Валентин Гуржи - Поселок
улица Базарная Поселка открылась сразу. Здесь Федор Пантелеевич остановил машину,
помолчал, в задумчивости глядя на пыльную грунтовку улицы, на яркой желтизной лежащую
песочную кучу возле дома Татьяны, сказал, не глядя на Роберта:
– Мы сейчас расстанемся, Роберт. У вас свои проблемы, у меня свои. Надлежит вплотную
заняться вашей уважаемой супругой и тем, кто стоит за ее исчезновением. Честно скажу, да
это, я знаю, для вас уже не секрет, второе меня больше интересует, извините. Такова жизнь.
Это моя работа. Я с вами свяжусь, когда потребуется, но и вы не игнорируйте моего
расположения к вам, Роберт… И еще. Я обещал откровенность за откровенность. И надеюсь,
вы не станете разубеждать или обнадеживать и без того в тоске жену своего друга иллюзиями
– не хороните преждевременно того, кто представляет ценность даже для врагов. Надеюсь, вы
меня правильно поняли.
Роберт не удивился ответу на свой лобовой вопрос. Наверное, и потому, что сам знал,
каким он будет.
Тихая наплывающая радость заполняла сознание уверенностью в еще совсем недавнем
предположении. Назаров и его смерть – несовместимые понятия.
Все последующее произошло непредсказуемо. Едва из открытой двери остановившейся
напротив калитки машины выпорхнула Наташа и вслед за ней, тепло распрощавшись с
69
Федором, остался на дороге Роберт, как со стуком об остов калитки распахнулась дверь и
навстречу Наташе, расставив руки, уже бежала Татьяна.
Она рыдала. Коротко обняв ребенка, бросилась к Роберту и ничего хорошего еще не
ожидающий инженер, стоял, решив, что будет. Достигнув цели, Татьяна повисла на шее
отрешенного отца семейства, и обильно смачивая его лицо влагой, целовала куда попало.
Сколько бы длился этот процесс, неизвестно, но следом уже шла незаконная теща с каменным
красным от выпитого спиртного лицом и плотно сжатыми губами. Роберт внимательно
рассматривал ее руки и когда убедился, что они не несут смертельно сжатых кулаков,
успокоился. А еще, когда она расставила их в стороны и заулыбалась скупой волевой
улыбкой, совсем разомлел. Она подошла и обняла их обоих с Татьяной прямо на дороге, на
глазах у высунувшихся из своих дворовых щелей любопытных соседей.
Его прошибла слеза. Он нежно обнимал Татьяну, на ходу целовал в губы и,
спотыкающуюся, вел во двор.
Глава 20
Борька
Непослушными пальцами он наталкивал в патрон порцию заряда. Тетка Мария, да и
многие соседи по улице называли его Старшиной. Когда приходилось о нем говорить, ни
фамилии, ни имени его не произносили. Время выветрило из людской памяти его настоящее
имя.
Его дом в два этажа, окруженный деревьями огромного сада, стоял так, что с улицы не был
виден. Неизвестно, когда он появился, и в последние годы время от времени вызывал
удивление у соседей: когда же Старшина все успел завезти – и кирпичи и доски, – не
нашуметь ударами топора и визгом пилы? Прямо – чудо. Да и сам он появлялся на улице
незаметно. Стоял возле своего двора неподвижно, с красным мясистым лицом тучного
мужчины, и смотрел на все тяжело и спокойно. «Прогуливался» он в основном утром, молча
провожая взглядом свою старуху-мать на базар.
В одно такое утро жалобный собачий визг нарушил спокойствие Старшины. Наряженный в
лохмотья своей хозяйки, выброшенные на улицу, с панамкой на голове, соседский пес Плутон
перепрыгнул через забор на улицу как раз в тот момент, когда бабка возвращалась с базара.
Пес ошалело несся ей навстречу, пытаясь сбросить панамку, и Старшина видел, как старуха
выронила корзинку с клубникой и повернула в обратную сторону. Он понял, чья это была
работа, когда со двора Марии выбежал Борька и принялся собирать клубнику. Это он в
последнее время повадился в сад со стороны реки, где забор был слаб, а местами прохудился
совсем…
Старшина молча сжал челюсти и зашел к себе во двор. Он не мог простить Борьке издевки
над матерью. А еще больше – хозяйке дома – Марии, у которой жил мальчишка с родителями,
– за то, что взяла и держит теперь неспокойных квартирантов.
Нервничая, непослушными слегка подрагивающими пальцами, он набивал патрон
шестнадцатого калибра порцией заряда.
«Как в охотничий сезон, да не та лихорадка», – злясь на себя, думал Старшина.
