Лев Гурский - Поставьте на черное
– Я, пожалуй, пойду. Дел еще много, – ответил я.
– Дел и у нас много, – важно произнес амбал. – Президентская безопасность – это тебе не фунт изюма. Это, брат, да…
Пользуясь хорошим, хоть и несколько сонным, настроением амбала, я решился напоследок задать ему тот вопрос, что позабыл задать генерал-полковнику:
– А не далековато ли отсюда до Кремля?
Амбал непонимающе уставился на меня, даже зевать на время перестал.
– Это я к тому, – поспешно продолжил я, – что вот вы здесь, а Президент – там. Ему ведь охрана в любой момент нужна…
Амбал ухмыльнулся:
– Не дрейфь! Здесь только филиал. Усек? А так мы везде. И в Кремле, и вокруг. Нас много на каждом километре. Вся Россия, браток, – наш сад.
Получив такое поэтичное разъяснение, я собрался отчалить. Тем более что у входа в филиал уже становилось тесновато. Пока мы беседовали с зевающим амбалом, подкатили две вишневые «девятки», а следом за ними – сверкающий «Ауди» цвета воронова крыла с затемненными стеклами. Из «девяток» высыпали амбалы, напоминающие моего собеседника, и гуськом скрылись за дверью «Ректопласта» и «Кузи».
– Шел бы ты от греха подальше, – внезапно посоветовал мне вполголоса мой амбал, поглядывая на «Ауди». Оттуда как раз неторопливо выбрался очень высокий, костлявый и абсолютно лысый человек в штатском. Он уже взялся за ручку входной двери, но неожиданно обернулся и посмотрел прямо на меня. В глаза.
Однажды, много лет назад, мне довелось допрашивать знаменитого душителя Кравцова. Того самого, чье «кольцо Кравцова» вошло потом во все учебники по судебной медицине. Говорили, будто этот убийца гипнотизировал жертв, и те сами покорно подставляли ему горло. Я, сопливый стажер МУРа, бабьим россказням, конечно же, не верил. Да и сам Кравцов отнюдь не производил впечатления какой-то гипнотической личности. Был он маленький, довольно полный, говорил тонким голосом и вдобавок избегал смотреть мне в глаза. И только однажды, после моего вопроса, не было ли ему жаль своих жертв, Кравцов вдруг поглядел на меня в упор. Продолжалось это всего две-три секунды, а затем он снова отвел глаза в сторону. Но то, что я заметил, мне запомнилось на всю жизнь. Тяжелую и холодную пустоту – вот что я там увидел. В этой пустоте не было ни злобы, ни боли, ни даже любопытства. Вообще ничего, кроме холода.
У лысого и долговязого человека на крыльце был именно такой взгляд – взгляд палача. А лицо его… Я мог бы поклясться, что лицо этого человека я когда-то видел раньше, очень давно. Или его брата-близнеца, но видел. И даже, по-моему, не один раз. Но вот где и когда? Когда и где? Мне вдруг показалось очень важным это вспомнить, однако память моя явно пробуксовывала.
Я махнул рукой притихшему амбалу, повесил на плечо свою сумку сантехника и двинулся прочь – прочь от крыльца и от филиала. Спина моя немилосердно чесалась: очевидно, человек с глазами убийцы Кравцова все еще смотрел мне вслед. Я, однако, не оборачивался, справедливо решив, что на сегодня приключений мне достаточно. Я уже получил полный набор.
Минут через двадцать я уже с сумкой на плече благополучно спускался вниз по эскалатору. В одной руке у меня был гамбургер с сосиской, в другой – пакетик ананасного сока с соломинкой. Ведь когда проголодаешься, все мысли – только о еде. А значит, хорошая сосиска – самое надежное средство, позволяющее забыть, хоть на время, обо всех земных неприятностях. Простая незатейливая философия. Думайте о горячем душе, о чистой одежде, о хрустящей свежей газете – и даже самые скверные мысли об убийцах со змеиными глазами отойдут на задний план. Проверенная методика аутотренинга. Разработана Яковом Семеновичем Штерном в метро, на Калужско-Рижской линии.
На «Октябрьской» я сделал пересадку, проехал две остановки, после чего влился в толпу возле эскалатора. Наверху мне оставалось только пройти по подземному переходу мимо книжного лотка, свернуть направо и выйти на поверхность неподалеку от своего микрорайона. Я прошел по подземному переходу, миновал знакомый книжный лоток, свернул направо и… И вернулся обратно. Поскольку краем глаза зацепил по дороге две фигуры, маячившие у лотка. Если на твоих глазах совершается гнусность – пусть даже мелкая, копеечная, – стыдно не вмешаться.
