Евгений Коршунов - Операция «Хамелеон»
Женщина, лежавшая в ногах у умирающего, вдруг опять издала страшный, отчаянный вопль. И Петр почувствовал, что теряет власть над собой: он не мог вот так стоять и ждать, пока человек умрет у него на глазах. Он не знал, что нужно делать, но ничего не делать он не мог. Он шагнул к умирающему, нагнулся над ним... Вот он и укус — две маленькие ранки на руке, чуть пониже кисти, два аккуратных, запекшихся отверстия.
И, не отдавая себе отчета в том, что делает, Петр резко рванул подол рубашки умирающего, с треском оторвал длинную полосу материи, туго перетянул безжизненную руку около плеча.
Раздумывать было некогда: он много раз читал, что нужно делать в таких случаях. Он сорвал нож, прикрепленный к поясу охотника, и быстрым движением сделал крестообразный надрез в месте укуса. Затем крепко сжал руку гвианиица у плеча и повел кольцо пальцев вниз к кисти, стараясь, чтобы из раны полилась кровь. А когда алые капли выступили, он поднес руку умирающего к своим губам... и внезапно почувствовал сильный рывок, отбросивший его в сторону.
— Сумасшедший!
Бледный австралиец стоял между ним и умирающим.
— Это тебе не укус европейской гадюки. Здесь Африка!
Он сунул руку в задний карман своих шорт, вытащил оттуда плоскую металлическую коробочку и извлек из нее шприц...
Петр, в оцепенении сидя на земле, смотрел, как австралиец умело сделал укол в плечо охотника и отбросил шприц в сторону.
— Все, — сказал он, поймав взгляд Петра. — Теперь будет все о’кэй, если только мы не опоздали...
Он отвел глаза и посмотрел на металлическую коробочку, которую положил рядом с охотником, поднял ее, открыл и... захлопнул.
— Одна доза осталась. Еще на один раз, — усмехнулся он и сунул коробочку себе в задний карман.
Охотник застонал, шевельнул губами. Роберт облегченно вздохнул.
— Пошли, поезд уже прошел.
Петр ухватился за руку, протянутую ему Робертом, и встал на ноги.
— Скорее, — раздраженно бросил ему австралиец. — Как только они поймут, что он будет жить, нам отсюда не вырваться до завтрашнего утра. А я терпеть не могу здешних выражений благодарности!
Он решительно пошел прямо на толпу, и толпа молча расступилась перед ними.
Взбираясь по откосу шоссе, Петр думал: «Интересно, вытащил бы он шприц, если бы я сдуру не полез отсасывать яд? И кого он этим спасал — меня или охотника?»
Он спросил об этом австралийца, когда они уже были в машине.
Тот только хмыкнул в ответ. И Петр почувствовал, что его спутнику неприятно вспоминать о том, что случилось у хижины под манго.
— Сейчас мы будем в Огомошо, — небрежно бросил Роберт. И Петру опять показалось, что в этой небрежности была нарочитость.
Австралиец сбавил скорость, свернул в пыльный и тесный переулок между глиняными хижинами, крытыми бурым от ржавчины железом, потом еще в один, и они выехали на большую площадь, уставленную рядами дощатых прилавков под навесами из циновок рафии.
— Здесь мы остановимся позавтракать. Ты ел когда-нибудь жареный ямс?
Петр отрицательно покачал головой:
— А что это такое?
— Сейчас увидишь. Отличная вещь.
Они вышли из машины, и сразу же их оглушили крики торговок.
— Кастама... Чип! Чип! Маста, иди сюда...
— Покупатель! Дешево! Дешево! Очень дешево!
Со всех сторон к ним кинулись толстые «мамми», потрясая живыми курами, связанными за лапы, гирляндами сухой рыбы, тыча прямо в лицо расписные миски с яйцами, жареное мясо, нанизанное на палочки, кошелки с помидорами.
Петр растерялся от этого натиска, но Роберт был к нему уже привычен.
— Потом, потом! В следующий раз! — говорил он и шел, спокойно раздвигая торговок, весело улыбаясь, прямо к рядам, откуда доносились запахи жареной пищи.
— Побудь у машины, — крикнул он Петру, заметив, что тот никак не может вырваться из окружившей его толпы торговок, назойливо предлагавших свою снедь, — я сейчас вернусь.
И действительно, вернулся он почти мгновенно, неся в руках две эмалированные, расписанные красными цветами белые миски, наполненные золотистым жареным ямсом.
Это было похоже на крупные куски жареной картошки и пахло так же. Здесь же, в мисочке, с краю было налито немного подливы — ярко-красной, издающей острый запах.
Следом за австралийцем шли два улыбающихся во весь рот мальчика. Один тащил две низенькие деревянные табуретки, другой — бутылки пива «Стар» со стаканами, надетыми на горлышко. Стаканы весело позвякивали в такт шагам.
Торговки, видя, что выбор уже сделан, деликатно отступили.
