Кирилл Шелестов - Жажда смерти
— Приезжий, — высокомерно ответил Косумов. — Позавчера из Парижа вернулся.
Как все кавказцы, он, видимо, не выносил намеков на свое происхождение, считая их оскорбительными. Ему хотелось выглядеть европейцем. Впрочем, в России все этого хотят, включая прокуроров.
— А правда, что мы самые красивые во всем мире? Ну, я имею в виду, русские девушки, — тут же встряла одна из Ольгиных подопечных, бойкая крашеная блондинка. — У меня подруга встречалась с одним итальянцем. Он к ней сюда приезжал. Замуж звал. Он говорил, что в Париже все женщины страшные. И никогда не красятся. А итальянки вообще под мышками не бреют. И готовить не умеют. Поэтому иностранцы хотят жениться только на русских девушках. Правда, да?
Почувствовав себя в зоне женского интереса, Косумов сразу распрямился и принял тот небрежно-покровительственный тон, который был ему свойствен в общении с противоположным полом.
— Я на француженок вообще не смотрю, — важно проговорил он. — С ними скучно.
Про себя я предположил, что француженкам, в свою очередь, с ним тоже было не очень весело. Хотя бы потому, что вряд ли они умеют разговаривать по-русски, а он иных иностранных языков явно не знал.
— А мне еще рассказывали, — продолжала девушка, — что иностранки очень плохо одеваются. Юбок коротких не носят, каблуков...
Похоже, она готова была трещать без умолку, не оставляя пауз для ответов на свои вопросы. Обращаясь к Косумову, она крутилась всем своим худым корпусом. Он даже чуть передвинул бокалы, чтобы она их случайно не опрокинула локтями.
По моей классификации, она относилась к типичным мартышкам, на которых я обычно времени не тратил. Две другие, в черных свитерах и джинсах, обтягивающих их впечатляющие формы, и стоптанных сапогах, были юными коровками. Они дичились, перешептывались, то и дело вдвоем выбегали в туалет и много ели, игнорируя ножи и держа вилку в правой руке, как держат ложку.
Вообще, поставляемый Ольгой контингент в целом делился на три категории: коровы, мартышки и крысы. К коровам относились деревенские девушки, приехавшие в город на учебу или заработки, и обитательницы рабочих окраин, их возраст колебался в пределах восемнадцати — двадцати лет. Поддерживать разговор с ними было невозможно, поскольку свою лепту в беседу они вносили нечленораздельным мычанием. Книг они не читали, жили на съемных квартирах, работали где-то продавщицами, тупо смотрели мыльные сериалы, перебивались с картошки на макароны, из развлечений практиковали походы в кино и в «Макдоналдс».
Мартышки, как правило, представлялись студентками коммерческих вузов, хотя чем они занимались в действительности, не знал никто. Включая, кажется, их самих. Они были вертлявы и утомительны. В повседневной жизни они не вылезали из ночных клубов, знали наизусть все песни из отечественных хит-парадов, мечтали стать фотомоделями или хотя бы попасть в участницы реалити-шоу. Не успев сесть в вашу машину, они тут же врубали музыку на полную мощь и, перекрикивая рев колонок, спрашивали, двигаются ли у вас сиденья, можно ли здесь курить, как открыть окошко и есть ли у вас жевательная резинка.
В отличие от тех и других, крысы вели себя с достоинством, поскольку успели побывать чьими-то подругами, съездить на отдых в Турцию, Египет или Эмираты и вкусить прелести шикарной жизни с каким-нибудь бандитом или мелким коммерсантом. На память о большой и страстной любви она носили пару стодолларовых колечек. Они вполне прилично одевались, разбирались в ресторанном меню и могли поддержать разговор. Короче, крысы знали себе цену и были настроены на долгие серьезные отношения, которые начинались минимум от двух тысяч долларов в месяц.
Для мартышек пределом мечтаний была тысяча. Наиболее удачливым мартышкам со временем удавалось перейти в разряд крыс. Зато коровы выгодно отличались от тех и других умеренностью своих запросов.
Мартышка наконец притомилась и занялась едой.
— На психолога учитесь? — вежливо поинтересовался я у нее.
— Как вы догадались? — удивилась она.
Собственно, я и не догадывался. Я не берусь утверждать, что все психологи — проститутки. Но все встреченные мною начинающие проститутки имели дипломы психологов. Возможно, они считали, что это помогает им разбираться в людях. Хотя я не представляю, кто еще так плохо разбирается в людях, как проститутки. Вероятно, только психологи.
