Васил Иванов - Час пик. Кто убил Влада Листьева?
Живая реклама!
И, кстати говоря, бесплатная…
Ясно, что минимальный тираж — тысяч триста, а то и больше.
Короче — то, что надо.
Писатель, прикинув возможные варианты (просто криминальный детектив про убийство журналиста — раз, политический триллер с «интригами» — два и псевдодокументальная проза — три) остановился на последнем, но, как человек опытный (не только как писатель, но и как коммерсант — новый русский, короче говоря), решил проконсультироваться и с Издателем — тем самым, который «вложил в него много денег» (по словам самого Издателя, впрочем)…
* * *Сел за руль, по старой таксисткой привычке выехал в крайне правый ряд и медленно, посматривая на прохожих, покатил в офис.
Глядя, на разбитую, заляпанную глиной дорогу, заглатываемую капотом, Писатель лениво крутил бланку. Что ни говори, a Moskow — не New York, чтобы ездить по этим асфальтовым проселкам, надо даже не профессиональным таксистам быть, а ветераном ралли «Париж — Дакар»…
Тоже, кстати, темка ничего — если бы подвязатъ под чье — нибудь убийство, изнасилование или похищение, то в Штатах бы потянула. Но не тут: тут, в России, надо что — нибудь конкретное.
Как это.
Ну, ничего — сейчас договоримся. Издатель в литературе — полный лопух, но такие очевидные вещи нельзя не понять даже лопуху.
М — да, теперь почти по Пушкину, разговор книгопродавца с поэтом, с Писателем, то есть:
Не продается вдохновенье.
Но можно рукопись продать
Впрочем, и вдохновение тоже можно продать, также, как и Родину — кому — кому, а ему, Писателю, это очень хорошо известно…
Выслушав идею Писателя, Издатель повеселел (видимо, быстро просчитал в уме: минимум триста тысяч, да если максимум по полтора бакса, да минус расходы на типографию, взятки, бумагу, целлофан, смолу, картон, аренду, гонорар и прочее — сколько это будет?).
Боже, как хорошо…
Улыбнулся крокодильей улыбкой:
— Не понимаю только — как ты об этом писать будешь?
— О чем?
— Об убийстве. Точнее — о личности убитого.
— А я уже начал писать, уже десять страниц сегодня утром накатал, — соврал Писатель; писать — то он еще не начал, только прикинул, как и что…
Откуда же тогда те, что утром звонили, об этом знают?
— И как?
— Ну, скорей всего — документальная проза. Псевдо, так сказать, документальная.
— Шерлок Холмс?
— Скорей майор Пронин, — сдержанно улыбнулся Писатель. — Ближе…
— А как это? — поинтересовался Издатель, с трудом соображая, что же такое «псевдодокументальная проза» — слово — то какое — то новое.
— Надо будет поднять документы, просмотреть, как и что было на самом деле, что за кадром осталось, — ответил Писатель, прекрасно понимая, что фраза «как было на самом деле» звучит одновременно и очень убедительно (во щас я вам тако — о–ое расскажу), и более чем расплывчато (мал ли что может остаться «за кадром»?).
— И что?
— И облечь в красивую литературную форму, — профессионально подытожил Писатель.
— А документы — то где возьмешь?
— Ну, не только документы. Как говорят в CIA — есть такой способ «обработки открытых источников информации».
— ?
— Периодика, видеозапись передач с его участием, показания друзей, свидетелей и очевидцев… Можно настричь. А потом — потом меня пригласили на пленарное заседание совета по борьбе с организованной преступностью, — откровенно, чтобы набить себе цену, соврал Писатель.
Ну — ну — будут тебя, таксиста из New York на закрытые заседания приглашать!
Своих таксистов, что ли нету?
Издатель замялся: конечно же, в литературе — полный лопух, но понимает щекотливость и деликатность момента…
— А как ты о нем писать будешь? Что — «дон Влад Листьев, мягко улыбнувшись, произнес: как ты могла обо мне такое подумать! Да я, да она…»
Эта была фраза из последней книжки, какой — то там мелодрамы, рукопись которой Издатель читал на ночь (и по работе, и — для собственного удовольствия, так сказать, надо же приобщаться к знаниям, надо же иметь основания считать себя культурным человеком, не только же бухгалтерские отчеты читать!..)
