Адриан Д'Аже - Судный день
— Herein kommen![43]
Вошел заместитель Эйхманна и, вытянувшись по стойке «смирно», щелкнул каблуками.
— Только что прибыло телеграфное сообщение, господин оберштурмфюрер. С пометкой «сверхсрочно».
КОМУ: ОБЕРШТУРМФЮРЕРУ ЭЙХМАННУ
Согласно приказу рейхсфюрера Гиммлера, немедленно арестовать еврейского профессора Леви Вайцмана (55 лет), Рамону Вайцман (40 лет), Ариэля Вайцмана (10 лет) и Ребекку Вайцман (8 лет), проживающих по адресу 4/12 Юденгассе, квартал собора Святого Стефана, Вена. Обыском в квартире Вайцмана и вокруг нее будет руководить комендант Маутхаузена оберштурмбанфюрер фон Хайссен, которому должно быть оказано всяческое содействие.
Бригаденфюрер Генрих Мюллер Комендант Тайная государственная полицияЭйхманн поставил на телеграмме свои инициалы и подписал приказ о временной передаче фон Хайссену командования специальным подразделением зондеркоманды СС.
— Передайте это оберштурмбанфюреру фон Хайссену, — распорядился Эйхманн, протягивая приказ своему помощнику. — Вы найдете его внизу, в танцевальном зале.
— Jawohl, Herr Obersturmfuhrer!
15
Вена
Стук в парадную дверь звучал неумолимо.
— Aufmachen![44]
Рамона рывком села на постели.
— Леви! Они уже пришли?
Леви приложил палец к губам.
— Ш-ш-ш. Я с ними все улажу.
Он набросил свой домашний халат, но тут внезапно вспомнил о двух картах, нарисованных на коре, которые он оставил возле моделей пирамид майя в своем кабинете. Он забрал их и вернулся в спальню. Ребекка и Ариэль, оба перепуганные, с округлившимися от страха глазами, прибежали в комнату к матери. Леви вдруг подумал, что ребенка нацисты обыскивать не будут, и отдал карты Ариэлю.
— Сохрани это для папы, — сказал он. — Все будет хорошо, я тебе обещаю, — ободряюще добавил он.
— Открывайте, евреи, или мы выломаем двери!
Когда Леви открыл, бойцы зондеркоманды в сопровождении группы молодых коричневорубашечников сшибли его на ковер и ворвались в квартиру. С трудом поднявшись на ноги, Леви увидел, что в дверях стоит фон Хайссен, постукивая себя по высокому сапогу плетеным кожаным хлыстом.
Фон Хайссен поднес кончик своего хлыста к подбородку Леви.
— Я смотрю, вы куда-то уезжаете, еврей? — спросил он, заметив в коридоре собранные чемоданы.
Леви оттолкнул хлыст в сторону.
— Как вы смеете врываться в мой дом подобным образом!
Хлыст фон Хайссена ударил Леви по лицу.
— Где статуэтка?
Боль была обжигающей и мучительной.
— Понятия не имею… Могу предположить, что где-то в джунглях Гватемалы.
Фон Хайссен опять хлестнул Леви по лицу.
— Где она?
На глазах у Леви выступили слезы, но он сжал зубы и ничего не сказал.
Фон Хайссену с большим трудом удавалось контролировать свою ярость, вызванную открытым вызовом Леви.
— Scharfuhrer![45] Сержант! Арестовать их, а здесь все обыскать. Мы ищем нефритовую статуэтку высотой приблизительно тридцать сантиметров.
— Jawohl, Herr Obersturmbannfuhrer. В кабинете находится сейф, но он заперт.
— Что вы говорите! — На лице фон Хайссена мелькнула удовлетворенная ухмылка. — Этот еврей сейчас нам его откроет. — Он снова приподнял подбородок Леви кончиком хлыста.
Стараясь успокоить трясущуюся руку, Леви вставил ключ в замок сейфа. Открыв дверцу, он отступил назад, мысленно молясь за Рамону и своих детей.
Фон Хайссен лично осмотрел содержимое большого сейфа, где Леви и Рамона держали свои самые ценные вещи. Здесь лежало более 4000 шиллингов из доходов бутика Рамоны, которые она собиралась перевести в новые рейхсмарки.
— Статуэтки здесь нет, — со злостью произнес фон Хайссен.
В голосе его звучало разочарование. Он окинул взглядом остальное: драгоценности Рамоны и три золотых храмовых семисвечника — меноры, семь ветвей которых символизировали горящий куст, увиденный Моисеем на горе Хорив. Внимание фон Хайссена привлек массивный золотой крест. В центре его сиял изысканный большой рубин, окруженный дюжиной крупных бриллиантов. Фон Хайссен подбросил его на ладони.