— Я хочу еще второе образование получить, — опять завелась мартышка. — Менеджером буду по маркетингу. Или иностранный язык выучу. Чтобы за границей работать. У меня одна подруга...
— Да закрой ты рот! — не выдержал Боня. — Дай тост сказать.
Он поднялся с бокалом.
— Девчонки, я хочу выпить за нашу встречу. За то, чтобы такие события случались в нашей жизни чаще...
Дальше Боня понес высокопарную чушь, от которой у меня сводило скулы и которую в провинции мужчины неизменно произносят, как только окажутся в обществе случайных женщин, очевидно, считая это комплиментом.
— Ты его ударил, правда? — вдруг прошептал Владик, наклоняясь к моему уху.
Я удивленно посмотрел на него. Его синие глаза горели мальчишеским восторгом.
— Я Косумова имею в виду. Ты же ему врезал!
— Да нет, — осторожно ответил я. — С чего ты взял?
— Врезал, врезал, не отпирайся, — горячо шептал Владик. — Я и сам хотел ему вмазать, когда он деньги бросил. Только я драться не умею.
Последние его слова прозвучали совсем ребячливо. Я почувствовал к нему симпатию.
— Этому нетрудно научиться. Ты можешь взять тренера по боксу или восточным единоборствам, — предложил я. — Не обязательно же ходить в групповые секции.
— Да времени нет, — с сожалением заметил Владик. — До конца года все расписано. А в январе обязательно начну. Я с детства хотел. Но меня родители в музыкальную школу отдали.
— Меня тоже записывали, — признался я. — Но я в бокс ушел самовольно. Такие скандалы дома были! Матушка до сих простить мне не может обманутых ожиданий.
— А ты кто по гороскопу? — неожиданно спросил он. — Должно быть, земной знак. Телец, наверное.
— Ты веришь в гороскопы?
Владик смутился, как будто я поймал его на слабости.
— Я бы сказал, что я прислушиваюсь к астрологии, — принялся объяснять он. — С ней все не так просто. Недавно группа ученых из Сорбонны под руководством известного академика закончила многолетнюю работу на тему «Влияние планет на судьбы людей». Исследовали, кажется, около пятидесяти тысяч биографий на протяжении десятков лет. Труд получился огромным, в несколько томов. Но основные выводы можно изложить в двух строчках. Первая: для выдающихся людей расположение планет в момент их рождения играет важнейшую роль. Вторая: для обычных граждан не имеет значения, под какой звездой они родились. В этом смысле астрология очень похожа на физиогномику.
— А ты и физиогномикой увлекаешься? — я невольно улыбнулся.
— Конечно, — ответил он серьезно. — Приятно же с первого взгляда распознавать, с кем имеешь дело. Беда тут в другом. В качестве примеров в физиогномике приводят лица гениев. Это не очень корректно. Потому что лица гениев необычны. Они несут печать их таланта. А вот попробуй прочитать лицо человека из толпы. Не читается! Пустое оно. То же самое в астрологии. Допустим, в момент рождения Александра Македонского или Чингисхана планеты стояли так-то и так-то. Но сколько людей еще родилось в этот момент? Тьма. Точное число неизвестно. И никто из них судьбу Александра Македонского не повторил.
— Какой же вывод? — поинтересовался я.
— Ну, выводы-то каждый делает сам, — ответил он уклончиво. — Я же говорю, у меня своя теория. Ты лучше заезжай ко мне в офис, мы поболтаем. Если, конечно, интересно. Ой, — спохватился он, — нас же ведь так и не представили.
Он порылся в сумке, достал свою визитную карточку, написал номер своего мобильного телефона и протянул ее мне.
— Владислав Ефимович Гозданкер, — прочитал я на карточке. И оторопев, уставился на него: — Так ты сын Ефима, что ли?
— Ну да! — воскликнул Владик с каким-то раздражением. — Я его сын! Он мой отец. Ну и что теперь?
— Я не имел в виду ничего плохого, — поспешно проговорил я, поняв, что нечаянно задел его за живое.
— Да я знаю, — вздохнул Владик. — Просто меня все замучили этим вопросом. Каждый раз одно и то же. А я, между прочим, своего отца раз в пять лет вижу. Мы с ним не поддерживаем отношений. У него свой бизнес, у меня — свой.
6
— Потанцуем? — услышал я голос Дианы.
Зеленые глаза смотрели на меня в упор с насмешливым вызовом. Звучала плавная, томная мелодия. Я молча поднялся и повел ее к площадке перед оркестром. Боня, подхватив в охапку Ольгу, ринулся за нами и, задорно сверкая очками, принялся выделывать с ней немыслимые па не в такт музыке, но к удовольствию посетителей.