Шаркая тапочками, к нему приблизилась старуха. Она пошамкала беззубым ртом, сомкнув
плотно губы. Пристально посмотрела на руки сына, стараясь понять, зачем это он
потемневшее от времени свое охотничье ружье стал чистить.
70
Старшина промолчал, прикинувшись очень занятым, но старуха стояла и ждала ответа, в
ее позе ощущалась непреклонность. Старшине мешали и ее зоркий взгляд, и ее привычка
стоять над душой.
Наконец, старуха издала звук, выражавший недовольство, похожий на шипение:
– Чего надумал?! – проговорила она, и в скрипучем голосе матери Старшине послышались
некогда властные нотки. – Никак взбесилси!
Он не ответил, снова занялся своим делом, отмеряя порцию заряда и засыпая ее в гильзу.
Потом, все же, чтобы старуха успокоилась и ушла, сказал:
– Ничего… будет полезно, – и добавил, прищурившись, – если полезет еще… – он кивнул
головой, – полезно будет, – и снова посмотрел в окно на забор, за которым был двор Марии…
Там в саду, длинном и узком, Борька важно запустив руки в карманы и с ног до головы
окидывая Костика взглядом, теснил его к стволу старой вишни…
Борьке скоро восемь. Он старше Наташи и тем более – Костика. А если человек старше
своих товарищей – значит, он во всем умнее их. Абсолютно во всем. И это давало ему право в
настоящий момент в расстегнутой рубашке с раскрытой грудью, в новых туфлях стоять перед
маленьким Костиком и небрежно вести разговор. А, кроме того, была еще одна причина,
настраивающая на хозяйский тон. Завтра у него день рождения. Да-да – в шестнадцать ноль-
ноль, как совершенно серьезно сказала ему мама, он «появился на свет». В то время как
Наташи и Костика и в помине не было. Вот почему Борька в испачканной глиной рубашке, в
туфлях на жесткой подошве, выпятив живот, припирал худенького Костика к стволу вишни.
Борька был упитан и умело этим пользовался; плотной ногой он наступил на Костин
носок, навалившись всей тяжестью тела, не давая другу уклоняться от ответа. А на Наташу
только поглядывал и с усмешкой поучительно говорил:
– Так вам ясно? Или еще повторить?!
Костик смотрел мимо Борькиного плеча куда-то в глубину сада, словно все, что
происходило, его не касалось. А Борьку злило такое пренебрежительное отношение к его
словам. Он помахивал прутиком и задевал им нос Плутона. В такт взмахам пес лениво
прикрывал глаза, но головы не отворачивал. Наташа стояла рядом. Она молчала,
насупившись.
– У меня завтра день рождения. Чтобы все пришли, – повелительно говорил Борька, – и
чтоб принесли подарки, ясно?
Костик перевел взгляд на Борькину туфлю. Большой палец на ноге онемел от боли. Но
Костик изо всех сил терпел и старался побыстрей ответить. А когда он торопился, то всегда
говорил не то, что хотел. Он сказал:
– Да.
Но его ответ показался Борьке не точным:
– И про подарок понял? – сурово спросил Борька, искоса глянув на Наташу.
– Понял… – еле слышно сказал Костик, стараясь не думать о ноге. На щеках у него
появился слабый румянец, а в глазах – неожиданный блеск от набежавших слез.
Наташа возмущенно топнула ногой. Из-под подошвы взвился фонтанчик пыли.
– Сейчас же отпусти Костика! – приказала она.
Борька нехотя приподнял и переставил ногу, но с друга глаз не отвел. Плутон задумчиво
понюхал Борькину туфлю и, брезгливо фыркнув, отошел.
– И какой вы мне принесете подарок? – спросил Борька, с ухмылочкой глядя Костику
прямо в глаза.
Этот прием ему нравился. Он видел, как делали некоторые старшеклассники: нужно в упор
смотреть на одного, самого податливого, и произносить слова, касающиеся всех. Такой
71
подход придавал делу строгость и не требовал особой ответственности. К тому же Борька был
уверен, что его приглашение – поступок уже сам по себе щедрый.
Костик шмыгнул носом, собрав морщинки на лбу, протянул виновато и тонко:
– Я… у меня денег нету.
Борька хохотнул:
– У него денег нету! А мама у тебя зачем? Она и купит.
– Как тебе, Боря, не стыдно?! – вспыхнула Наташа. Она подошла ближе к Костику и, взяв
его за руку, как малыша недавно научившегося ходить, завела его за свою спину.
– Ты зачем заставляешь его дарить тебе вещи? Он еще маленький!
Борька отступил назад, встал в позу независимого человека и, прищурившись, сказал с
едва заметной досадой:
– Расскажи своей бабушке – не стыдно!» Да просто у Косточки мама жадина. Жадина-