Видя колебания Издателя, Писатель тут же перешел в наступление:
— А Шекспир, когда писал «Юлий Цезарь» или «Клеопатру» — он что, выискивал в древних манускриптах их точные и дословные фразы? А Золя, когда писал «Саламбо» — что, тоже? А Джованьоли, а Дюма, а вся эта лениниана — что, каждое слово Владимира Ильича, все эти бытовые выражения, вроде «подойдя к окну» тоже подслушали и записали? Хрен там, — поморщился Писатель. — Они это домыслили. И им поверили, потому что домыслы их были очень убедительны. И у Шекспира, и у Золя, и у Дюма…
— Новая реальность? — Издатель иронично посмотрел на собеседника.
— Приблизительно так. Мир будет таким, каким мы его создаем… Поверят, каждому слову поверят. В любом человеке заложена святая и незыблемая вера печатному слову — еще со времен Гутгенберга…
— Смотри, мне тут передали, что один Обозреватель тоже, вроде бы, создает новую реальность…
— Писатель нахмурился.
— Что за он?
— А — а–а, из одной паскудной газетки. Я с его Главным недавно переговорил по телефону — ну, там без тайн, без интриг, без кровавых подробностей, что — то вроде «Знаете, каким он парнем был?..»
— Ну и пусть создает, — равнодушно ответствовал Писатель, — будет два параллельных мира, две, так сказать реальности.
— И обе — новые?
— А почему бы и нет?.. Только моя реальность будет лучше, — со скрытым самодовольством профессионала улыбнулся Писатель.
Еще бы — он знает себе цену. Как по русскому классику Даниилу Хармсу: «Он — Писатель, а ты — Обозреватель…» Говно ты, короче говоря — так, кажется?..
Чтобы литературные критики в один голос заявили о многогранности твоего таланта, надо, чтобы и книга выглядела «многогранной». Профессионализм, интрига, структура, построение, сюжетец покруче, стилистика, язык, книжная графика, etc — «все грани одного кристалла», как в телерекламе «Русского дома Селенга». А из множества граней одного кристалла самые заметные два: карьера главного героя (деньги, приобретения, падения и взлеты, то есть — успех) и личная жизнь (семья, женщины, любовницы; если есть, конечно)… Ну, а между ними еще одна грань, второстепенная, перемычка: отношение ко всему этому окружающих.
Ну, а интрига, структура, построение, стилистика, язык, книжная графика и даже сюжетец покруче — как ни странно, в подобной литературе второстепенное. Главное — сам герой, его личность…
Это Писатель понял сразу: принцип псевдодокументалисгики.
Итак — «обработка открытых источников информации». Вот и прекрасно, с этого и начнем…
В тот же вечер Писатель отправился в библиотеку, и отксерил все, что только удалось обнаружить о Листьеве. На следующий вечер — в Останкино, где за несколько зеленых бумажек с портретами Президента Франклина получил чемодан видиокассет.
Такие вот «открытые источники». Есть, правда, еще и закрытые (то, чего не писалось), есть и слухи, то есть — полуоткрытые, полузакрытые (то, что могло быть написано, а могло и не быть).
Три источника, три составные части, как когда — то, в золотые студенческие времена учил Писатель на журфаке МГУ (когда еще не был писателем).
Но граней — главных — то граней в кристалле всего две.
Первое — карьера. Карьера и все, что с этим связано.
«Добрый гений Останкино, — вспомнились Писателю строки из чьей — то похоронной статьи, — человек, который…»
И, развернув газету (ту самую, о которой ему сегодня Издатель говорил — ну, с Обозревателем), принялся за «обработку»:
…он был остроумен, обаятелен и на удивление скромен: именно таким запомнили его и миллионы телезрителей, и коллеги.
Так, общие фразы, Ничего путного, хотя, и за это, при желании, можно зацепиться.
…никто никогда не знал и не узнает, как много он работал, как много делал. Для нас с вами. Ведь мы, россияне, зацикленные, закомплексованные, злые, ненавидящие друг друга и самих себя, становились добрей, свободней, раскованней… Его «Поле Чудес»…
Короче — понятно: Листьев ассоциируется прежде всего с «Полем чудес». Такая вот новая реальность, — бесплатные призы и подарки, сникерсы и тампаксы…
Писатель не зря жил в Штатах и конечно же знал, что шоу, подобное «Полю чудес», существует и там, только называется иначе — без идиотического намека на сказку про Золотой Ключик. В USA такие передачи называются «квизами». Содрана шоу — программа, целиком и полностью содрана. Поляки вот тоже сделали — «Kola fortuny» называется, «Колесо удачи», то есть, но — честно признались: да, не наш товар, вторичный, лицензионный… Есть в Штатах и своя «Тема» — шоу Ларри Кинга, всеми любимое, всем известное. Так сказать — свободный школьный урок на заданную тему, зрители — ученики свободно сидят, свободно высказываются, руку свободно поднимают…