Леви старался сохранять спокойствие. Этот нагрудный крест был найден его прадедом во время археологических раскопок на Масличной горе под Иерусалимом и хранился семьей Леви в течение четырех поколений. Его история восходила к временам Третьего крестового похода, Ричарда Львиное Сердце и Саладина, султана Египта.
— Заберите эту мразь в грузовик, — скомандовал фон Хайссен, закрывая сейф и пряча ключи в карман.
Леви вырвался из рук военного в форме зондеркоманды.
— Мне нужно хотя бы одеться!
Фон Хайссен зловеще ухмыльнулся.
— Посадите его в грузовик. Там, куда он едет, одежда ему не понадобится.
Подойдя к окну, фон Хайссен увидел, как молодые коричневорубашечники перебросили Леви и членов его семьи через борт грузовика, стоявшего внизу. Ночью прошел сильный снег, и булыжники мостовой влажно блестели в скупых лучах утреннего зимнего солнца. Дальше по Юденгассе нацисты грузили других евреев для отправки в Маутхаузен, но фон Хайссен все равно чувствовал себя обманутым. У него за спиной зондеркоманда и коричневорубашечники методично перерывали квартиру Леви, но никаких следов пропавшей нефритовой статуэтки не было. «Возможно, — со злостью подумал фон Хайссен, — фигурка и вправду осталась там, в Гватемале. Но этот еврей еще заплатит за все», — поклялся он себе. Фон Хайссен резко развернулся на каблуках и направился обратно в квартиру, пройдя в каком-то метре от того места, где под полом были спрятаны две статуэтки.
* * *Леви одной рукой обнял Рамону, другой — Ребекку и Ариэля. Ребекка всхлипывала, спрятав свою белокурую курчавую головку на груди отца. Рамоне удалось убедить сердобольного капрала позволить ей и детям одеться, но Леви оставался в своей пижаме и дрожал от холода.
— Папа, куда везут нас эти люди? — хныкала Ребекка.
Леви поцеловал дочь в макушку и еще крепче обнял ее.
— Посмотрим… Все будет хорошо, Liebchen, — прошептал он, утешая маленькую девочку, как мог.
Они переправились через Дунай в Эммерсдорфе, и теперь Леви мог сказать, что они едут вдоль левого берега. Ветки деревьев ломались от снега. Он потер руки, чтобы восстановить циркуляцию крови. Ребекка и Ариэль спали на его левом плече, Рамона устроилась на правом. Примерно через два часа они замедлили ход, проезжая через небольшой городок Маутхаузен, а еще через несколько километров их грузовик взобрался по извилистой дороге на небольшой холм и остановился перед массивными деревянными воротами концентрационного лагеря. Охрана проверила документы у водителя и мельком осмотрела человеческий груз в кузове, прежде чем открыть ворота. Грузовик со скрежетом въехал в нижний внутренний двор и, накренившись, остановился.
Внутри огороженной территории их уже ждали капитан СС и дюжина эсэсовских охранников.
— Выгрузить их из машины и выстроить в ряд у стены, — рявкнул гауптштурмфюрер.
Леви крепче обнял Рамону и детей.
— Господь защитит нас, — шепнул он.
Леви, Рамона и дети стояли в середине шеренги, и Леви осторожно осматривался по сторонам, дрожа в своих домашних тапочках и пижаме. Лагерь был огорожен высокими каменными стенами, увенчанными колючей проволокой. По всей длине стен через равные интервалы размещались массивные гранитные сторожевые башни с навесами из шифера. Словно студенческий городок какого-то университета смерти, нижний лагерь, куда их доставили, был окружен педантично выстроенными в линию каменными бараками. В сторожевой будке, в дальнем конце ряда бараков, Леви заметил двух охранников, которые молча водили стволами своих пулеметов по рядам заключенных. Внезапно он уловил какое-то волнение, охватившие охранников, когда ворота, через которые их только что привезли сюда, открылись вновь.
— Achtung![46]
Из главного караульного помещения выбежал еще десяток охранников и выстроился в шеренгу с винтовками наизготовку.
— Heil Hitler!
Во внутренний двор въехал черный «мерседес» фон Хайссена, и командир караульных вытянулся по стойке «смирно», вскинув руку вверх. Фон Хайссен, выйдя из машины, ответил на приветствие своего адъютанта и направился к группе заключенных, привычно похлопывая себя хлыстом по голенищам высоких сапог.
Он медленно прошел вдоль ряда и остановился напротив Ариэля, который держал одну руку в кармане.
— Что у тебя в кармане, мальчик?
Ариэль молча смотрел в землю, его нижняя губа дрожала. Фон Хайссен поднял его подбородок кончиком хлыста.
— Отдай это мне!
