Чингиз Абдуллаев - Оппоненты Европы
Дронго поднял женщину, лежавшую без сознания, и понес к выходу. Проходя мимо Рамаса Хмайна, он словно нечаянно толкнул его достаточно сильно. Хмайн отлетел как резиновый мячик, выпустив из рук фотоаппарат. Дронго наступил на камеру, раздался хруст.
– Вы в своем амплуа, господин эксперт, – услышал он за спиной голос Морзоне, стоявшего за его спиной. Хмайн выругался. Дронго, ничего не ответив, прошел дальше. Он передал женщину врачам «Скорой помощи» и возвратился в отель.
Морзоне первым подошел к нему.
– Хочу вас заранее предупредить, что меня не нужно толкать, – язвительно улыбаясь, сказал журналист. – Я уже успел передать часть фотографий. Сейчас как раз передаю остальные. А за фотоаппарат моего коллеги вам придется заплатить.
– Разве вы не видели, что я случайно с ним столкнулся, – спросил Дронго, – я ведь выносил женщину.
– И случайно раздавили его аппарат, – в тон эксперту ответил Морзоне, – конечно, случайно. В такой суматохе могло случиться все, что угодно. Вы читали мою статью «Почему молчит Дронго?»?
– Прекрасная статья, – усмехнулся Дронго, – просто замечательная. Оказывается, я все эти годы жил с чувством вины за то, что в девяносто четвертом не сказал Саддаму Хусейну, что он кровожадный тиран. Какая проницательность.
Хмайн, держа в руках свой сломанный фотоаппарат, увидел, с кем именно разговаривает его коллега, и мрачно пошел прямо на них.
– Нет, – крикнул ему Морзоне, понимая, чем это может закончиться.
Его коллега замахнулся на эксперта. Тот перехватил его руку. Он был на голову выше обоих журналистов.
– Не нужно, – попросил Дронго, – не нужно так нервничать.
Хватка у эксперта была стальной. Хмайн попытался вырваться, но не сумел.
– Я тебя… – прошипел он.
– Это уж совсем некрасиво, – почти сочувственно произнес Дронго, отталкивая от себя журналиста. Хмайн схватил стоявшую вазу и поднял над головой.
– Нет, – снова крикнул Морзоне, – остановись.
Через мгновение ваза вылетела из рук незадачливого журналиста, и он отлетел в сторону. Силы были более чем неравны. Дронго легко справился бы сразу с несколькими подобными противниками. И Морзоне это хорошо понимал. Он помог подняться своему коллеге.
– Не стоит, – прошептал он, – на нас все смотрят. Тебя не поймут.
На них действительно осуждающе смотрели со всех сторон. Многие видели, как вели себя журналисты, фотографирующие раненых и убитых, вместо того чтобы помогать им. Хмайн пробормотал какое-то ругательство, но вместе с Морзоне отошел от слишком непредсказуемого эксперта.
– Вы видите, что здесь произошло? – спросил, тяжело дыша, комиссар ван Лерберг. – Это уже не ранение официантки. Теперь понятно, что действует какой-то маньяк. Я позвонил в Брюссель и попросил прислать сюда наших лучших экспертов.
– Много погибших? – спросил Дронго.
– Пока нашли только шестерых, – сообщил комиссар, – но не всех еще достали из-под обломков.
– А как Гиттенс?
– Он, кажется, погиб, – махнул рукой ван Лерберг, – не представляю, что теперь напишут газеты. Эти журналисты уже переслали свои снимки в газеты. – Он показал в сторону Морзоне и его напарника. – У них нет ничего святого, – добавил комиссар.
– Нужно срочно проверить входные камеры, – предложил Дронго, – возможно, там зафиксирован визит чужого или чужих.
– Я уже распорядился, – согласился комиссар.
– И возможно, здесь действовал не маньяк-одиночка, – возразил Дронго, – судя по размаху, это уже целая организация.
– В нашей стране нет подобных организаций, – гневно заметил ван Лерберг, – и я надеюсь, что мы достаточно скоро обнаружим негодяя, который так упрямо пытается сорвать нашу конференцию.
Дронго хотел возразить, когда услышал чей-то крик. И сразу обернулся. Это к нему бежала Мадлен. Их малый конференц-зал был в другом крыле здания, и там никто не пострадал. Людей быстро эвакуировали, выводя из отеля. Но Мадлен вернулась, чтобы найти Дронго. Она боялась обнаружить его среди раненых, которых выносили из здания. И поэтому искала его среди тех, кто уже вышел из отеля.
– Вы живы, – взволнованно произнесла она, – какое счастье. Я боялась, что вы находитесь там. И весь этот ужас был из-за вас. – Она обняла эксперта, не скрывая своих слез.
– Все в порядке, – он видел, как она взволнована, – я был совсем в другом месте. Все нормально.
Он увидел подходившего к ним Жильсона, помощника Гиттенса, который заходил за ним несколько минут назад. Тот явно не пострадал при взрыве, но был весь в белой пыли. Он куда-то спешил, вынося документы.
