклонился. Сказал:
– Верунчик, у нас есть дело.
– В банк, что ли, сходить? Или на почту? – спросила догадливая помощница.
– Нет, не в банк. Скажи, где у вас в городе или в окрестностях самые красивые виды? Чтобы как на открытке?
– Ну… – Вера задумалась. – Самые красивые, наверно, на Донце.
– А это далеко?
– Километров двести, наверно.
– Нет, не годится. А ближе?
– Ближе – в городском парке.
– А там народу много бывает?
– Если сейчас, к вечеру, то много.
– Нет, это не годится. Давай тогда так договоримся: завтра утром, часиков в восемь, сможешь подойти?
– Смогу, отчего нет, – отвечала Вера, все еще не понимавшая, в чем дело и чего добивается ее возлюбленный.
– Вот подходи, и пойдем в ваш парк. Там ты меня снимешь на видео. Мое обращение к вкладчикам. Поняла?
