Александр Афанасьев - Сожженные мосты Часть 5
В тот же день в столице Афганистана Кабуле взбунтовались части королевской полиции, вместо того чтобы усмирять массовые волнения – они сами вышли на улицы с оружием, начли нападать на британцев и британские учреждения, поджигать их. К вечеру по всему городу уже шли уличные бои.
* КАМ – афганская служба безопасности при короле
** Прим автора – король Афганистана Гази-шах был пуштуном только наполовину, а наполовину – хазарейцем. По афганским меркам это очень плохо.
*** Да, да… Тот самый Раббани. И про его слабость к детям – тоже правда. Он учился на теологическом факультете Кабульского университета и в нашей жизни, но потом его выгнали. Он говорит, что за противодействие властям, но на самом деле – за изнасилование детей.
**** умма – мусульманская община
***** бача – мальчик, паренек. Из-за скотского отношения к женщинам и из-за практики гаремов, женщины в Афганистане были доступны далеко не всем, и поэтому распространено было сожительство с несовершеннолетними мальчиками. Гомосексуальных педофилов называли бачабозами, но это слово не имело ругательного смысла.
****** Лойя Джирга – собрание вождей всех племен Афганистана, высший орган власти страны. Говоря это, британский генерал обнаруживает свое невежество и незнание местной обстановки. Священную войну – джихад – имеют право объявлять только авторитетные мусульманские богословы, но никак не Лойя Джирга.
******* Хашишины или ассассины, они же "люди старца горы" – древняя мусульманская секта убийц, фактически – одна из первых террористических организаций. Слово "хашишин" имеет корень "хашиш", "гашиш" – потому что вовлеченным в эту секту давали гашиш чтобы они увидели своими глазами рай.
09 июля 2002 года
Станица Вешенская, Область войска Донского
Железнодорожный вокзал.
Всколыхнулся, взволновался
Православный тихий Дон
И послушно отозвался
На призыв монарха он
Отгуляли еще вчера, сегодня пришло время провожать. Состав на станцию обещали подать ровно в девять ноль-ноль, но еще в семь, к станционному зданию, новому совсем, казаками и выстроенному стали подтягиваться казаки. Мобилизуемые выделялись серо-зеленым, пятнистым камуфляжем, рюкзаками и оружием, казачки надели нарядные, выходные платья, тот тут, то там – черные с красным парадные мундиры – отцы, а у кого и деды. Собрались на станционной платформе, кто-то магнитофон включил с песнями казачьими, кто-то уже и в рев, хоть силой отдирай, кто-то – с друзьяками стоит, о своем гутарит, в сторонке и старики – у них свой разговор. Шум, плач, многоустый, встревоженный разговор.
Мобилизация…
– Ты пирожки то съешь, которые сверху, они с картошкой! А сладкие можешь и потом съесть, они не испортятся….
– Да понял, я, понял…
– И с рыбой тоже съешь!
– Ну, вот что… Наказываю наперед, если узнаю что хвост набок – запорю как вернусь.
– На себя посмотри! Кобелина! Смотри, если пропишут, что ты там с какой… паненкой спутался… вернешься в пустой дом!
– Да ладно тебе…
– Да не ладно! Истинный крест к родителям уйду и детей заберу! Лучше жалмеркой* жить, чем с таким кобелиной!
– Но, будя!
– И без будя уйду!
– Гутарят, прошлый раз как было – так казна за несжатый хлеб платила.
– Дурик ты, это боевые платили.
– Ага, а потом на круге из-за них в драку.
– Дураки были, потому и в драку.
– А где справедливость, кто хлеб таки сжал – заплатили, и у кого он под зиму ушел – тоже заплатили.
– Гутарят тебе, чугунной голове – боевые платили. Их зараз не за хлеб платят, дурья ты башка…
– Ага, а где справедливость…
На самом краю бетонной станционной платформы стоят двое, по виду – отец да сын. Сын – под два метра вымахал, здоровый молодец, открытое, крестьянское лицо, буйная повитель пшеничных волос, лихо закрученные усы, большие крестьянские руки, с которых ничем не смоешь въевшуюся в них смазку да солярку. На добром молодце – уставной казачий камуфляж, десантные, прыжковые ботинки, на рукаве – знак гвардии, значит срочную ломал в гвардейском полку. Большой зеленый рюкзак, тоже уставной, заботливо собранный явно женскими руками, сбоку приторочено короткое, с пистолетной рукояткой помповое ружье – деревянные части уж потемнели от старости, воронение тоже кое-где стерлось. За спину у доброго молодца – лихо закинут легкий пулемет – переделанный РПД с коротким стволом, складным прикладом и передней рукояткой, пулемет кажется совсем маленьким на могучей казачьей спине.
