Олег Маркеев - Неучтённый фактор
— Лихо, — прокомментировал Дмитрий. — А ведь подъезды у них под охраной и видеонаблюдением. Значит, по крышам добрался. В дождь, между прочим.
Владислав сквозь зубы процедил что-то матерное.
— Что будем делать?
— Ждать, — ответил Дмитрий.
— Когда рассветет, скажешь, чего мы ждали, ладно?
— Шутка?
Владислав не ответил.
В комнату, тихо приоткрыв дверь, заглянула женщина.
— Мальчики, хозяин хаты в себя приходит.
— Наташа, не тупи! Вколи ему еще, пусть побалтеет на халяву, — бросил, не оглядываясь, Владислав.
Ретроспектива
Юрка Садовский, по кличке "Соловей"
Карнаухов страдал бессонницей, заработанной за долгие годы государственной службы. Убрать его ночью было самым оптимальным решением. Ни посетителей, ни свидетелей, ни экстренных выездов на службу. “Обект” гарантировано находится в адресе и был полностью беззащитен. Жил Карнаухов один. Домашних животных не держал. Горничная уходила ровно в девять вечера. В туалет ходил три раза за ночь, как по расписанию, раз в два часа.
Все получилось, как по нотам.
Карнаухов, шаркая домашними тапочками, прошел в ванную. Встал, уперевшись руками о раковину. Тупо уставился на свое отражение в зеркале. Помял мешки под глазами. Зевнул.
В левом боку шаровой молнией взорвалась боль. Раскат грома раскололся в мозгу. Показалось, во всем мире погас свет...
* * *
Стеклорез описал правильную окружность вокруг резиновой нашлепки. Стекло тихо дзинькнуло. В идеально ровное отверстие рука прошла, не задев края. Пальцы нашупали крюк шпингалета.
Надавив ногой на нижний край рамы, Юрка открыл окно. Беззвучно впрыгнул в комнату.
Карнаухов уже затих. Лежал ничком, прижимая левую ладонь к сердцу. Сквозь пальцы обильно сочилась кровь.
Юрка зубами снял перчатку. Наклонился, приложил пальцы к дряблой шее Карнаухова. Вена на шее не пульсировала.
И тут в комнате возник какой-то посторонний звук.
Юрка моментально нырнул за ширму, закрывавшую унитаз. Снял пистолет с предохранителя, и замер.
В большой квартире царила глухая тишина. Источник тревоги находился где-то рядом.
Юрка обшарил взглядом комнату. Огромная ванная, стеклянная колонна душа, корзина для белья, массажный стол и плетенное кресло. Спрятаться негде. Разве что в шкафах, скрытых за зеркалами.
Вдруг опять повторился тот же звук, но уже громче и протяжней. Потом что-то полилось на пол.
Обмякший Карнаухов продолжал опорожнять кишечник, наполняя всю комнату зловонием. Юрка облегченно выдохнул.
Он посмотрел на посеревшее обрюгшее лицо Карнаухова. Старик прожил непростую жизнь, умел вовремя притаиться, если пережил стольких вождей. Теперь на наливавщимся восковой тяжестью лице вся явственее проступало выражнение брезгливой презрительности. С вывернутой посиневшей нижней губы свисала тягучая ниточка слюны. Юрка отвернулся.
Выключил свет в комнате. Подошел к окну. Ухватился за веревку. Дважды дернул. Не успел разжать пальцы, как веревку с силой потянули вверх.
Ретроспектива
Дмитрий Рожухин
Владислав поцокал языком.
— Видал?
— Да. Класс! — отозвался Дмитрий. — Второй на крыше.
— Будем считать, что на подстраховке еще двое.
— Минимум. И оба со снайперскими винтовками.
— Резонно, — согласился Владислав. — Уши нам отстрелят, только сунемся к дому. Вот такая импровизация Бетховена получилась, Диман. Интересно, зачем он так рискует?
— Сейф, — коротко ответил Дмитрий.
Ретроспектива
Юрка Садовский по кличке “Соловей”
Все три стены занимали высокие, под потолок, шкафы, до отказа забитые толстыми фолиантами. Много книг стопками были разбросаны по потертому персидскому ковру. Старик при жизни явно сдвинулся на древнем Китае: куда ни посмотри, всюду фарфоровые штучки. У дальней стены стояла оттоманка, полускрытая за ширмой. Тоже китайской. На черном фоне танцевали белые журавли.