– Как ваш шеф? – крикнул ему Дронго. – Что с ним…
– Ранен, – ответил ему Жильсон, останавливаясь, – сейчас его увезли в больницу. Мы все надеемся, что он выживет. Пока ничего не могу сказать.
Дронго был высокого роста, но Жильсон еще выше. Наверное, он занимался баскетболом.
– Тебе нужно срочно уехать, – предложила Мадлен, даже не заметив, как перешла на «ты».
– Не получится, – возразил Дронго, – во-первых, нужно найти тех, кто это сделал.
– Их найдут и без тебя, – выдохнула она.
– Во-вторых, полиция просто не разрешит никому отсюда уехать, пока не найдут виновника этого взрыва, – напомнил Дронго, – а мой срочный отъезд будет похож на бегство. Что некорректно и невозможно.
– Тебе нужно уехать, – упрямо твердила она, – они хотят тебя убить.
Он бережно погладил ее по волосам. Услышал, как щелкнул фотоаппарат. Морзоне, подкравшийся к ним, сделал очередной снимок.
– Хороший ракурс, – нагло заметил он.
Дронго напряг мышцы, собираясь шагнуть к нему, когда Морзоне испуганно шарахнулся в сторону. Дронго покачал головой.
– Такое ощущение, что вас всех выращивают в одном инкубаторе, – сказал он.
– Теперь известный эксперт начнет свое очередное расследование, – криво улыбнулся Морзоне, – посмотрим, как именно вы будете работать.
– Уйдите, подлый вы человек, – попросила Мадлен.
– Надеюсь, на этот раз иска не будет, – нагло уточнил Морзоне, обращаясь к Дронго, – ведь все можно объяснить нештатной ситуацией. Вы пытались успокоить несчастную женщину сразу после взрыва.
– Пошел вон, – беззлобно произнес Дронго.
– Он прав, – сказала, улыбнувшись сквозь слезы, женщина, – вы могли меня успокаивать после такого взрыва. Я думаю, ваша супруга не будет ревновать. Как и мой муж. Слишком много убитых и раненых.
Даже в такую минуту она оставалась замужней женщиной, которая думала и о своей репутации. Он усмехнулся.
– Надеюсь, что моя супруга не узнает, что я был в этом отеле в момент взрыва, – пробормотал Дронго, – хотя все может быть. Но я меньше всего думаю сейчас о том, как я буду перед ней оправдываться. Меня больше волнует, кто за этим стоит.
Он увидел разговаривающего по телефону Яана Схюрмана. К его удивлению, голландец вообще не пострадал, словно его не было в зале во время взрыва, хотя он должен был сидеть в первом ряду. Даже его одежда была чистой. На ней не было никаких следов пыли. Дронго нахмурился. Нашел стул, на который усадил Мадлен, и подошел к Схюрману. Тот закончил говорить, убрал телефон в карман и взглянул на Дронго.
– Что-то хотите узнать? – спросил он.
– Где вы были во время взрыва? – уточнил Дронго.
– У себя в номере, – пояснил Схюрман, – как раз поднялся наверх, чтобы зарядить свой телефон. Увидел, что батарея разряжается. Этот аппарат, похоже, спас мне жизнь.
– И вас не было в конференц-зале, – понял Дронго.
– Не было, – подтвердил Схюрман, – именно об этом я и говорю.
– Кто, по-вашему, это мог сделать?
– Разве непонятно? – усмехнулся голландец. – По-моему, здесь как раз все ясно. Если еще раз попытаются обсуждать, как расширить уже ставший безразмерным Евросоюз, то в следующий раз взорвут весь отель. Всем уже надоели эти заунывные речи о единой Европе. Какая, к чертовой матери, единая Европа? Польский водопроводчик и греческий танцор, португальский крестьянин и немецкий бюргер. Что у них может быть общего? А мы продолжаем принимать все новые и новые страны, окончательно дискредитируя идею Европы.
– Вы считаете, что у единой Европы есть такие радикальные противники? – понял Дронго.
– Безусловно, – кивнул Схюрман. – А вы как хотели? У нас в Голландии уже нельзя ходить по улицам городов. Только цветные и ходят. Либо цветные, либо мусульмане. Такое ощущение, что белые женщины уже не рожают детей. Про Германию я вообще не говорю. Там два основных языка – турецкий и русский. Попробуйте пройтись по немецким городам, вы услышите на улицах только эти два языка. В Великобритании пригороды начали напоминать индийские и пакистанские мегаполисы. А самое печальное положение во Франции. Шесть миллионов мусульман. Уже сейчас понятно, что довольно быстро, где-то через полвека, эта страна, бывшая опорой Европы, превратится в мусульманский анклав. И мусульманские депутаты достаточно скоро будут заседать в парламенте этой страны. Бородатые, небритые, дурно пахнущие мужчины и одетые в платки женщины. Вот тогда я посмотрю, как она будет провозглашать вечные ценности Французской революции и Французской республики.