— Осторожней с подливой, — посоветовал Роберт. — Это красный перец — к нему надо привыкнуть. Да и не каждому это удается.
Однако сам он набрал на кусок мяса изрядно подливы и сунул все это в рот. Петр последовал его примеру, и... словно пламя вспыхнуло у него во рту, из глаз брызнули слезы, горло перехватило, он почувствовал, что задыхается.
Мальчишка, державший пиво, поспешно сунул ему в руку полный стакан. Петр отпил и принялся хватать воздух ртом.
— Сорри, са, — вежливо сказал мальчишка, выражая свое сочувствие.
Петр залпом выпил весь стакан. Мальчишка сейчас же наполнил его, что-то сказал на своем языке приятелю. Тот со всех ног кинулся туда, откуда только что притащил стулья. Буквально через несколько мгновений он вернулся, неся еще две бутылки пива и бумажный кулек.
— Вот это сервис! — подмигнул Роберт Петру и щелкнул пальцами. — Видал, что значит изучать клиентуру? Эти парни сразу же сообразили, что двумя бутылками мы не ограничимся.
Мальчишка протянул Петру бумажный пакетик, вытащил из кармана железку и приложил ее к пивной пробке. В глазах его было выжидание.
— Давай! — кивнул ему Петр, рот которого до сих пор все еще пылал.
Он развернул пакетик. Там был жареный арахис, сверкающий кристаллами крупной соли. Роберт протянул руку и, взяв целую горсть, высыпал орехи в рот. Петр сделал то же самое: в пакете оказалось ровно две горсти.
Он хотел было скомкать и выбросить бумажку, как вдруг ему бросились в глаза буквы, набранные крупным, неровным шрифтом. Листовка, самая настоящая листовка! И начиналась она обращением: «Т о в а р и щ и!»
Петр поспешно стряхнул остатки орехов и, разгладив листок, стал читать. Это был призыв к фермерам поддержать готовящуюся всеобщую забастовку. Примитивным английским языком объяснялось, почему рабочие бросают работу, хотя в стране безработица. Листовка рассказывала, что одни в Гвиании имеют все — деньги, дворцы, даже собственные церкви. Другие же живут по двадцать человек в комнате, за которую отдают половину своего заработка и едва ли не умирают с голоду. Крестьян призывали не становиться штрейкбрехерами, не помогать капиталистам душить их братьев в городе.
— Ты читал это? — Петр показал мальчишке листовку.
— Йе, са, — весело сверкнул тот зубами. — Вчера приезжал Стив. На лендровере и с микрофоном. И с ним еще парни.
— Ты знаешь Стива? — с интересом спросил австралиец и прищурился.
— Йе, са, — с недоумением повернулся к нему мальчишка. — Кто же не знает Стива? Сначала они пустили музыку, а когда вокруг собрался народ, рассказали, что люди города хотят заставить богачей платить им по справедливости. А потом раздавали вот это.
Мальчишка кивнул на листовку в руках Петра.
Роберт взял у Петра листовку, молча прочел ее. Потом скомкал и бросил на землю.
— Боюсь, как бы все это не закончилось крупными неприятностями, — раздраженно сказал он.
Петр смотрел, как бумажный комок покатился по красной, утрамбованной десятками босых ног земле.
— Поехали? — Роберт спросил это так неуверенно, будто чего-то ожидал от Петра.
— Поехали...
И вдруг Петра осенило: да ведь они в Огомошо! И он обещал заехать сюда!
Глава 12
Это случилось на вечере в доме Майкла Коладе.
Дом был новый, и стоял он на новой улице, на месте засыпанного болота. Муниципалитет еще не успел установить фонари, и сейчас, по случаю сбора гостей, улица перед домом Коладе была освещена сотней разноцветных лампочек, прикрепленных к забору или подвешенных на проводах, натянутых через пустынный дворик-лужайку.
Петр и Роберт, судя по всему, приехали первыми.
— Мы слишком рано, — сказал Боб. И, заметив удивленный взгляд Петра, поспешил пояснить: — Я же говорил, что если написано «начало в восемь часов», то значит надо приходить не раньше десяти. Таков уж здесь порядок. Хорошо будет, если мы застанем дома хозяев.
Но эти опасения не оправдались. Лишь только Петр и Роберт вошли во двор, как сейчас же навстречу им из кресел-качалок, стоявших на траве, поднялись братья Коладе.
Они были удивительно непохожи друг на друга. Коренастый, плотный крепыш Стив со своим тяжелым, почти квадратным лицом как бы подчеркивал, оттенял болезненную хрупкость брата — высокого, заметно сутулящегося. Лицо Майкла было круглым, глаза тоже, короткие усики делали его похожим на большого тощего кота в безукоризненно сшитом белом смокинге. Петру сразу бросились в глаза тонкие артистические пальцы Коладе-старшего, унизанные кольцами с крупными камнями, нервно мявшие дорогую сигару.