Рабочий стол Карнаухова был министерский, фундаментальный и безбрежный, как статьи бюджета на оборону, со множеством потайных ящичков.
Юрка бегло просмотрел раскрытую папку, лежавшую напротив кресла. Тихо присвистнул. Подумав, положил ее на место.
Сейф был открыт. Юрка покопопался в его нутре, просмотренные папки и отдельне бумаги небрежно сбрасывал на пол. Ообрал одну, самую толстую. Из накладного кармашка на брючине штанов достал черный пластиковый пакет. Сунул в него папку. Приторочал к ремню.
Дело было сделано, пора было уходить.
Он откинул тяжелую гардину и беззвучно распахнул окно.
Дождь тихо барабанил по подоконнику. Где-то на Гоголевском взвизгнула и затихла сирена.
И тут...
Это не был обычный страх. И не привычное чувство опасности; к нему быстро привыкаешь и живешь с ним, главное, не перейти грань, многие срезались — одни вдавались в бесшабашность, другие зажимались, съеживались изнутри — и те, и другие рано или поздно делали ошибки и погибали. Сейчас было другое. Было явственное чувство сжимающегося кольца.
Оно шло отовсюду: от папки, прижатой к бедру, от стен кабинета за спиной, даже привычная и столько раз спасавшая темнота за окном стала непроницаемой, как черное стекло. Она не хотела впускать в себя, укрыть своим пологом от чужих глаз, увести тайной тропкой в безопасное место, тщательно затерев за тобой следы.
Он обострившимся чутьем ощущал исходящую из темноты враждебность. Она предала его, теперь она прятала в своей черной утробе его смерть.
Когда-то Максимов натаскивал его на выработку "чувства врага". Отдавало восточной мистикой, но результат был. Юрка научился шестым чувством, нет, самим нутром чутко улавливать приближение противника.
Макс тогда сказал: «Когда это ощущение сдавит тебя со всех сторон, назовем это "чувство кольца", знай, ты исчерпал свой лимит удачи, настала твоя очередь отдать долг убитым перед тобой. Найди в себе силы и сделай то, что ты должен сделать. Просто настал твой черед умирать, что тут поделаешь».
Юрка отстегнул от ремня короткий фал, перехлестнул через трубу батареи. Кошкой вспрыгнул на подоконник, постоял, прислушиваясь, и мягко толкнувшись, прыгнул в темноту ...
...Не дойдя несколько метров до подворотни, он замер. Впереди была смертельная опасность, он почувствовал это кожей. Еще можно было вернуться назад, чутье подсказывало, что несколько минут у него еще есть.
«Успею, — решил он. — Опять Макс был прав, черт его дери! Ладно, будет вам, гады, подарок на прощанье. Обхохочетесь!»
Он сдвинул сумку на поясе и быстро, хоронясь в тени, пошел назад по переулку.
* * *
Оперативная обстановка
Контроль радиоэфира
частота: 441
время: 02 часа 32 мин.
пеленг: квадрат 12-22 (9)
— "Четверка ", ответь "седьмому".
— На приеме!
— Я его потерял. Где он, видите?
— Пошел назад. Свернул за угол.
— Какого хрена он, как вошь на волоске...
— Я — "первый". "Четвертый” и "седьмой", а ну заткнулись, мудачье!
— " Четвертый" — "первому". Вижу объект! Идет назад.
— Принял. Внимание всем, начинаем. " Второй", перекрыть ему отход. Полная тишина в эфире!
* * *
Опять та же подворотня. Юрка заставил себя сделать шаг вперед.
Как-только поровнялся с черным проемом, впереди в переулке вспыхнули фары. Ослепленный, он инстинктивно метнулся в темноту подворотни, срывая "стечкин" с предохранителя. Рявкнул ревун, и он не услышал хлопка за спиной. В нос ударил приторно-сладкий запах.
«Газ! Ну, суки...» — Юрка хотел развернуться и дать очередь в круговую, но ноги заплелись, и он упал.
Чьи-то сильные руки вдавили тело в землю.
* * *
Оперативная обстановка
Протокол
допроса подозреваемого
(фрагемент)
Вопрос. Назовите себя.
Ответ. Соловей.
Вопрос. Это фамилия?
Ответ. Кличка. Этого достаточно. Остальное узнаете сами.
Вопрос. Напоминаю, что нарушение режима само по себе является серьезным правонарушением. Не усугубляйте свою вину отказом от сотрудничества со следствием.