Отец – кряжистый, с проседью в темных волосах бородатый казачина, в парадной черно-красной форме с лычками старшего урядника – прячет глаза, чтобы сын не увидел в них беспокойства и страха, от нервов похлопывает нагайкой по парадным, вычищенным до блеска кавалерийским сапогам.
– Ты вот что, сын… – глухо говорит он, подбирая слова – ты меня послухай…
– Да знаю я все батя – служил же.
– А и еще послухай! – вскипает отец – много ты понимаешь! Я там еще в восемьдесят первом покувыркался, и Егория** оттуда привез! А как вы сейчас служите – это так, баловство одно! Вот раньше служили – так служили, к ночи в койку без ног падали! А вы – так и норовите по самоволкам, сукины дети!
– Ну буде, батя… Слухаю я.
– Вот и послухай отцов наказ. Паны эти – дюже хитрые, они бой не принимают. Либо на дорогах поймать норовят – магазин выпустят и в сторону, попали – не попали – неважно. Либо в городах, в станицах… пропускают до центра, а потом начинают… со всех сторон долбить. А вы по своему делайте. Как едете куда – ни в коем разе в тентованную машину не садись, тент снимайте, и садитесь лицом к бортам, если в закрытой там – ствол в окно и зараз готов будь. Как только что – сразу из всех стволов, плевать на уставы, паны такого обращения не любят и сразу бегут. А если вас куда зачищать пошлют – делай так. Заранее разбейтесь со станичными на группы, человека по четыре в каждой. Как входите – к броне не жмитесь, если начнется обстрел – первым делом броню обстреливать начнут. Если броня по улице идет – вы ее по обе стороны прикрывать должны, каждый дом зачищайте, не ленитесь. Степка Котов с тобой едет, добрый казак, сосед – вот с ним в пару и становись. Двери открывай только с веревкой, потому как растяжка там могет быть, ничего не бери, свет в доме не включай, ежели телефонировать начнет кто – тоже не бери, так в свое время Маныцкова разорвало, телефон взял – и с концами, хоронили в закрытом гробу. Двое чистят, двое прикрывают, на соседнем доме меняетесь, и так пока каждый дом не просмотрите. Понял?
– Да понял я, понял, батя… С кем жать то будете?
– А Мишка и сядет.
– Ему ж тринадцать. Нельзя.
– Нехай за рулем сидел уже, ничего не будет. С поля на элеватор доехать – невелика хитрость. А может, и ты поспеешь, хлеб нонче добрячий уродился…
Отец вздыхает.
– Может и поспею… Ты, батя, я тебе говорил – там с зажиганием что-то не то. Перебрать бы надо.
– Переберем…
Отец хлопает по карману – и снова что-то вспоминает.
– Да… чего не сказал… как приедете – держись вместе со станичными и так и воюйте. Вы с детства друзьяки, без слов друг друга понимаете, на войне это первое дело. И вот еще что… ты, я знаю, казак лихой – но на передок не лезь, не азардуй***. Ты стреляешь дюже хорошо, если случится – так ложись, и с дальних дистанций шей, прикрывай остальных. И опасайся – там стрелков хороших дюже много, оружие у них хорошее. Не лезь в пекло – но и труса не празднуй. А с панами, если вас вместе с панами сведут, пусть они вроде, как и за нас – в одной хате даже не ночуй, и спиной к ним не становись! Нет там друзей!
– Да понял я, понял…
– И вот еще. Ты… если надумаешь сюда шановну паненку какую привезти, так знай наперед – на круге запорю!
Отец хмурится
– Так дядя Митрий…
– Цыц! – снова вскипает отец – старших обсуждать! Дядя Митрий отродясь без царя в голове живет, он младшим был, а я старшим, вот все розги мне и доставались. Зато я человеком вырос! Сравни, как он живет, и как мы. Тем более – здесь девки есть, одна другой глаже, вон та же Манька тебе утирку расшила, а ты не взял.
– Да нужна она мне… Она в ширину больше чем в высоту.
– Зато дочь наказного атамана, понимать должен! Впрочем, если не люба – неволить не буду. Девок много и без нее, да и мы не побираемся… Но с какой паненкой приедешь – запорю, вот тебе истинный крест.
Отец снова о чем-то думает, хлопает плеткой по умасленной, блестящей коже сапог
– И вот что, сын… Батя твой с того мятежа Егория привез за храбрость, а прадед твой, за Вторую Отечественную да за замирение полный бант**** имел. Так и ты… не азардуй… но и не позорь седин стариков, и род наш не позорь. Казаки не отступают.