Парня, который торговал тут книжками от фирмы «Титус», я знал. Это был совсем еще зеленый пацан, который только в прошлом году закончил школу и с треском провалился на экзаменах в Полиграфический институт. Пацана звали Вадик. Вадик блестяще сдал специальность – цикл иллюстраций к Гофману, но погорел на вступительном сочинении. Четырнадцать ошибок – это был явный перебор; тут даже популярный книжный график Москвичев, набиравший курс, ничем не смог помочь. Вот и приходилось теперь Вадику днем стоять у лотка «Титуса», а вечерами рисовать для «Книжного вестника». В общем, зарабатывать деньги для поступления на коммерческий курс того же института: туда принимали без экзаменов, только бабки плати. Не знаю уж, сколько парню отстегивали за рисунки в «Книжном вестнике», но вот директор «Титуса» господин К.В. Мамонтов точно никогда не баловал своих продавцов высоким жалованьем. Мало того: он делал все возможное, чтобы платить по минимуму. И в запасе у него было несколько подлейших уловок.
Я остановился в некотором отдалении и стал наблюдать за манипуляциями парочки у лотка. Парочка, надо отдать ей должное, работала виртуозно. Пока милая пожилая дама в старомодной шляпке приценивалась к женским романам, выспрашивая у продавца, чем Дебора Смит лучше Памелы Браун, интеллигентный пожилой джентльмен в смешных темных очках рассматривал альбомы по искусству. Ррраз! – и альбом Сальвадора Дали соскользнул в подставленный пакет. Два! – и Босх издания «Алекса» исчез под курткой. Три! – и зияющая пустота на прилавке была умело ликвидирована. Теперь уже никто не догадается, что на этом месте еще полминуты назад что-то лежало. Высокий класс!
Я приблизился к лотку в тот момент, когда милая старушка, сделав-таки выбор в пользу миссис Браун, расплачивалась с Вадиком, а интеллигентный старичок в очках намеревался уходить, так ничего и не купив.
– Здрастье-здрастье! – сказал я Вадику, возникая между старой дамой и пожилым джентльменом и нежно обнимая их за плечи. Нежно, но так, чтобы парочка не смогла вырваться. Со стороны могло показаться, что носатый сантехник-гегемон вдруг решил побрататься с почтеннейшей интеллигенцией. Или – того лучше, – что блудный сын, ходивший в народ, все-таки вернулся на радость стареньким родителям. Правда, в моем случае папа с мамой отчего-то не торопились выражать свою радость и закалывать тучного тельца. Напротив, они тихо попытались вырваться из моих сыновних объятий.
– Здравствуйте… – с удивлением ответил вежливый мальчик Вадик, сперва даже не узнавая меня в обмундировании гегемона. – О-о, Яков Семенович! – Лицо его просветлело. – Это вы с дачи едете, да? – Паренек старался сообразить, на кой черт господин Штерн сегодня так странно вырядился.
Простое имя Яков вкупе с простым отчеством Семенович оказали на каждого из двух моих подопечных разное воздействие: старичок стал весьма энергично для своего возраста дергаться, а старушка, наоборот, прекратила всякое сопротивление. «И это правильно», – подумал я, легонько утихомиривая любителя альбомов. Яков Семенович никогда не бьет ветеранов – разве что какой-нибудь ветеран сам об этом попросит. Частный детектив Штерн уважает старость. Хотя бы потому, что сам не слишком надеется до нее дотянуть. Работа очень нервная.
– Это я с дачи еду, – успокоил я Вадика. Дачи у меня отродясь не было, но не объяснять же сейчас парню все преимущества одежды сантехника в черте города Москвы. Мал он еще и неиспорчен.
– Э-э-э, Яков Семенович… – прохныкал у меня из-под руки пожилой знаток изящных искусств. Он уже прекратил сопротивление и, видимо, решил попробовать со мной договориться. Но я равнодушно проигнорировал его хныканье и сказал, обращаясь только к Вадику:
– Погляди-ка на эту симпатичную пару. Только сейчас продавец книг заметил, что объятья мои – не такие уж дружеские, а выражение лиц у моих подопечных – на редкость кислое.
– А в чем дело, Яков Семенович? – недоумевающе спросил он.
– Хочу тебе представить виртуозов своего дела, – объявил я тоном циркового шпрехшталмейстера. – Филемон и Бавкида. Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна. В миру – супруги Паншины. Пенсионеры, бывшие труженики Союзгосцирка. Та-та-та-та-а-а, – я напел мелодию циркового марша. – Ап! – Жестом Кио я выхватил из стариковского пакета альбом Дали и метнул его на прилавок. От неожиданности бедный Вадик отпрянул и вытаращил глаза. – Ап! – Альбом Босха птичкой вылетел из-под куртки старика Паншина и плюхнулся рядом с Дали. – Только одно представление! Ап! – Из хозяйственной сумки мадам Паншиной высыпалась стопка самых дорогих женских романов: Сандра Питерс в голубом супере с золотом, Диана Скотт в целлофане, Лора Макмастер с тонким серебряным тиснением по коленкору цвета маренго.
